К звёздам за артишоками! (сборник) - Андрей Рябоконь

Корнелий Удалов сообразил, что уж если профессору Минцу сравнительно легко удалось вывести синтетических плавающих животных, то изобрести растение – искусственное – Льву Христофоровичу вообще раз плюнуть. И за считанные недели (а, может, и за считанные дни) человечество, без сомнений, будет облагодетельствовано величайшим гением – точнее, результатами его беспримерно титанического труда.

Словно отзываясь на потаённые мысли Корнелия, профессор произнёс фразу:

– …Поскольку принцип тот же, друг мой, решение задачи не за горами! Надеюсь, ты не сомневаешься в моих способностях? И, по сути, различия между растением и животным весьма условно, формально. Те же грибы взять, – Удалов кивнул, поскольку любил брать грибы в любом виде, являясь заядлым грибником, а Минц продолжал, – Сейчас в науке принято выделять их в отдельное царство, стоящее как бы на полпути между растениями и животными. Ведь что есть главное отличие тех от других?

– Что? – машинально переспросил Корнелий.

– Движение, друг мой, способность к весьма активным действиям и движениям. «Двигаюсь, и, следовательно – существую!..» – упомянутое лирическое отступление могло бы стать лозунгом сути самого существования мира животных, к которому, естественно, относятся и создания с наиболее развитым мозгом – спруты, киты с дельфинами, кальмары, некоторые птицы, высшие приматы, и среди них – человек.

Профессор сделал ещё пару гигантских шагов по кабинету, служившему, как правило, кухней, гостиной, столовой и спальней одновременно. Санузел располагался отдельно, хотя в связи с научными требованиями (и спецификой время от времени проводившихся лабораторных исследований) кран с холодной водой над ржавой допотопной раковиной протекал в углу комнаты исправно.

– Конечно, имеются исключения в виде неподвижных животных, тех же кораллов, к примеру, многих моллюсков… Но исключения, как тебе известно, Корнелий, лишь подтверждают общее правило. И как с этим обстоят дела у грибов?

– Как?…

– А так, что грибной мицелий зачастую способен расти столь стремительно (несколько сантиметров в сутки, даже сантиметр в час!..), что вполне может сойти за проявление движения!

– Вот это да!.. – подобная трактовка Удалову понравилась.

– Помимо всего прочего, грибы обладают хитином, идентичным по своему составу хитиновому покрову насекомых (да-да, не удивляйся), продуктом же выделения грибов является мочевина – то есть признак типичный для животных. И что из этого следует?

– Что? – затаил дыхание Удалов – затаил дыхание в предчувствии великого открытия и в предвкушении своей сопричастности к событию безусловно всемирно исторического масштаба.

– Из этого следует, что грибы эволюционно и систематически значительно ближе к животным, чем к растениям. Поэтому, стремясь достигнуть главного – обучить искусственное растение важнейшей способности, способности к фотосинтезу – мы первым делом придадим ему свойство быстрого роста, что в сжатые сроки позволит обеспечить всё человечество на планете продуктами питания. Дешёвыми, заметь, потому что за энергию Солнца пока платить не надо!

– И отступит бедность от развивающихся стран с неразвитой экономикой, низким уровнем жизни, – вслух начал фантазировать Удалов, – и…

Но в эту секунду полёт фантазии космического путешественника и друга великого учёного был прерван самым ужасным образом – из распахнутого окна донёсся боевой клич Ксении, обнаружившей исчезновение мужа, которого она послала за продуктами.

Корнелий моментально изменился в лице, куда-то подевалось счастливое выражение и даже некое разгоравшееся внутреннее сияние. Бочком продвигаясь к двери, он уныло произнёс:

– Ну ладно, Христофорыч, желаю успехов, так сказать, в научной деятельности… Солёных огурчиков привезти? На дачу отправляюсь, погреб надо проверить, всё такое…

– Привези, голубчик, привези, – милостиво согласился профессор, тут же позабыв о присутствии соседа.

Корнелий Удалов, закрывая дверь, слышал позвякивание пробирок и бормотание научного светила, стоявшего на пороге величайшего в истории человечества изобретения.

Рейд на дачу в полупустом рейсовом автобусе – дачники ещё не ринулись на свои огороды, сезон только собирался начаться – завершился противоречиво.

С одной стороны, всё необходимое Корнелий упаковал в сумки, выполнив основную задачу, поставленную перед ним благоверной супругой. С другой стороны, подтопление погреба имело место, чуть огорчив Удалова и заставив предпринять ряд стандартных действий по сведению к минимальному ущербу последствий стихии.

Вернулся он под вечер, сильно уставший. Заснул, что называется, «без задних ног», и об искусственном растении вспомнил только на следующее утро.

Дверь в квартиру Минца была закрыта, что являлось для гения необычным.

Саша Грубин сообщил Корнелию о том, что видел, как профессор в шесть утра бодро вышагивал со двора в неизвестном направлении с объёмистой сумкой в руке и станковым рюкзаком на плечах.

К вечеру Лев Христофорович вернулся из Вологды, закупив недостающие материалы и оборудование.

Утром Саша Грубин огородил по просьбе профессора во дворе, поблизости от куста сирени, участок два на три метра, предназначенный для испытаний.

Обедая, Удалов увидел в окно, как Лев Христофорович несёт что-то в правой руке; в левой легко идентифицировалась обычная садовая лейка. Корнелий, торопясь, быстренько смёл с тарелки остатки вареной картошки, и выскочил, как был, в майке и шлёпанцах во двор, где уже собирались соседи.

Минц в этот момент как раз поливал из лейки рыхлую землю, куда только что, видимо, посадил синтетический зачаток чудо-растения.

И не успела последняя капля драгоценной влаги пролиться на обработанную почву, как дрогнули комочки земли, выпуская на солнечный свет росток тёмно-багрового цвета.

Росток напоминал пластмассовый поливочный шланг и щупальце осьминога одновременно. Через минуту рядом с подросшим щупальцем змеились, вытягиваясь к Солнцу, ещё четыре блестевших щупальца, размерами поменьше и чуть светлее.

Двор заполнялся любопытными; прослышав о таинственном эксперименте, прибыли делегации из соседних дворов. Открыв рты, взрослые и дети наблюдали за движениями увеличившихся в числе щупалец. Самое первое, центральное, достигло высоты куста сирени, возвышаясь над окружающей публикой, и выпустило почти горизонтальные побеги такого же тёмно-багрового цвета. Остальные щупальца как бы вились против часовой стрелки вокруг «ствола», расширяя общий диаметр у основания и чем-то напоминая изящный термитник.

– Лев Христофорович, а почему растение не зелёное? – задался вполне логичным вопросом Удалов.

– Видишь ли, Корнелий, – щурясь и задрав голову, не отрываясь наблюдал за видимым ростом синтетического чуда профессор, – Зелёный цвет означает, что фотосинтезирующие органеллы поглощают, используя энергию, почти все части солнечного спектра – именно почти, но не все. Поскольку зелёная часть спектра не воспринимается, отражается – вот её-то мы и видим, оценивая как зелёный цвет. Ясно?

– Понятно. – сказал Корнелий. – То есть, чем светлее и разноцветнее «дерево», тем больше энергии оно отражает, а чем темнее – тем больше поглощает, я правильно мыслю? То есть, более оправдано экономически?…

– Да-да, вроде того, – рассеянно отозвался Минц, погружённый в свои мысли.

Через час искусственное дерево накрыло своей тенью весь двор. Народ не расходился. На подступах к дому собралась целая толпа. За столом под сиренью строчил в блокноте корреспондент единственной гуслярской газеты, Миша Стендаль. Наконец, проявились представители мэрии.

Начальство пробилось под самую крону (пришлось поработать локтями), и вот тут-то началось: вниз полетели увесистые плоды, напоминающие свеклу и репу одновременно. Они образовались буквально, что называется, на глазах, за считанные секунды. Вот только что на стволах, отделившихся от основного, появились некие вздутия, и вот они уже приобретают почти округлую форму и, подобно футбольным мячам, летят на головы любопытных, на голову начальства.

Становилось совершенно ясно, что навыков игры в футбол (отбивать головой мячи) многие присутствующие напрочь лишены.

Минц крикнул, осознавая, что спохватился поздновато:

– Граждане! Прошу освободить двор! Прошу не мешать проведению важного научного эксперимента! – на что получил сердитое замечание вновь избранного мэра, потирающего ушибленный багровым «мячом» затылок, мол, имеется ли разрешение на проведение научного эксперимента, и кто просчитывал возможные последствия?

Лев Христофорович, как водится, проигнорировал происки врагов прогресса, и, прикидывая вес «мяча», мысленно суммировал возможную урожайность в пересчёте на масштабы сельского хозяйства страны. Даже отрезал ножиком кусочек и задумчиво жевал, оценивая вкус.