Власть и наука - Валерий Сойфер

"представляет собой теоретический фундамент для столь модной в некоторых странах теории преимущества той или иной расы, будто бы владеющей наилучшим запасом генов, или богатых классов, будто бы являющихся также монопольными "владельцами" этих особо ценных генов" (41).

Это был очень важный по своему политическому звучанию поворот, так как крупный партийный руководитель, близкий к Сталину человек, одним махом выводил генетику из числа прогрессивных дисциплин, низводя ее до разряда идеологически вредных извращений науки. Яковлев договорился до того, что, наряду с обвинением генетики в фашистской устремленности, объявил ее... новой разновидностью "религиозного учения" (42). По его словам:

"Генетики... противопоставляют генотип фенотипу, как церкви всего мира противопоставляют тело духу. Эта теория подкупает некоторых неразборчивых коммунистов простотой своих будто бы материалистических, а на деле вульгарно механистических представлений о живом. Бессменный дух и смертное тело большинства религий, бессмертная зародышевая плазма и смертная плазма Вейсмана, бессмертный генотип растения, животного или человека и смертная одежда этого генотипа (фенотип)... разве все эти "теории" -- при всей разности внешних выражений, не являются выражением одной и той же поповщины..." (43).

Текст выступления Яковлева был срочно перепечатан в лысенковском журнале "Яровизация" (см. прим. /36/). В следующем номере этого журнала за 1937 год был помещен доклад Сталина "О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников" (44). В нем приводились строки из теперь предаваемого публичной огласке "Закрытого письма ЦК ВКП(б) по поводу шпионско-террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока от 29 июня 1936 года", из которого следовало, что:

"Неотъемлемым качеством каждого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознать врага партии, как бы он ни был замаскирован" (45).

И хоть не имела отношения эта внутрипартийная борьба с двурушниками к проблемам яровизации, как, в свою очередь, яровизация к проблемам генетики и селекции, лысенковцы использовали эту борьбу для усиления нападок на генетику и на Вавилова с Кольцовым. Сделано это было следующим образом: вслед за текстом доклада Сталина и в его развитие была напечатана статья Презента, в которой тот заявил противникам "советского творческого дарвинизма" (еще одно наименование, коим окрестили свое "учение" лысенкоисты, используя его теперь наряду с термином "мичуринская биология"), что им пора "призадуматься над тем... а не оказываются ли они в... вопросах жизни и развития преградой для наступающих по всем фронтам представителей "советской научной общественности..." (46). Отметим еще одну деталь -- Презент писал:

"... советской научной общественности в лице Мичурина и Лысенко".

Чтобы дать ясно понять, до чего может довести генетиков их наука, Презент указывал для острастки на тех, кто уже был арестован:

"... враг народа троцкист Урановский5, подвизавшийся в качестве "методолога" Академии Наук, оптом и в розницу продававший наши научные интересы...

Другой троцкистский бандит, генетик Агол6, немало потрудившийся над засорением умов наших читателей метафизикой вейсманизма...

... Столь же "честно" заслужил поцелуй от матерых противников в науке и антропогенетик Левит, немало давший в распоряжение человеконенавистников "материала" о якобы фатальной "наследственной обреченности" у людей" (49).

Перечисляя этих людей -- ученых России, имена которых сегодня произносятся с законной гордостью за отечественную науку, Презент причислил к ним одного из развенчанных Сталиным вождей партии -- Бухарина:

"Знаменательно, что и друг троцкистов враг народа Бухарин... говоря о "дарвинизме и современности" в своей статье "Дарвинизм и марксизм"... полностью принимает метафизические стороны генетики и прямо объявляет "как дальнейшее развитие дарвинизма" "учение о комбинативной изменчивости на основе законов Менделя, учение о "чистых линиях" Иоганнсена", обобщения американской школы во главе с Морганом" (50).

С показным презрением, с пониманием того, какой он наносит удар по Вавилову, Презент добавлял, что Бухарин даже не вспоминал Мичурина и Тимирязева, но "зато Бухарину очень нравится "закон гомологических рядов" Вавилова" (51).

Вавилов идет на уступки, отступая от научной истины

Как было рассказано в предыдущей главе, Кольцов на все нападки Яковлева и сторонников Лысенко, на все их категорические требования признать свои политические и научные ошибки и покаяться перед "советской общественностью", ответил отказом. Ничего не признал и ни в чем не покаялся. Вавилов поступил иначе.

Он не мог не понимать, что петля вокруг него постепенно сжимается всё туже. Поэтому он решил, что поступит разумно, если публично признает кое-какие из прежде им отвергавшихся положений Лысенко. Этим он, кстати, показывал, в чьем лице он видит главную угрозу, компромиссом с кем надеется спасти себя и руководимые им два института.

Так в печати появился неожиданный документ. В нем Вавилов -- авторитет в глазах большинства знающих специалистов -- открыто отступал от прежде занятой им позиции. В одной из предыдущих глав подробно рассказывалось о предложении Лысенко заменить научно обоснованные методы семеноводства псевдо-революционными новинками типа "брака по любви" -- то есть свободным переопылением сортов. Говорилось выше и о том, что все грамотные селекционеры и семеноводы обоснованно критиковали это предложение, и что их точку зрения открыто разделял Вавилов. Именно позиция, занятая Николаем Ивановичем, более всего раздражала Лысенко, поскольку для подавляющего большинства специалистов сельского хозяйства и руководителей в Наркоматах и партийных органах мнение Вавилова оставалось решающим.

И вдруг 28 апреля 1937 года в центре первой полосы газеты "Социалистическое земледелие" большими буквами было набрано сообщение:

"ПО МЕТОДУ АКАДЕМИКА ЛЫСЕНКО

О ВНУТРИСОРТОВОМ СКРЕЩИВАНИИ САМООПЫЛИТЕЛЕЙ

Приказ наркома земледелия СССР т. М.А.Чернова" (52).

В приказе говорилось, что предложенное академиком Лысенко внутрисортовое переопыление полностью себя оправдало, и потому земельным управлениям предписывается в связи с рекомендациями науки широко развернуть работу по использованию метода в практике колхозов и совхозов. Под приказом была напечатана статья, объяснявшая, при каких обстоятельствах появился этот документ:

"Академия с.-х. наук имени Ленина

О ВНУТРИСОРТОВОМ СКРЕЩИВАНИИ

Президент Академии с.-х. наук имени Ленина т. А.И.Муралов, академики Н.И.Вавилов и Г.К.Мейстер недавно выезжали в Одессу по приглашению акад. Т.Д.Лысенко для ознакомления с результатами внутрисортового скрещивания пшениц... Президиум установил, что методика опытов по внутрисортовому скрещиванию, проводимая Т.Д.Лысенко, не встречает возражений ни со стороны академика Н.И.Вавилова, ни со стороны академика Г.К.Мейстера" (53).

Конечно, можно допустить и другое объяснение, что и Мейстер и Вавилов не предпринимали никакого маневра, а и впрямь уверовали в правоту Лысенко в данном вопросе и пошли не на попятный шаг с далеко идущими политиканскими целями, а просто убедились в своей неправоте и как честные ученые признали свои ошибки. Но, по крайней мере, Мейстер резко отрицательно высказался против этой завиральной идеи Лысенко на IV сессии ВАСХНИЛ в 1936 году. Да и в отношении Вавилова можно совершенно уверенно утверждать обратное: имеется документ, отвергающий изменение его научных взглядов. Это -- хранившаяся в Ленинградском архиве Октябрьской революции и социалистического строительства (фонд ВИР) собственноручно подписанная Вавиловым копия его письма Герману Мёллеру в Мадрид, куда американский генетик уехал защищать испанских республиканцев в их борьбе с фашистами. В этом письме, датированном 8 мая 1937 года, Вавилов писал:

"Недавно я и проф. Мейстер побывали в Одессе, чтобы проверить работу по развитию растений, проводимую Лысенко. Должен заметить, что убедительных доказательств там слишком мало. Раньше я ожидал большего" (54).

Таким образом, решение признать правоту Лысенко, да еще в таком одиозном вопросе, как польза от перекрестного опыления, было принято после наскоков в печати (и, наверняка, не менее зловещих "предупреждений" в личных беседах на разных уровнях). Просто два вице-президента сочли за благо сдаться "на милость победителя".

Но милости не последовало. На следующее же утро после обнародования приказа наркома и решения ВАСХНИЛ газета "Соцземледелие" вышла с передовой статьей "По дарвиновскому пути", в которой смаковался факт отхода ведущих биологов со своих позиций (55). Анонимный автор писал:

"Известно, что большинство ученых-генетиков и селекционеров встретили это предложение в штыки. Метод... был объявлен сторонниками формальной генетики не более, не менее как антинаучный" (56).