Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси - Юрий Максимилианович Овсянников

Берлин, 16 января 1766

Фредерик

Графу Растрелли, в Берлине».

Вежливый и решительный отказ.

Молчаливый лакей в придворной ливрее внес папку с чертежами и рисунками. Король не принял подарка. Не пожелал увидеть архитектора. Программа действий Фридриха проста и конкретна: «…финансы, политика и военное дело должны стремиться к одной и той же цели, которая заключается в укреплении государства и в увеличении его могущества». Барочные дворцы Растрелли в эту систему не вписывались…

В Митаве Франческо Бартоломео поджидало еще одно огорчение. По настоянию сына, герцог Эрнст Иоганн Бирон нанял на службу молодого датского архитектора Северина Иензена.

Еще продолжал Растрелли заниматься украшением интерьеров Руенталя, Митавы, любимых загородных резиденций Бирона — Свэтхоф и Грюнхоф. Еще что-то чертил, рисовал. Но во всем этом уже не было одухотворенности. Точно вынули из художника душу, и двигался, работал, командовал людьми холодный, безучастный человек в мундире обер-интенданта строений герцога Курляндского.

2 февраля 1767 года скончалась от простуды графиня Растрелли, урожденная Walles. И было ей пятьдесят шесть лет и десять месяцев от роду. Похоронили ее на кладбище реформатской церкви 7 февраля в шесть часов вечера «при многих факелах и стечении народа».

Хорошо или плохо, но прожили они свыше тридцати лет вместе. Теперь он остался один. Холодно и неуютно стало в доме. Каждый уходивший день уносил тепло — из дома, из тела. Все вокруг становилось бессмысленным — дворцы, работа, вечера у герцога.

2 марта, ровно через месяц, он поместил в газете «Митавские новости» объявление: «В доме Его Сиятельства господина графа фон Растрелли продаются: хорошая двуспальная железная кровать, карминно-красные итальянские гардины, никогда не бывшие в употреблении, новые ковры на целую комнату. Кроме того, итальянские щиты, каждый из которых произведение искусства, ювелирные и серебряные изделия и дорожная карета на две персоны. Желающих просят обращаться в дом Его Светлости господина графа». По традиции еще дважды — 9 и 12 марта — публикует газета объявление.

Зачем нужны вещи, когда нет больше близкого человека? А вот деньги, вырученные от продажи, нужны. Будущее не сулит достатка. В том же марте зодчий решает еще раз обратиться за милостью к императрице. Благо для прошения есть пристойный повод: строение каменного здания православной церкви в Митаве.

Долгую и сложную историю строения этой церкви подробно изучила и опубликовала латышская исследовательница В. Е. Вилите. Первый проект церкви готовит в конце 1764 года Ф. Б. Растрелли. Потом новые чертежи и смету императрица велит исполнить архитектору А. Ринальди. В конце концов возведение недорогого храма вновь доверено Растрелли. Это последнее творение зодчего. Небольшая одноглавая церквушка не приумножит его славы, но позволяет обратиться с прошением в Петербург. В начале апреля 1767 года курьер увозит из Митавы объемистый пакет с чертежами, сметами и двумя письмами зодчего графу Никите Ивановичу Панину.

Одно строгое, деловое: «Ваше Сиятельство, великая, вижу я, делается мне честь по случаю созидания российской церкви в Митаве, строение которой поручается мне по драгоценному Вашего Сиятельства приказанию. Будьте, милостивый государь, уверены, что я не премину прилагать все возможные от себя старания, чтобы оказать Ее Императорскому Величеству верную мою услугу, будучи от Ее Величества достоен сею Комиссиею.

Принимаю за смелость представить при сем Вашему Сиятельству расписание моих примечаний, два проекта с показанием цены на каждом и Генеральный план всего местоположения, тут должно также быть строения дьячкам и дьякону. Надеюсь я, милостивый государь, что Ее Императорское Величество апробует план под литерой А, на который потребно от 14 до 15 тысяч альбертских рейхсталеров, потому что план под литерой Б потребует больше 25 тысяч рейхсталеров…»

Судя по письму, судьба этого проекта не очень волнует Растрелли. Для него гораздо важнее ответ на второе послание Панину:

«Вашему Сиятельству

весьма известно о понесенных моих трудах через сорок восемь лет, в продолжение которых имел я честь служить от времени Петра Великого всем Монархам, кои после Его в наследие получали Империю Российскую, и как всегда меня удостаивали оказанием своего удовольствия в верной и непорочной моей службе. Получаю я и ныне великие знаки высочайшего Ее Императорского Величества ко мне милосердия, ибо исправно мне производится пожалованная по смерть мою тысячерублевая мне пенсия. Сею пенсию на мою собственную персону весьма доволен, но по смерти моей дети мои останутся в самой крайней нищете; и так пользуюсь отправлением рисунков к Вашему Сиятельству, принимаю я смелость просить Вас, милостивый государь, чтобы благоволили Вы употребить свое предстательство о моей бедной фамилии и упросили бы, чтобы Ея Императорское Величество, отказав мне ежегодную пенсию, соблаговолила милосердием своим мне пожаловать в один раз вдруг двенадцать тысяч рублей, дабы я мог из оной суммы оставить по смерти что ни есть детям моим, кои бы памятовали то благодеяние Империи Российской, которое отец им исходатайствовал.

Ея просил о сем перед отъездом моим, но оное мне тогда отказано, потому что я не имел никого, кто бы постарался о мне, ныне я прошу Вас, милостивый государь, удостойте меня своим покровительством в пользу детей моих, дабы они могли получить сию Ея Императорского Величества милость. Я отнюдь не сомневаюсь, что сия просьба, будучи Вашим Сиятельством подкрепляема, приведет Ея Императорское Величество в жалость о моей бедной фамилии, которая не перестает просить Бога о продолжении лет Ея и дражайшем здравии Августейшего Ея наследника.

Благоволите, милостивый государь, принять сие мое прошение. Бог наградит благополучием дни Ваши за милостивое Ваше предстательство о моей бедной фамилии, которая купно со мной будет вечно благодарна Вам за такое к ней Вашего Сиятельства благодеяние.

С совершенной преданностью и с нижайшим почтением до конца жизни моей Вашего Сиятельства покорнейший и обязаннейший слуга

граф де Растрелли».

Судя по всему, и это прошение осталось без ответа. Неизвестно, ходатайствовал ли Панин вообще. Что ему, опытному и хитроумному политику, занятому своими интригами, какой-то постаревший и устаревший архитектор!

Теперь у зодчего нет никаких надежд. Рассчитывать можно только на самого себя. Вдобавок ко всему Франческо Бартоломео начинает замечать, что некоторые дворяне перестали здороваться с ним. При его приближении замолкали еще только что оживленные разговоры. Недовольство герцогом, его грубостью и эгоизмом бросало тень на Растрелли. Он был ближайшим приближенным ненавистного правителя. Жизнь еще больше осложнялась.

Не ожидая дальнейшего развития событий, 24 февраля 1769 года Франческо Бартоломео Растрелли вновь отправляется в Италию. На сей раз с коммерческими целями. Бывший обер-архитектор решает закупить в Венеции, Флоренции и Милане картины итальянских живописцев, а потом перепродать их в Петербурге. Коммерческое предприятие позволит просуществовать какое-то время без заботы о куске хлеба.

В Митаву он возвращается 25 ноября того же года, когда старый, утомленный Эрнст Иоганн Бирон