Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Да, свояк, ты прав. Но я от всего отказываюсь, и мы уезжаем в тайгу, а представителям прошу тебя.

– Данила, нам и здесь хорошо. Мы здесь привыкли, у нас здесь хоро́ша дружба с властями и с местным населением, а предлоги будут хоро́ши – посмотрим, нам пора подумать и про внучат. Но что-то мало надёжды на Россию. Им не нужно про своё население, а нас сманивают. Все страны как страны, а в России всё не так, там ничего не понятно.

– Да, Павел Сидорович, вы правы. Я никому бы не поверил, но сам на себе всё испытал, и не каюсь и дедов поминаю.

– Ну что, представительство я беру на себя, а переселение – пускай хто как хошь.

– Павел, правильно поступаешь. Но у вас как организация?

– У нас всё в порядке. Гостиница готова, зал конференсыи тоже. А сколь их будут?

– Человек десять, не боле, с Русланом, и с нём юрист.

– Ну, хорошо, отдыхай, вечером поедем в деревню.

– Павел, я тебе всё рассказал, но больше никому не буду рассказывать.

– И правильно, у каждего голова на плечах.

Вечером приезжам в деревню, сходили в баню и пошли молиться, уже молились. После службы вопросы:

– Как Россия?

– Хорошо.

В воскресенье стали подъезжать с разных деревень и с разных стран. В Масапе сегодня свадьба: Александр женит сына с Уругвая, значит, на конференсыю не попадёт. С Масапе приезжает Софрон Килин, с нём Василий Мартюшев с Боливии. Обои богаты, стали подсмеивать, я посуровел, оне поняли, сразу изменились и повели себя завсяко-просто. Я вообче стал обращаться с народом по-разному: с простыми по-простому, а с идивотами по-идивотски. Ивановски сегодня принимали гостей и угощали, жарили мясо, варили пельмени, всяки разныя шанюжки, и вино подавали.

В понедельник седьмого звонит Руслан с аеропорта, машина уже там, а из МИДа их забрало посольство, и везёт консул. В четырнадцать часов приехали Руслан с Таняй, я их со всеми познакомил, и тут следом подъехали с посольства две машины. Их всех посадили за стол, накормили, повезли показывать жнитво и посев, так как здесь два урожая в год. Жнут соявы бобы и сеют кукурузу, урожай нонче хороший. Некоторых гостей прокатили на самолёте, весь режим работы показали. Оне все уже уставши, их отвезли в город в гостиницу. Завтра в четырнадцать часов начин конференсыи. Поздоровкин спросил:

– Данила Терентьевич, как идёт организация?

– Отлично, Владимир Георгиевич, едут и едут с разных деревень и стран, и будет свыше сто человек.

– Отлично. Ну, завтра свидимся.

– Да, езжайте отдыхайте.

Но до меня донеслось, что тесть с тёщай уже разнесли, что я за всех деньги получил и их бросаю. Но тут и оказался Петро, Агафьин муж, он уже приехал из Канаде. Он подходит ко мне:

– Ну как, свояк, как у нас там?

– Я отказался от всего.

– Как так, почему?

– Ты сам видел, что строил Василий, и он пересилил. Тесть с тёщай с нём.

– Да будь он проклят! А как с нём работать?

– А вот как хочете.

– Свояк, с тобой можно работать, ты прямой и доступный.

– Петро, надо было думать раньше. Ты тоже не прав. Ты приехал, не приехал – и пошёл по девушкам. Тебе что, жены не хватат?

Он завилял, заотпирался, я не стал настаивать, дал ему копию проекта и сказал:

– Вот что теряете. А тут уже слухи идут, что я за всех деньги получил.

– Свояк, но ето же неправда.

– Да, ты хорошо знаешь, что неправда.

– Да, ето мамонькина[395] работа.

– А вот как раз-то и ошибаешься, Петро, ето тестява работа.

– Не может быть!

– А вот хороше́нь разберись. Где, когда он был виноватым?

– Нет.

– Вот и именно. Он вечно прятался за чьи-то подолы́, но ето раскрыли внучаты. А Василий – ето шахмат[396].

– Свояк, а теперь как мы?

– Петро, ето не моя вина. До каких пор я буду страдать? Хватит.

– Свояк, ишо поговорим.

– Петро, не о чем говорить.

В понедельник вечером собралось у Ивановых множество народу, толковали обо всем. С Масапе со свадьбе многи приехали, и свояк Ульян Мурачев, Фадей Мурачев, Моисей Барсуков с Боливии приехали. Ульян стал спрашивать, что у нас случилось. Я ему ответил:

– А что рассказывать? Тестю боле веры, я предатель и масон. А ты к тестю поедешь – то будешь дурак.

Он мне ответил:

– Мы едем не к ним, а к своему ро́дству.

– Ну, сами знаете.

– А вы куда?

– Про нас никому не нужно, мы народом не нуждаемся.

Я за весь вечер старался умолчать. Вижу, что переселение прекращается. Было бы всё справедливо, да рази я дал бы такому поводу? Творись воля Божья.

Во вторник восьмого в четырнадцать часов зал забили конференсыи старообрядсами, но половина не приехали, но российсы ето не поняли, ну и хорошо. На заседание меня пригласили, я публично отказался и указал на Павла Сидоровича:

– Он берётся за представительство.

Его проздравили и посадили за столы, я сял с публикой, но в первым ряду. Конференсыя мне не понравилась, как-то не клеи́лось, и наши как бараны перебивали и задавали детския вопросы. Конференсыя к восемнадцати часам кончилась ни с чем, никакого результату. Да разве я до етого допустил бы, я знаю, что добился для старообрядсов. Но как Россия не готова принять старообрядсов, я промолчал. И Поздоровкин знал, что в Москве я добился, но он не понял, в чём дело. После конференсыи Поздоровкин обратился ко мне:

– Данила Терентьевич, где переселенсы?

Я указал на Мурачевых, оне стали обчаться, и все пошли из зала. Тут подходит Калугин Яков и приглашает в гости меня с Русланом, Руслан пообещался.

Нас Павлов сын повёз к Якову. Приезжаем туда. Боже ты мой, тут полная гулянка: шашлыки, пиво, вино, и вся молодёжь молодожёнов здесь. Мы с час посидели, собрались уехали. Павлов сын выбрал место на спокойным месте, мы сяли, спокойно пообчались.

– Ну что, Руслан, что ты понял?

Он хохочет:

– Данила, староверам весело!

– Да, ето так. Но что ты понял?

– Да им и здесь хорошо живётся.

– Да, ты прав. Ты помнишь, что я тебе говорил в Москве? Ради Родионова и Бузычкина я не хочу заниматься переселенсами, всё ето обман.

– Да зачем их трогать, оне и здесь хорошо живут.

– Нет, Руслан, вы не правы. Что ты чичас видал – ето са́мы развратные, тут не было ни одного воздоржного лица и не будет. Но знай, что переселение не будет.

– Данила, тебе виднея. И тут свобода, а у нас – сам узнал.

– Руслан, зачем ты всем визиток надавал?

– Пускай звонют.

– Будешь каяться.

– Данила, мы летим в Перу и в Еква́дор на неделькю.

– Хорошо, а я четырнадцатого вылетаю обратно. Руслан, а наш до́говор в силе?

– Да, Данила. Вернёшься в Москву, зайди к Владимиру, он выдаст тебе милливон рублей на начин, а когда надо будет – приедешь.

– Хорошо, Руслан, счастливо прокатиться по Южной Америке и доброго возврату.

– Данила, тебе доброго начину. – И мы с нём расстались.

Утром проводили всех, я дождался четырнадцатого числа и вылетел обратно.

22

В Москве я сообчил, что приехал. Дома всё в порядке, Алёша всё с себя снял и перевёл на АПК, наши все готовы, грузют фуру, меня послали вперёд, чтобы приготовил, где устроиться временно. Я взял билеты в Абакан, через два дня выезжаю.

Позвонил Ольге Геннадьевне, мы с ней встретились, я сообчил о переселении, что всё прекращается и через два дня отправляюсь в Абакан.

– Ну, Данила, замечательно. Данила, пиши книгу.

– Да, Ольгя Геннадьевна, думаю начинать.

– Ну вот молодес, я помогу тебе редактировать и перевести на английский и на испанский.

– Но тогда берусь писать. Конечно, ето скоро не будет, пе́рво надо построить дом, обустроиться, и тогда нашну.

– Пиши, Данила, пиши, я надеюсь, у тебя получится.

– Да я сам знаю, что получится, тут ничего не надо придумывать, а весь факт.

– Ну и вот тем боле. Ну, Данила, доржи меня в курсе.

– Да, Ольга Геннадьевна, не беспокойся.

Я зашёл к Руслану в офис, Владимир выдал мне милливон рублей, и я отправился в Калугу. Думаю, подожду до отъезду у Свете с Васяй. Приезжаю к ним, оне радым-радёхоньки. Как оне жалели, что Андриян с Софониям не остались погостить! Я-то улетел, но оне-то остались. Я тоже ето помянул, ну что поделаешь – ошиблись.

– Но как теперь так далёко уезжаете!

– Да вы что, при такой текнологии – и далеко? Ничего подобного, будем встречаться, приезжайте к нам в гости.

– Что ты, как, к вам так далеко!

– Да вы что, взял поезд – да и в Абакан, а там к нашему директору, а он вас отвезёт до нас.

– Да, а хто знает, а может, и придётся поехать.

– Ну вот и молодсы.

– Ну, тогда дай адрес.

– Очень просто. Берёте билет до Абакана, в Абакане идёте на автовокзал, едете в посёлок Шушенское, а там улица Заповедная, дом семь, спросите про Рассолова Александра Григорьевича, ето наш директор, он вас довезёт до нас.

– Ну, посмотрим.

– Да не робейте, будьте посмелея.

Тут пришли Надя, Аня, Люба, стали просить, чтобы научил, как молиться. Я стал учить, помолились, всё рассказал, научил, оне коя-что записали. Да, бедняжки, не знают, куда податься, душа просит духовности, но негде её взять. Оне ходили в разные храмы, но везде холо́дно. Даже в однем месте случилось так. Валя пошла каяться к священнику-никониянину, за двести рублей успела сказать пять грехов, и он ответил: «Всё прощаю». Значит, сколь рублей, столь и грехов, и хто ты такой – прощать грехи, прощает толькя Бог. У Любе Рома больной, сразу видать, что не жилес, у него туберкулёз запушшённой, долго не проживёт, всего сорок два года, двоя детей – сын и дочь. В России больницы не работают, а толькя на тот свет отправляют, деньги есть – будешь жить, деняг нет – помирай. У Вале тоже что-то с горлом: говорит еле слыхать, врачи ничего не признают или не хочут признавать. Света молодес, она всем руководит и весь порядок ведёт. Оне сами рассказывают: