Япония: путь сердца - Татьяна Григорьева

Генри Торо мечтал о Всеединой Библии, куда бы вошли священные тексты – индусские, китайские, персидские, еврейские, мечтал сделать вечную Истину, исходящую от Верховного Духа, достоянием каждого. Ощущая «Свет с Востока» («Ex Oriente lux»), Торо публикует «Изречения Конфуция», «Китайское четверокнижие», «Законы Ману» и «Молитвы Будды». По собственному признанию, Торо не столько испытал влияние китайских мудрецов, сколько был поражен созвучием их идей своим собственным. Ему близка мысль Конфуция: «Если государство не идет по Пути справедливости (Дао), то стыдно быть богатым и в чести. Если государство идет по Пути – Дао, то стыдно быть бедным и не в чести» (Луньюй, 8, 13).

Нравственный Закон есть центр Природы, «все вещи наделены моралью», – говорит Эмерсон. В своих изменениях они все более сближаются с Духом. Единый, не распадающийся на составные части Дух воздействует на нас; воздействует не извне, не через пространство и время, но изнутри души, через нас самих. Мир – открытая книга, любое явление Природы отзовется откровением в человеке, когда изменится его сознание. Спасение – в возвращении миру его изначальной и вечной Красоты, разрешается исцелением души. «Те руины, та пустота, которые мы обнаруживаем в природе, на самом деле находятся в нашем собственном глазу. Ось зрения не совпадает с осью вещей»[77]. Эти мысли пронизывают очерк Эмерсона «Природа».

Третьим из новых пророков, ознаменовавших духовный взлет Америки, был поэт Уолт Уитмен. Его «Листья травы» – о единстве всех форм жизни и неповторимости каждого мига, каждого атома Бытия. Поэт верит в вечную жизнь, ощущая свое Я странником, прожившим триллион лет. Верит в бессмертие, в переход в иную сферу без забвения прежнего опыта. Чувство всеродства наполняет его душу радостью жизни: «Вьюнок у моего окна говорит мне больше, чем книжная метафизика» («Песнь о самом себе»).

Чем выше мир тонкой, духовной энергии, тем сильнее резонирует одно на другое, расширяя сознание. Стремление познать внутреннюю суть вещей, перевести взор от материи к духу вывело русскую мысль к Софии. Премудрость Божья, Художница призвана соединить небесное и земное, воплотить высшую Соборность, побуждая души к сотворчеству, – в неслиянном и нераздельном Единстве. Почти век спустя после Эмерсона русские решают те же вопросы: почему ось зрения человека не совпадает с осью вещей или Божественным замыслом?

Полагаю, что, наверное, никто так ясно не обозначил путь к Свободе, как Николай Бердяев: сознание подчинено закону, который знает общее и не знает индивидуального. Дух не генерализирует, а индивидуализирует. Сама структура сознания рождает рабство. «Но всегда нужно иметь в виду двойную роль сознания, оно и замыкает и размыкает»[78]. Личности остается заглянуть в себя, ведь она – абсолютный экзистенциальный центр, она не может быть ничем детерминирована извне – ни космосом, ни обществом, она определяется изнутри, из присущей ей добытийной свободы. Гениальность потенциально присуща личности, гений же одинок, не принадлежит никакой социальной группе. Личность есть точка пересечения двух миров; она реализует себя в творчестве, свободе и любви. «Космос, человечество, общество находятся в личности, а не наоборот. Личность, то есть Индивидуальное, по другой терминологии, сингулярное экзистенциальнее человечества. Самый сингуляризм индивидуального проникнут внутренне не индивидуальным, универсальным».

В наше время учеными Московского Института квантовой генетики, рассказывает его директор Петр Горяев, совершено важное открытие. Они установили, что молекула ДНК состоит из закодированных текстов на неизвестных пока языках. Причем эти тексты могут читаться начиная с любой буквы, образуя новые тексты. Можно читать с любого места, в прямом и обратном порядке. Неисчерпаемый генетический фонд проявляет себя через голографическую память, в зависимости от того, каким светом освещены голограммы. Притом на одной голограмме может быть записано бесчисленное множество голограмм (публикация «Супермозг породил человечество» в «Литературной газете»). Это открытие подтверждает буддийское понимание дхармы – самопорождающиеся тексты и дзэнский постулат – «Одно во всем, и все в Одном». Фактически наука подтверждает сингулярную природу сознания, его неисчерпаемые возможности. Нам остается вникнуть в учения мудрецов о нравственной природе сознания, чтобы его неисчерпаемые возможности не обернулись для человека бедой.

Потому так важно понять, что такое истинная, добытийная свобода, за которую ратовал Николай Бердяев; что такое свобода, предназначенная человеку для его спасения. Лишь свободному человеку присущи универсальность, озабоченность не собой, а всем миром. Но «человек любит быть рабом и предъявляет право на рабство, меняющее свои формы», говорил Бердяев. И самое, казалось бы, парадоксальное, состоит в том, что человек не может быть истинно свободен, подчиняясь обществу: первичное – вторичному. Свободная личность не может быть социализирована, она укрепляется в сопротивлении власти мирового зла, которое всегда имеет социальную кристаллизацию. «Социализация, распространяющаяся на глубину существования, на духовную жизнь, есть торжество das Man, социальной обыденности, тирания средне-общего над лично-индивидуальным. Поэтому принцип личности должен стать принципом социальной организации, которая не будет допускать социализацию внутреннего существования человека»[79].

В наше время ученые, говоря о глобальном кризисе, видят его причину в нарушении экологического равновесия. «Социальное развитие человека изменило цель существования (удовлетворение социальных, а не биологических потребностей) и потому нарушило полную согласованность трех ключевых параметров эволюции биосферы: неограниченное наращивание числа функций техногенным путем, неадекватность системы коллективного мышления и управления, выход из системы экологического контроля и, в результате, полное рассогласование темпов развития»[80].

Пока сознание не изменится, человек не познает свободы, как не познал ее индивидуализм европейского толка – замкнутое на себе эго. По Бердяеву, провозглашенный Западом индивидуализм «означает лишь изоляцию подчиненной части и бессильное восстание ее против целого»[81]. Сколько ни провозглашай свободу, не осознавший себя, живущий в страхе, зависимый от инстинктов человек не может быть свободен. Не может быть свободен, если несвободно его сознание. Наше время тому подтверждение. Но сознание не только «замыкает», но и «размыкает», если человек научится глядеть в себя (то есть видеть себя таким, «каким ты был до рождения», говорят даосы и немецкие мистики). «Я сам есть своя первопричина, источник своего вечного и временного бытия, – говорит Майстер Экхарт. – Таким я родился; и поскольку жизнь моя проистекает из вечности, я никогда не умру. Между тем мое вечное рождение послужило всему началом. Я был первопричина себя самого, равно как и всего остального»[82]. А Дайсэцу Судзуки скажет: «Будь самим собой, даже таким, каков ты есть, и ты будешь безбрежен, как пространство, свободен, как птица в небе или рыба в воде, и твой дух будет чист, как зеркало»[83].

Человек, зависимый от общества, не может быть ему полезен; не выйдет на Путь спасения сам и не поможет другим. В этом суть Срединного Пути или Истины. Совесть, по Бердяеву, не может иметь центра в каком-либо единстве, не подлежит отчуждению, будучи внутренним свойством человека. В этом – тайна бытия. Дух знает лишь единичное. Внутренний экзистенциальный универсализм личности противостоит внешнему, объективированному универсализму, создающему все новые формы рабства.

Илл. 33. Замок Мацумото

Однако сколько люди ни пытаются избавиться от тирании псевдоцелого, а выхода не находят – не там ищут, не в себе. «Принцип исследования – искать целое через составные части – превратился в террористическую практику ликвидации особенного» (Жан-Поль Сартр). Мартин Хайдеггер в усредненности видит трагедию века: используя общественные средства сообщения, каждый уподобляется другому. «В этой неразличимости и неопределенности развертывает Man свою подлинную диктатуру», – писал он в работе «Бытие и время». И в 60-е годы ХХ века – все то же омрачение ума: уход богов, разрушение земли вследствие превращения человека в некую массу. «Ненависть и подозрение ко всему свободному и творческому достигли такого размаха по всему миру, что такие ребяческие категории, как пессимизм и оптимизм, давно уже стали абсурдными», – пишет Хайдеггер[84].

Сартр воспринимает современную жизнь как театр абсурда, сострадая «покоренной материи». Изгнав природу, изгнали человека: «дух становится материей», средство поглотило цель. Мир вывернулся наизнанку под действием эрзацкультуры. «Всюду беда: вещи страдают и стремятся к инертности, но не могут ее достичь; дух унижен, обращен в рабство и тщетно силится достигнуть сознания и свободы. В фантастике перевернут образ единства души и тела: в ней душа занимает место тела, а тело – место души. природа вне и внутри человека воспринимается как человек наизнанку»[85].