Маленькие истории, возвращающие нас в детство - Павел Петрович Мухортов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О школе он и не вспомнил.
Леха не зашел ни в этот день, ни в следующий, он пропал, не появлялся и дома. Плача, мать расспрашивала всех, кто видел сына в последний раз; насупившись, Володька не сказал о нем ни слова, только после уроков, молча и быстро собравшись, исчез, ходил допоздна, как чумной, по друзьям Алексея, объехал вдоль и поперек город, но никто сообщить что-либо вразумительное о Лехе не мог. В неувенчавшихся успехом поисках винил себя, винил за то, что оставил друга, раздражался по пустякам и уж думал: "Если его нет в живых, то и мне…" – не спал ночь, а наутро, усталый, грустный, потемневший лицом Володька, подходя к классу, услышал звонкий, веселый смех Куницына и рванулся к двери: "Неужели?! Действительно, живой, невредимый, за партой сидел Алексей.
– Ты жив! Слава Богу! – облегченно и как на последнем издыхании кричал Володька, но тут же последовал еще один, дикий крик, тонкий, надрывный, почти истеричный: – Ты! Ты обо мне подумал?! Мать твоя в слезах! Ты идиот! Я город перевернул, сбился с ног! Понял?!
Володька яростно хлопнул дверьми и быстро зашагал прочь от кабинета, слезы сами по себе вырывались из глаз. Догнал его Леха на лестнице: "Володь, извини. Хорошо? Погоди, Володь. Извини, я очень прошу, очень".
– Отстань!
– Ну, Володь, я ж не хотел.
– Отстань!
– Ты что обиделся?
– На обидчивых… сам понимаешь…
– Ну, не дуйся.
После уроков Леха дошел с Володькой до дома, попрощался и хотел было уйти, но задержался и попросил придержать у себя черный кожаный "дипломат", который держал в руках. И необычность просьбы, и его тон, чуть вздрагивающий, смирительный, и эти глаза, по-виноватому опущенные, напомнили что-то Яковлеву, то, что было, когда стоял с Лехой в сыроватом пивном подвальчике в окружении странных ребят постарше; Леха был тогда словно подавлен, унижен, в глазах мелькал страх, и в голосе проскальзывали те же просительные нотки.
"Почему я не могу отказать? Почему он, мой друг, сильный человек, так жалок?" – думал Владимир, смущенный, обеспокоенный и видом Лехи, и тем, что этого явно чужого "дипломата" он раньше у Лехи не видел, но "дипломат" принял.
Вечером его забрал, но не Куницын, а какой-то парень, утверждавший, что от Лехи, взамен он оставил два червонца.
На следующий день перед уроками Яковлев услышал обрывок разговора восьмиклассников, которые возбужденно обсуждали случай воровства в школе.
– Ты украл его? – прямо спросил Володька, когда отдавал Лехе деньги.
–Что?
– "Дипломат". Его искали.
Алексей не стал отпираться и, стараясь не глядеть на Яковлева, оправдывался:
– Мне очень, очень нужны были деньги, но это в первый и в последний раз, Володь. Клянусь…
Половина из "двадцатки" безвозвратно улетела к концу учебного дня, когда широким жестом Куницын кинул червонец продавщице пивного ларька, угощая всех ребят из класса. С приходом Лехи и частенько на переменах забегали сюда в ларек, преступно установленный метрах в ста от школы.
Яковлев пить пиво не стал. Весь оставшийся день он размышлял, оценивал поступки Лехи, свои, мучился от вопроса – нужен ли ему такой друг, как Леха, а если да, то как его сделать менее проблемным, не предполагая, что Алексей опять исчезнет на несколько дней и будет в школе появляться только с утра на несколько минут, чтобы узнать свежие новости, а заодно, как он выражался, для того, чтобы "обтяпать кое-какие делишки".
Володька собирался сходить домой к Лехе, но что-то не пускало, что-то останавливало: имеет ли право влезать в чужую жизнь со своими советами? А делать что-то надо было срочно, так как учители не на шутку грозились выгнать его из школы и в комиссию по делам несовершеннолетних передать дело. Но Леха пришел сам и пришел не один.
Пошатываясь, за Лехой, тяжело дыша, запрокидывая голову, как будто испытывая страшную боль, стоял один из его двух спутников с потрескавшимися губами и остекленевшими глазами. И, указывая на него, Куницын сказал:
– Слушай, моему приятелю плохо, он отравился, видишь, какой бледный.
Володька понимающе кивнул головой.
– Слушай, Володь, – продолжал Леха, – принеси аптечку, мы посмотрим таблетки, может ему поможет что-нибудь.
Не ожидая подвоха, Яковлев вытащил из шкафа маленький отцовский чемоданчик с лекарствами, отдал ребятам, а сам отправился на кухню за водой для больного, и когда налил минеральной и принес доверху наполненный бокал, и когда увидел бегающие, по-волчьи блеснувшие глаза, и руки, быстро спрятанные в карманы, только тогда почувствовал запах спиртного и начал внимательнее рассматривать осунувшиеся лица, сгорбленные фигуры, поражаясь тому, как ребята не по годам состарены, и в искренности слов друга, в болезни его спутников, усомнился.
– Ну, мы пошли, Володь, спасибо за "колеса".
Внизу затихли торопливые шаги. Володька не понимал, почему не задержал Леху хотя бы на пять минут, чтобы возобновить прерванный разговор, корил себя, но что-то тревожное, чего не назвал бы вслух, потому что чувство это было неопределенным, подспудно подсказывало, что он не вынес бы и пятиминутного присутствия его спутников, и, машинально пощипывая кожу на шее, на щеках, вдруг понял, точнее догадался о цели их визита, догадался, что они что-то взяли, но что? Что конкретно их привлекло? Деньги? Ценности? Вещи? И он, ошарашенный этой мыслью о недозволенном, недопустимом, лихорадочно копаясь в
