Когда впереди – вечность. Книга третья. Ставшая своей чужая жизнь - Лилия Лукина

– И в инкассаторской машине, чтобы не привлекать внимания, поехал к Шифману, – продолжил Берлимблоу. – Отдал ему записи и визитку, на которой был не только номер телефона, но отпечатки пальцев этого Санчеса, и попросил выяснить о нем самом и его хозяине все, что возможно и невозможно в самые кратчайшие сроки. Оттуда я с одной из его сотрудниц поехал домой и объяснил Деборе, что мне и ей угрожает большая опасность и поэтому ей надо будет поехать с этой женщиной.

– И Доба не возражала? – удивилась Маргарита.

– Она папина дочка! – с гордостью произнес Берлимблоу. – Она знает, как я ее люблю и безусловно верит мне: раз папа сказал, что так надо, значит, так надо.

– А как отнеслась к этому Мирра? Неужели не возражала? – удивилась она.

– Мирра до сих пор не знает, что Деборы нет в доме – она слишком занята Вики, – криво усмехнулся Саймон и поправился: – Хотя, сейчас, может быть, уже узнала.

– Самое главное, что девочка в безопасности, а с остальным мы справимся, – с большим облегчением произнесла она и тут же возмутилась: – Почему вы сразу ничего не сообщили мне о Санчесе?

– А что я в тот момент мог бы вам сказать? Назвать фальшивое имя? – хмыкнул Берлимблоу. – Шифман привлек кучу людей и все они работали круглосуточно, а результат этого вы только что прочли. Я и сам получил полный отчет только сегодня днем. Честно говоря, узнав о том, что тут произошло, я даже засомневался, обращаться ли мне к вам.

– Глупости! – возмутилась Маргарита. – Что за чушь вы несете? Какое отношение имеют эти законченные подонки к нашим давним и добрым отношениям? Ни малейшего! И разбираться я буду с ними, а не с вами, потому что вы и сами в этом деле – пострадавшая сторона, и в том, что они такими выросли, нет ни капли вашей вины! – видя, как потупился Саймон, она уже спокойнее спросила: – Что еще вы предприняли?

– Во-первых, я теперь, выходя на улицу, надеваю кевлар, хотя от взрыва машины он, конечно, не спасет. А, во-вторых, я изменил завещание, сделав Дебору единственной наследницей, а опекуном назначил Иосифа, – обреченным тоном перечислил Саймон. – Берлимберам не раз приходилось защищать свои капиталы, опыт есть, так что я в них не сомневаюсь.

– Ну, да, Мэри же дали не только приданое, но и выделили ее часть наследства, когда она выходила замуж, – вспомнила Маргарита. – Разумная предусмотрительность никогда не помешает, но подождите себя хоронить, – попросила его она.

Поднявшись из кресла, она начала расхаживать по кабинету, перебирая в уме все возможные выходы из этой ситуации, а Берлимблоу наблюдал за ней, нервно покусывая губу. «Что же делать? Пожелать, чтобы Хавьер Коррадо, хозяин Санчеса, умер? – думала Маргарита. – Да, кольцо Крейлара его убьет, но что дальше? У него куча родственников и подручных, которые продолжат его дело. Что же тогда? Убивать их всех? Нет, на массовое убийство я не способна. Значит, нужно искать другой выход».

И Маргарита его нашла! Самый простой и наилучший! Она отчетливо помнила каждый день, проведенный тогда в Колумбии, и не боялась что-то перепутать, так что вполне можно было сыграть на их общих с Коррадо воспоминаниях. Тщательно взвесив все «за» и «против», Маргарита решила рискнуть и сказала:

– Итак, Саймон, вариантов три. Первый: вы соглашаетесь.

– Ни-ког-да! – резко ответил Берлимблоу. – Это именно тот случай, когда говорят: «Коготок увяз – всей птичке конец!».

– Вообще-то, я рассуждала гипотетически, – заметила она. – Вариант два: вы отказываетесь. Поскольку об изменении вами завещания никто не знает, их план просчитать несложно. Вам устраивают какой-нибудь не вызывающий подозрений несчастный случай, чтобы ваш бизнес унаследовал Энтони – фигура для них во всех отношениях удобная. Ему предоставляют неограниченное количество кокаина, выплачивают приличную сумму на расходы – уж эти затраты они как-нибудь переживут, и он ни во что не вмешивается, а фактически делами в банке заправляет уже их человек. Они женят Энтони на доверенной девке, а, когда он подыхает от наркотиков, она наследует уже ему и банк окончательно у них в руках. Что можно этому противопоставить. Предположим, чтобы наркоторговцы поняли, что ничего не выиграют от вашей смерти, вы завтра же объявляете семье, что изменили завещание, и они после вашей смерти ничего не получат – скандал оставляем за скобками. Энтони пожалуется Райну, который в этой истории точно замазан, тот доложит по цепочке и убивать вас станет нецелесообразным, потому что вы наверняка все предусмотрели и оспорить ваше завещание невозможно, сколько бы они ни старались.

– Да, вместе с завещанием находятся некоторые документы, которые не позволят это сделать, – подтвердил Саймон. – Но ведь могут убить просто из мести.

– Могут! – согласилась Маргарита. – Колумбийцы – народ горячий, да и наркоторговля с кротостью характера как-то не вяжется. Они считали, что дело в шляпе, а тут такой облом. Полагаю, что жизни на пороховой бочке вы себе и Деборе не желаете?

– Странный вопрос, – хмыкнул Берлимблоу.

– Саймон, я когда-нибудь по собственной инициативе вмешивалась в семейные дела кого-то из ваших многочисленных родственников? – спросила Маргарита, и тот покачал головой. – Правильно! Никогда! А теперь вопрос стоит следующим образом: я вытащу вас из этой истории без малейших потерь, но взамен вы железной рукой наведете порядок в своей семье. Согласны?

– Уж, если я был готов к смерти, то стоит ли говорить о такой ерунде, – серьезно ответил он.

– Тогда у нас остается вариант три: они сами отзывают свое предложение, – просто сказала Маргарита. – Саймон! Представления не имею, как и когда вы будете это делать, но мне срочно нужен абсолютно «чистый» телефон, от которого к вам не приведут никакие следы. Даже малейшего намека на какую бы то ни было связь быть не должно. Я буду звонить людям, даже разговор с которыми скомпрометирует вас окончательно и бесповоротно до конца ваших дней. Я, конечно, понимаю, что время уже позднее, но к завтрашнему утру он у меня должен быть.

Берлимблоу тут же достал из кармана сотовый и протянул ей.

– Можете звонить с этого. Я его держу для очень специальных разговоров, и он никак не связан со мной.

Взяв телефон, Маргарита немного посидела, настраивая на нужный лад, нашла в документах номер телефона Санчеса и набрала его. Когда ей ответили, она по-испански сказала приказным тоном:

– Санчес, немедленно свяжись со своим хозяином! Передай, что с ним хочет говорить женщина, которую он когда-то звал Гритой, а она его – Веро, – но вот голос ее звучал хрипловато, расслабленно и чуть надтреснуто, как у древней старухи.

– Кто вы? – быстро спросил он.

– Неважно, пусть он просто позвонит по номеру, который у тебя высветился. Я жду! – жестко сказала она и отключила телефон.

– Что с вашим голосом? – удивленно спросил Берлимблоу.

– Так надо! – кратко ответила она и не стала пускаться в подробности.

Она сидела, курила, потягивала коньяк и настраивалась на предстоящий разговор, а Берлимблоу тоже, молча, сидел, искоса поглядывая на нее. Звонок раздался только через двадцать минут. Невольно вздрогнув, Берлимблоу схватил сотовый первым. Посмотрев на номер, он облегченно вздохнул – видимо, тот был незнаком ему, и передал телефон Маргарите. Она, чуть помедлив, включила его и спокойно ответила по-испански старческим голосом:

– Здравствуй, Веро!

– Кто ты? – на этом же языке требовательно спросил властный голос и, судя по звуку, тот сотовый тоже был включен на громкую связь. – Только не говори, что Грита – она, наверняка, давно умерла, если ни разу не дала о себе знать.

– Я жива и могу это доказать. Спроси меня о том, что знаем только мы двое, – предложила она.

– Все это ты могла узнать у настоящей Гриты, – возразил он, но все-таки потребовал: – Скажи, как мы обращались друг к другу.

– В Колумбии у меня был датский паспорт, но ты не мог выговорить имя Маргрете, и звал меня Гритой. Отец звал тебя Хави, его друзья – Хавьером, а я – Веро. Твоего отца, Луиса Сольвано, я звала Луи, а он меня – Ритой.

– А как он тебя звал наедине? – спросил Хавьер.

– Колдунья, – не задумываясь, ответила Маргарита.

– А, как я тебя никогда не называл? – не унимался он.

– Мамой. Ты только один раз назвал меня так после того, как я вылечила тебя от лихорадки, но отец шлепнул тебя по губам и сказал, что мама у человека может быть только одна.

– Ладно! Тогда скажи, о чем я ни в коем случае не мог знать, но чисто случайно узнал, – попросил он.

– Ты задал мне трудный вопрос, Веро, – усмехнулась она. – Таких вещей было довольно много – тебе ведь было всего пять лет, и мы не говорили при тебе о бизнесе.

– Это его не касалось, – уточнил он.