Убить Скорпиона - Владимир Зарубин

— Не случайно, а на всякий случай, когда понял, что я лампы вытащил. И вообще ты мародерствуешь.

— Что ты, сержант! Перстень этот? Сдам. Одежду? Тоже сдам. Автомобиль, как видишь, я уже не трогаю, надо топливо экономить. Разве это мародерство. Ладно. Значит, готовимся к отплытию. А карта и компас за тобой. Так?

— Так. За мной.

— Ох, и хитер ты, сержант! — не удержался Скорпион от лести. — Мы не успели опомниться, как ты уже все прибрал: и документы, и медикаменты, не говоря об оружии. Ну что ж, это говорит о том, что с таким капитаном смело можно в кругосветку идти.

Женщина слышала этот разговор, и ей стали понятнее настороженность и деятельность сержанта.

— Вы примете предложение этого человека? — спросила так, что он услышал в ее голосе надежду на возможность возвращения к старой жизни.

Сержант не хотел ее разочаровывать, но ответил почти безнадежно:

— Нет. Скорее всего, нет.

— Почему?! Если есть хоть один шанс, почему его не использовать?

— Как бы это… Как бы это понять самому… почему? Вы уверены, что произошла катастрофа на всей Земле?

— Н-нет. Не уверена.

— Я — тоже. И Скорпион сомневается, хотя старается убедить меня в том, что произошел глобальный катаклизм, например, всесокрушающая ядерная война. Если это так, то есть если катастрофа везде, то чем лучше там? Помочь я ничему и никому не смогу. Это во-первых. Во-вторых, шанса, мне лично, остаться в живых, даже если мы доплывем, Скорпион не оставит. Смогу ли я угадать его ход — не знаю. Всегда, до конца он будет стремиться только к одному — уничтожить меня. Может, это эгоизм с моей стороны, пусть! Допустим, я эгоист. Но такой же эгоист и Скорпион. Наш эгоизм полярный. Я знал, что он нападет на меня в штольне. Не знал только когда. Ваши слова «сегодня я улетаю» были ответом: сегодня. Я был готов. Свернуть конвой и расстроить ваши работы я не мог — не было доказательств. Менять схему, то есть изменить расстановку, не хотел, потому что Скорпион сразу бы догадался и, кто его знает, что бы он выкинул? То есть я мог помешать только себе. Ну и… — сержант усмехнулся, — мы совершенно случайно могли быть на поверхности, когда тут все произошло. Последнее. Если это произошло только на острове, то разумнее ждать: скорее к нам придут, чем мы доплывем до материка. Скорпион рвется, ему надо спешить. Мы будем ждать. Скоро все должно решиться.

— Но если беда только здесь, то почему не прилетел вертолет?..

— Я не хотел вам говорить. Не было радиограммы отсюда на материк об этом, или забыли, или не успели… Правда, одно очень удручает: если там ничего не случилось, почему радиоприемник молчит? Ни одна радиостанция не работает, что ли…

— А мы так и будем сидеть в казарме все время?

— Если хотите, прогуляемся.

Если бы можно было, сержант отказался бы от прогулки и предпочел сидеть в казарме, но в женских глазах увидел бы затеплившуюся радость жизни, которая тут же могла погаснуть, и поэтому согласился. Они пошли к берегу, продолжая начатый в казарме разговор.

— Вы заметили, что ни птиц, ни насекомых не видно?

— Заметил.

— Здесь зона какого-то излучения, оно, может, и создает помехи радиоприема.

Он тоже так считал. Не ощущая физических неприятностей — боли или каких-либо отклонений и видимых проявлений излучения, промолчал, подумав: «Чему быть, того не миновать». Не зная, что в данном случае надо бы предпринять, благоразумно решил не предпринимать ничего.

Она сама спохватилась и выразила тревогу:

— Мы ушли из казармы, а те… вдруг они…

— Что?

— Человеку надо… Он должен знать, что у него есть место, куда можно вернуться.

— Не бойтесь, — ответил он туманно, но уверенно, — в казарму они не пойдут. Ничего хорошего там для них нет, Скорпион об этом знает. Кстати, стрелять вы хоть умеете?

— Нет. Никогда не стреляла.

— Хотите научиться?

— Зачем? Я никого не смогу убить.

— Что ж, может, и верно, может, вам и не надо.

— А вы их отпустите, если они соберутся плыть?

— А что я могу сделать? — он помолчал. — Пусть плывут. Мне кажется, не доплывут они…

Он подумал еще о том, что Скорпион не удержится и, даже получив все необходимое для плавания, попытается разделаться с сержантом здесь, на острове, чтобы скрыть концы в воду. Они стоили друг друга, эти два человека. И можно сказать, что, не зная друг друга, очень хорошо друг друга понимали. Жизнь разломилась, как магнит, а эти двое, как два полюса, испытывая острую непримиримость и отвращение, были вынуждены находиться на забытом богом клочке земли, сталкиваясь магнитными силами неприязни. Скорпион в первый момент растерялся, не понимал, почему сержант не разделался с ним сразу после выхода из штольни или в первую же ночь. Скорпион думал, что так и случится. Так бы и было, сержанту нужен был повод, а Скорпион не дал этого повода, ничего не предпринял и тем самым избежал смерти от сержантской пули. И, несомненно, воля Скорпиона была надломлена еще там, при неудачном нападении в штольне. Механизм зла не смог одолеть механизм добра, потому что добро сержанта было не просто добро непротивления, а четко осмысленное человеческое добро, уложенное в строгий футляр физического здоровья и силы. Разум, душа этого невзрачного на вид солдата были по-детски чисты, нетронуты и столь же энергичны, как и его тело. Нужны были исключительные обстоятельства, чтобы они проявились во всей гармонии: разум, как доброе начало, плюс сила, способная осуществить разумные указания. Это и почувствовала женщина. Его слова, движения, взгляд окружали ее, проникали в сердце и успокаивали.

— А вы не боитесь? В смысле, вы никогда не испытываете страха? Вы всегда так уверены?..

Вот и сейчас он сидел спиной к морю, хотя естественнее было бы наоборот, но женщина предположила, что так ему удобнее: те, пятеро, могли появиться только с одной стороны, эту сторону он и взял под наблюдение. Автомат, к запаху которого женщина уже привыкла, лежал на камне за его спиной.

— Таких людей, наверное, нет, кто не испытывал страха.

Простой ответ показался женщине особенным, словно об этом говорилось впервые. Но, может, так и было, потому что сержант говорил сейчас не по долгу службы, а свободно, от души, иногда останавливаясь, подбирая слова, не для эффекта, а для точности. Чувствовалось, что человек «соскучился» по словам, и женщина с удивлением слушала, совсем забыв о собственной «учености». А сержант говорил, и мысли его были не новы, и отнюдь не оригинальны, но привлекательны уже тем, что звучали из уст незаметной единицы человечества — солдата с автоматом. Он закурил и продолжил:

— Страх ко всем приходит. Наверное, к разным людям по разным причинам. До этого, скажем, случая у меня не было причин для страха, для растерянности, раскола оболочки разума, его воли, когда душа, а может, и не душа, а что-то другое начинает вытекать через трещину. Надо суметь собраться и залепить эту трещину. Ведь страх в основном возникает перед смертью, перед тем известным явлением, когда мы понимаем, что привычное явление, жизнь, может прекратиться. Может быть, все и не так, ведь есть же люди, добровольно обрывающие собственную жизнь, но и это, наверно, не значит, будто самоубийцы очень храбрые люди. Я почему говорю о смерти? Потому что страх смерти для большинства, наверное и для меня тоже, самый значительный страх, если можно так выразиться. Мы все боимся умереть. Но мы ведь все точно знаем, что когда-то умрем. И этого мы не боимся. Значит, мы боимся умереть в следующую секунду! Мы боимся именно того, что в следующую и до самой последней секунды живем, вернее, до предпоследней. Страх, который полностью развалит здание разума в последнюю секунду, это уже не жизнь, это фактически смерть. Риск, который обычно приписывают храбрым людям, это вовсе не риск, то есть это непринятое: «Эх, была не была!», а совсем другое. Человек, идущий на риск, твердо уверен, что случится именно так, как ему хочется. Он уверен, хотя, может быть, и не способен к действию, на которое решается. И вот тут получается непонятное: случится или не случится? То есть что такое везение — случай или закономерность? Мне кажется, все-таки случай. Ведь если в жизни весь прежний выигрыш делать ставкой и повторять так еще и еще — неминуемо придешь к нулевому результату. Везучие так не делают, оставляют впрок нечто или прекращают игру сразу же после выигрыша. Их останавливает страх, они попросту не уверены. В штольне я выиграл, но продолжаю игру. Обстоятельства заставили. Прекратить в моем случае игру — это не выйти из игры, нет, мне не дадут… Прекратить игру — значит уничтожить Скорпиона. Это меня заставит сделать страх, только страх, когда появится прямая угроза моей жизни. Или вашей, — добавил сержант, не глядя на женщину. — Напугал я вас? Нет? Это я все говорю к тому, чтобы вы не имели иллюзии в отношении тех людей, которые сейчас сооружают ковчег. Помощничков себе Скорпион подобрал не отпетых. Если допустить, что он доберется до материка, то знаете, что он в первую очередь сделает? Придушит своих сообщников — дальше они ему будут мешать, а мертвые не разговаривают.