Аналитико-катартическая терапия эмоциональных нарушений - Артур Александров

Другая особенность подхода К. Роджерса состоит в том, что терапия уделяет значительно больше внимания настоящему, а не прошлому индивида. Важнейшие эмоциональные паттерны индивида, сформированные в его прошлом опыте, обнаруживаются в настоящих способах приспос обления, в том числе, в ситуации консультирования. Прошлое очень важно с точки зрения исследователя, старающегося понять развитие человеческого поведения. Для терапии же оно не всегда имеет значение. Поэтому сейчас значительно меньше внимания, чем ранее, уделяется истории ради истории. «Весьма любопытно, – замечает К. Роджерс, – что когда не применяется тактика расследования «фактов» из прошлого индивида, то часто в терапевтическом контакте динамика развития личности определяется гораздо лучше» (Rogers C. R., 1942).

Еще на одну важную особенность нового подхода указывает К. Роджерс. Если раньше предполагалось, что пациент (клиент) развивается и меняется уже после того, как он покинул терапевтический кабинет, то в современной практике терапевтический сеанс – это сам по себе опыт роста, процесс роста. Здесь индивид учится понимать себя, осуществлять значимый для него, независимый выбор, успешно строить отношения с другим человеком уже на другом, более зрелом уровне. Этот аспект терапии К. Роджерс считает самым важным аспектом нового подхода. «Без всякого сомнения, – пишет он, – данный вид терапии – не подготовка изменения, а это и есть само изменение» (Rogers C. R., 1942).

К сожалению, идеи нового подхода, созревшие в конце 30-х – начале 40-х годов XX века, как раз в годы становления патогенетической психотерапии, лишь спустя несколько десятилетий (в конце 70-х – начале 80-х годов) получили признание и распространение в отечественной психотерапии. Патогенетическая психотерапия долгое время оставалась директивной. Это видно из приведенных выше примеров (см. раздел 1.2). Наиболее красноречиво звучит следующая рекомендация А. Я. Страумита: «После того, как терапевт составил перечень противоречащих действительности отношений пациента, он вырабатывает план их изменений – посредством прямого перевоспитания или опосредованно через мобилизацию здоровых и сильных сторон личности больного. Этот план предусматривает, какие конкретные действия следует предпринять самому больному по преодолению отрицательных черт своего характера и каким образом могли бы способствовать в этом окружающие его лица. Здесь большую роль играет жизненный опыт врача» (Страумит А. Я., 1976, цит. по: Lauterbach W., 1978).

В изложении Е. К. Яковлевой эта установка звучит еще более прямолинейно: «Больной под влиянием воспитательных воздействий врача начинает сознавать как бы ответственность за свои болезненные симптомы и необходимость рациональной их переработки». (Яковлева Е. К., 1940). При этом все патогенетические психотерапевты единодушно призывали к тому, что «нельзя пациенту директивно навязывать своего мнения».

Патогенетическая психотерапия не дает конкретных рекомендаций по перестройке отношений пациента, а декларирует общий принцип, который, согласно В. Н. Мясищеву, заключается в переделке личности в процессе общения и совместного труда и быта. Достигнутые терапевтические изменения, новые образцы поведения должны быть генерализированы за пределы психотерапевтической среды и закреплены в условиях реальной жизни пациентов: в быту, в семье, в производственном коллективе. Хотя жизненный опыт врача и может сыграть здесь определенную роль, однако роль врача в диаде «пациент – терапевт» вызывает сомнение: в сущности, при таком подходе пациент воспринимается как личность незрелая, инфантильная, не способная к принятию ответственных решений, нуждающаяся в опеке и руководстве воспитателя, в роли которого и должен выступить терапевт.

Бkольшие возможности для реконструкции нарушенных отношений смогла предложить личностно-ориентированная (реконструктивная) психотерапия, интегрировав в систему патогенетической психотерапии групповую динамику и предоставив тем самым психотерапевтическую базу для осознания пациентами дезадаптивных стереотипов поведения, выработки новых, адаптивных форм поведения и проверки их эффективности в условиях реального взаимодействия с участниками психотерапевтической группы.

Терапевтический процесс в терапии К. Роджерса можно определить как фасилитацию у клиента личностного роста при соблюдении трех необходимых и достаточных условий терапевтических личностных изменений, создаваемых психотерапевтом. Этими условиями, как известно, являются: принятие, эмпатическое понимание и конгруэнтность терапевта. К. Роджерс определял психотерапию как «высвобождение уже существующей способности у потенциально компетентной личности, а не манипуляцию эксперта с более или менее пассивным человеком». Он считал, что любые «интервенции эксперта» крайне вредны для роста личности (Rogers C. R., 1959, цит. по: Фрейджер Р., Фэйдимен Дж., 2004).

Техники К. Роджерса представляют собой реализацию его философских взглядов и установок, при этом они не всегда учитывают клиническую реальность. В соответствии с теорией К. Роджерса, невроз – это остановка в пути, блокировка потребности; создайте условия для разблокировки и рост, по мнению роджерианцев, восстановится. С позиций же патогенетической концепции, невроз – это не просто «эмоциональные блоки», которые застыли и ждут своего размораживания, при том, что личность сохраняет свою потенциальную способность к «полному функционированию»; невроз – это болезнь личности, болезнь, которая исказила ее в процессе жизни, это устойчивые когнитивно-эмоционально-поведенческие стереотипы (отношения), совокупность которых, собственно говоря, и определяют ее сущность. Такая личность нуждается в коррекции, она нуждается в интервенциях, другое дело, что для вмешательств терапевта должны быть созданы определенные условия.

В соответствии с таким пониманием сущности невроза в рамках аналитико-катартического метода переживание в процессе психотерапии, ориентированной на осознание внутреннего конфликта, рассматривается как процесс «ломки», разрушения прежней системы ценностей и сопутствующий ему процесс личностного очищения и обновления. Это не просто «размораживание» потенциальных возможностей, а «внутренний переворот», своего рода личностная революция со всеми присущими любой революции атрибутами: с накоплением противоречий, их обострением, взрывом и перестройкой прежних отношений.

В связи с этим АКТА отрицает абсолютизм безусловного принятия и эмпатического понимания и придерживается, скорее, тех принципов отношения «терапевт-клиент», которые выработало другое важное для АКТА направление – гештальт-терапия, в соответствии с положениями которой терапевт поддерживает с клиентом отношения симпатии в сочетании с активной фрустрацией и контролируемым участием. (Об этом более подробно см. в разделах 3.3.6 и 5.3.1).

2.2. Значение психодраматических методов

Якоб Морено еще в студенческие годы в Вене развивал такие концепции как перевод рассказа в действие и ввел в обиход такие термины как «здесь-и-сейчас» и «энкаунтер», а в 1921году в пригороде Вены начал свой экспериментальный «Театр экспромта». Главной целью театра являлось создание новых возможностей для спонтанности и креативности: «Выбрось старую ролевую игру, – писал Морено, – сыграй ее по-новому, здесь и сейчас, сыграй себя самого таким, каким ты бы хотел быть. Позволь этому случиться. Стань своим собственным вдохновением, поэтом, исполнителем, сценаристом, терапевтом и, в конечном счете, своим собственным создателем» (Moreno J. L., 1924). Немногим позднее уже в Берлине русским философом В. Н. Ильиным был основан «Терапевтический театр». Он придерживался мнения, что человек, который живет эмоционально насыщенной жизнью, одновременно является художником, мыслителем и исследователем. Он писал, что «игра в театре является неповторимой дорогой к излечению души и тела» (Iljin V. N., 1972). Н. Н. Евреинов, известный русский теоретик и историк театра, определил понятие театральной терапии. Он полагал, что люди будут здоровыми, если в их жизни имеется опыт «превращения». Он считал, что именно театр, который основывается на процессе преображения, и катарсис могут быть эффективнее всего. В 1920 году в Петрограде Н. Н. Евреинов призывал всех врачей и работников театра воспользоваться этим методом лечения (Евреинов Н. Н., 1920).

Роль, которую играет пациент на сцене, отождествляется со многими бессознательными элементами личности. Всемирно известный русский актер, режиссер и театральный руководитель К. С. Станиславский полагал, что актер играет бессознательно, и называл этот метод «искусством проживания». Его театр по праву назывался «психологическим». К. С. Станиславский писал: «Замечательно, когда актер полностью увлечен игрой. Тогда он непроизвольно живет в своей роли, не замечая, как он неосознанно чувствует, и что он делает. Все происходит бессознательно» (Станиславский К. С., 1938).