Закрытие Америки - Юрий Бриль

– Еще как зададим!

Без Сильвии эта разношерстная компания была бы просто бандой, но с ней ее статус поднимался, и она заслуженно называлась ячейкой революционариев. Как сияли глаза Сильвии, как лихо смотрелся на ней бордовый берет со звездочкой, из-под которого выбивалась грива черных волос, а как она пела про команданте! Я терялся в догадках: милая чика (девочка), тебя-то каким ветром сюда занесло? Выяснилось следующее: как и намеревалась, Сильвия пришла в Боливию. Там, в Ла-Пасе, на центральном терминале, где она коротала ночь, встретила Даниеля и Диего, давних друзей ее брата Себастьяна, которые состояли в анархистской организации «Заговор огненных ячеек». Они часто бывали у них дома, 12-летняя Сильвия лежала под столом и слушала политические разговоры. Себастьяна упекли в тюрьму на длительный срок как участника теракта в Сантьяго, и его друзья пропали из виду. Даниель и Диего пробирались в Перу, они рассказали, что начинается заварушка и самое время тут объявиться, поскольку долг каждого трудящегося – поддержать шахтеров. У Сильвии своих планов не было, и вот она здесь, чтобы поддержать.

Из разговоров я также понял, что, собственно, происходит и в чем причина беспорядков. Оказывается, в Амазонском департаменте Мадре-де-Дьос свирепствует самая настоящая золотая лихорадка, 100 тысяч диких старателей в погоне за удачей ринулись сюда. Кому-то повезло, кому-то не очень, но в целом несанкционированно добытое золото за 2013 год оценивается в 2 миллиарда долларов. Правительство, обеспокоенное тем, что деньги прошли мимо государственной казны, потребовало от старателей объединиться в официально зарегистрированные артели, которые бы несли ответственность за свою деятельность и платили налоги. А для несогласных подготовили закон, по которому несогласным грозило тюремное наказание сроком до 10 лет. Недра принадлежат народу, ответили на то дикие старатели, каждый гражданин имеет право на свой лично намытый золотой кирпичик.

Революционная теория перманентного

геморроя

П

едро взял канистру с чичей, налил в блестящие металлические кружки, точно такими мы вооружились с Серегой в Пунто Аренасе. Если бы не куча стрелкового оружия рядом с кучей свеклы, все бы это походило на обычное бичевое застолье.

– За знакомство! – провозгласил я и прежде, чем отпить глоток, немного пролил на пол – слышал, так делается в индейских племенах в знак уважения к предкам.

– Ты что делаешь, мalakos (дрочило)! – заорал Лукас. Он виртуозно владел этим греческим, никому не понятным словом. Им одним, дополняя известными жестами (показать средний палец, выставить ребро ладони и т. д.), он мог выразить тончайшие переживания и бездну смысла. Выпив содержимое кружки, он подхватил с пола пожухлую зелень петрушки, зажевал, вытер руки о свою автокефальную бороду.

– Хури – большой знаток ритуалов, – заступилась за меня Сильвия, уверенная теперь, что я, как человек силы, владею не только намагничиванием, но и многими другими тайными знаниями.

– Пей, Хури, это настоящая чича, – Хулио тоже меня поддержал, последовав моему примеру, – в нем текла индейская кровь, Икитос – амазонская сельвская глубинка, и о всевозможных древних ритуалах он знал не понаслышке.

Я отпил глоток, посмаковал – слабый, похожий на пиво, напиток – наша бражка, не говорю уж о самогонке, куда забористее.

– Не понял: что значит «настоящая»?

– Это значит, что сделана по старинному рецепту племени шипибо.

– Это как? – я снова приложился, пытаясь уловить тот особый нюанс вкуса, который отличал настоящее от ненастоящего.

– Настоящая чича делается так, – Хулио достал носовой платок, подышал на круглые стекла очков, протер их, – зерна кукурузы тщательно разжевываются, полученная таким натуральным способом суспензия бродит месяц, затем перегоняется. За соблюдение технологии я ручаюсь, потому что эту чичу делала моя бабушка. Ей уже 92 года, но все зубы целы за исключением трех на одной стороне и четырех – на другой.

Настоящая, сделанная по старинной технологии, чича сфонтанировала из меня на мужественное плечо Педро.

– Закусывай, – сказал Педро и пододвинул мне банку консервов – известную мне туну. – Настоящая чича, – поучительно заметил он, – для настоящих парней. – И отодвинулся от меня на случай, если со мной снова случится – как бы это назвал мой культурно образованный дедушка – фридрих хераус.

Выглядеть слабаком в глазах Сильвии было крайне постыдно. Но признаться в брезгливости означало бы оскорбить не только Хулио и его бабушку, но и весь коренной народ Америки.

– Спасибо, Хулио, будет что вспомнить. А не найдется ли у тебя Айяуаски? Мечтал, знаешь ли, попробовать.

– Так просто это не делается. Приедешь ко мне в Икитос, я тебя познакомлю с шаманом-айяуаскером, и ты примешь участие в церемонии, если будешь к тому готов.

– Ладно, договорились, обязательно приеду. – И мы в знак того пожали друг другу руки.

– А что, эй, Хури, как у вас обстоят дела с золотом? – спросил Педро.

– Мы добываем черное золото. То есть – нефть.

– Ну да, слышал. Ну и сколько у тебя черного золота?

– У меня?

– Лично у тебя.

– Ты вот о чем! У нас проблема решена в корне: президент назначил олигархов, и они взяли на себя эту грязную работу – качать нефть и получать за нее бабки.

– Тебя обворовывают – не ясно? Требуй свою долю!

– Куда мне ее?

Допустим, я напишу письмо в правительство и потребую свой, причитающийся мне как гражданину РФ баррель. Каждый может потребовать, а почему нет? И кто бы сомневался, что я получу свой баррель?! Дальше что? Таскаюсь по городу с баррелем нефти, всем предлагаю обменять на баррель подсолнечного масла, на мешок сахара, на ящик мыла, на кило гречки-ядрицы. А никому не нужно, потому что у каждого за спиной свой баррель нефти. Мы это проходили. Помню, в 91-м со мной рассчитались за работу люстрами. Стоял, как елочка, светился – и даже никто не подошел, хотя люстры были сделаны на заводе имени М.И. Калинина по жутко секретной технологии и являлись на поверку уменьшенной копией ракетной установки «Град».

– Я вот что думаю: когда-нибудь они уже нажрутся этой нефти, надышатся этим газом…

– Никогда, слышь, эй, никогда! Такова природа капитализма: нет ограничителя жадности. И запомни: если в стране нет рабочего движения, трудящиеся обречены на бесправие и нищету. А в России, сколько я понимаю, всегда была нехватка революционариев.

– Уж где-где, но только не в России, – возразил Хулио.

– А Ленин? – напомнила Сильвия.

– Скажи, эй, Хури, у тебя есть золотой унитаз?..

– Нет почему-то. Даже не знаю, как без него обхожусь…

– А ведь ваш Ленин обещал, что будет у каждого трудящегося. Поначалу он был революционарием, но потом предал интересы рабочих и проявил себя как империалист. За революцией, как учил Че, следует революция бюрократов. Таков общественный закон.

– Получается, Педро, что в революции нет никакого смысла. Бюрократы неистребимы. Власть бюрократов, как ни крути, – закономерный итог борьбы.

– Ты, эй, Хури, невнимательно читал Че. Смысл революции не в том, чтобы она победила, а в том, чтобы она не прекращалась. Наша цель устраивать империалистам перманентный геморрой, тогда они будут сдерживать свой хищнический инстинкт и не посмеют наступать на права трудящихся. Для Че было хуже смерти переродиться в бюрократа, потому он и не остался в правительстве Кубы после победы повстанцев, а делал революции в Конго и в Боливии.

– И заплатил за это жизнью… Страшная история. Убили, закапывали, откапывали, выставляли напоказ, отрубили руки…

– А что ты хотел?! Революция требует жертв. Знаешь, как умирал Че?.. Это было недалеко отсюда, в боливийском селении Ла- Игера. Его убили без суда и следствия по приказу президента Боливии Рене Баррьентоса. Дергали спички, кому достанется такая честь. Выпало лейтенанту регулярной армии Марио Терано. Слабак, у него дрожали руки, хотя он и накатил стакан виски. «Целься лучше, – сказал ему Че, – я всего лишь человек. – И еще он сказал: – моя неудача не означает, что революция закончена, она начнется в другом месте».