Светила - Элеанор Каттон

Мэннеринг обернулся к миссис Уэллс:

– А что, они тоже в сеансе участвуют? Вы их наняли?

– Этот зашел днем, – объяснила миссис Уэллс, указывая на А-Су, – и мне подумалось, его присутствие придаст изюминку вечернему сеансу. Он согласился вернуться и в итоге сделал больше обещанного: еще и друга привел. Вы должны признать, что двое – куда лучше, чем один. Мне нравится ось симметрии.

– Где Анна? – полюбопытствовал Мэннеринг.

– О, наверху, – откликнулась миссис Уэллс. – Вообще-то, это вы, мистер Мэннеринг, мне идею подбросили. Этот ваш «Дух Востока». Билеты прямо разлетаются, а все благодаря восточному колориту! Я два раза спектакль смотрела – один раз с галерки, второй раз из партера.

– А когда же она спустится? – нахмурился Мэннеринг.

– Только к сеансу, – отрезала миссис Уэллс.

– Как – значит, на вечеринке ее не будет? – встрепенулся гость. – Вообще?

Миссис Уэллс, отвернувшись, расставляла бокалы на буфетной стойке.

– Нет.

– А почему, собственно, нет? – не отступался Мэннеринг. – Кому, как не вам, знать, что с десяток мужчин грызут удила и рвутся перемолвиться с ней хоть словечком. Они недельный заработок выложили за вход, и всё ради Анны. Держать ее наверху – это чистое безумие.

– Анна должна подготовиться к сеансу, ее внутреннее равновесие нельзя нарушать.

– Чушь! – фыркнул Мэннеринг.

– Простите? – обернулась миссис Уэллс.

– Чушь, говорю. Вы ее нарочно прячете.

– На что вы намекаете?

– Я в Анне Уэдерелл свою лучшую девку потерял, – заявил Мэннеринг. – Я три недели держался на расстоянии, из уважения к бог знает чему, а теперь я хочу переговорить с ней. Никакого такого внутреннего равновесия не существует, и мы оба это знаем.

– Боюсь, я вынуждена вам напомнить, что в этой области вы некомпетентны.

– Некомпетентен, как же! – презрительно бросил Мэннеринг. – Да три недели назад Анна не отличила бы внутреннего равновесия от собственного локтя. Чушь это все, миссис Уэллс. Зовите ее вниз.

Миссис Уэллс с достоинством выпрямилась:

– Я также должна напомнить вам, мистер Мэннеринг, что вы гость в моем доме.

– Это не дом, это коммерческое предприятие. Я заплатил вам три шиллинга под гарантию, что здесь будет Анна.

– Строго говоря, никаких гарантий вам не предоставлялось.

– Да ну! – парировал Мэннеринг, начиная злиться не на шутку. – Я вам еще один совет подкину, миссис Уэллс, причем совершенно бесплатно: в шоу-бизнесе надо дать аудитории ровно то, за что она заплатила; не дадите – так огребете последствия, ибо беспорядков не избежать. В газете говорилось, что Анна будет здесь.

– В газете говорилось, что Анна будет присутствовать на сеансе в качестве моей ассистентки.

– Как вы ее заставили?

– Не понимаю, о чем вы.

– Почему она согласилась? Почему сидит наверху, одна-одинешенька и в темноте?

Миссис Уэллс пропустила вопрос мимо ушей.

– Мисс Уэдерелл учится раскладывать карты Таро, – сообщила она. – В этом искусстве у нее проявился недюжинный талант. Как только я удостоверюсь, что она в совершенстве овладела мастерством, она разрекламирует свои услуги в «Уэст-Кост таймс», и тогда – добро пожаловать! – и вы, и все жители Хокитики смогут в свое удовольствие договариваться с ней о приеме.

– И за привилегию эту я, конечно же, выложу кругленькую сумму, да?

– Разумеется, – пожала плечами миссис Уэллс. – Странно, что вы рассчитывали на иное.

А-Су переводил взгляд с миссис Уэллс на А-Цю, с А-Цю – на Мэннеринга.

– Это произвол, – буркнул Мэннеринг.

– Может быть, вам больше не угодно присутствовать на вечеринке? – осведомилась миссис Уэллс. – Если так, вы только скажите; я полностью верну вам деньги.

– Так какой в том смысл – держать ее наверху?

Вдова рассмеялась:

– Ну полно, мистер Мэннеринг! Мы с вами в одном бизнесе, как вы только что указали; мне незачем вам все по полочкам раскладывать.

– А вы разложите, – настаивал Мэннеринг. – Ну же. Разложите по полочкам.

Однако ничего объяснять миссис Уэллс не стала; минуту она буравила гостя взглядом, а затем произнесла:

– Так зачем вы сегодня сюда пришли?

– Поговорить с Анной. И оценить конкуренцию. То есть вас.

– Первая из ваших целей не осуществится, как я только что дала вам понять со всей определенностью, а второй вы наверняка уже достигли. При таком раскладе не вижу для вас смысла оставаться.

– Я остаюсь, – возразил Мэннеринг.

– Зачем?

– Чтобы не спускать с вас глаз, вот зачем.

– Понятно. – Миссис Уэллс так и впилась в него взглядом. – Сдается мне, есть еще причина, почему вы решили прийти сегодня на мой прием, – причина, которой вы со мной до сих пор не поделились.

– Ах вот как? И что же это, по-вашему, за причина? – усмехнулся Мэннеринг.

– Боюсь, мне остается только гадать.

– Так валяйте, предсказывайте! Вы разве не этим занимаетесь? Напророчьте мне мою судьбу.

Лидия оценивающе склонила голову набок. А затем, с внезапной решимостью, объявила:

– Нет, на сей раз я, пожалуй, сохраню предсказание в тайне.

Мэннеринг дрогнул, а в следующее мгновение миссис Уэллс засмеялась своим серебристым смехом и выпрямилась, прижав руки к груди. И, извинившись, сослалась на необходимость уйти: она наняла двух буфетчиц из «Звезды и подвязки» обслуживать гостей нынче вечером, а девушек еще не ввели в курс дела, они покорно ждут в кухне, и ей не хочется испытывать их терпение и минутой дольше. Она предложила Мэннерингу плеснуть себе чего-нибудь из графинов, выставленных на буфетной стойке, и чувствовать себя как дома, и с этими словами выплыла из гостиной. Мэннеринг, растерянный, красный как рак, глядел ей вслед.

Как только за хозяйкой закрылась дверь, он обрушился на А-Су:

– А ты что в свою пользу скажешь, а?

– Чтоб видать Эмери Стейнз, – объяснил А-Су.

– У тебя к нему вопрос-другой есть, а?

– Да.

– К живому или к мертвому, – промолвил Мэннеринг. – Одно из двух, верно, мистер Су? На данной стадии – одно из двух.

Тяжело ступая, он подошел к буфету и налил себе чего покрепче.

Миссис Уэллс наняла оркестр из двух человек – скрипку с флейтой – из «Общества друзей католиков» с Коллингвуд-стрит. Музыканты явились незадолго до семи, с завернутыми в бархат инструментами, и миссис Уэллс направила их в дальний конец прихожей, где загодя поставили два стула, развернув их к двери. Играть эти люди умели только джиги да хорнпайпы, но миссис Уэллс, не растерявшись, велела им исполнять свой репертуар вчетверо медленнее – или насколько позволит дыхание и координация, чтобы более или менее совпасть с атмосферой вечера. В заторможенном темпе джиги зазвучали зловеще, а хорнпайпы – печально; даже Мэннеринг, чье дурное настроение не смогли развеять ни бренди на два пальца, ни приветливая услужливость буфетчиц из «Звезды и подвязки», вынужден был признать, что эффект получился ошеломляющий.

Когда в дверь постучались первые гости, как раз заиграли «Шестипенсовик» – протяжно и ноюще, наводя на мысль не о танцах и празднестве, но о похоронах, недугах и дурных новостях.

К восьми бывшая гостиница оказалась битком набита; в воздухе густо повисал табачный дым.

– А вы когда-нибудь наблюдали за рыночным фокусником? Видели, как ведут игру в «наперстки»? Так вот, тут все дело в отвлекающем маневре, мистер Фрост. Есть особые приемчики, чтобы заставить вас отвести взгляд, – с помощью шутки, или шума, или чего-то неожиданного; только вы отвернетесь – а наперстки уже поменялись местами, или заполнились, или опустели, или что угодно. Не мне вам объяснять, ничто так не отвлекает внимание, как женщина, а сегодня вам предстоит иметь дело с двумя.

Фрост опасливо зыркнул на Притчарда и отвел глаза: он слегка побаивался аптекаря и ему очень не нравилось, что Притчард над ним нависает – стоит так близко, что, едва открыв рот, обдает собеседника горячим дыханием.

– Ну и как вы мне предлагаете не отвлекаться? – осведомился он.

– Не зевайте, смотрите в оба, – посоветовал Притчард. – Нильссен следит за Анной. А вы следите за вдовой. Уж вы вдвоем ничего не упустите, так? Что бы ни происходило, не спускайте глаз с Лидии Уэллс. Если она попросит вас закрыть глаза или посмотреть на что-нибудь – это их обычная уловка, знаете ли, – не делайте этого!

Фрост ощутил легкое раздражение. По какому это праву Джозеф Притчард распределяет обязанности по слежке и наблюдению на сеансе, на который у него даже приглашения нет? И с какой стати ему, Фросту, поручили вдову, а Анну – Нильссену? Жаловаться вслух он, впрочем, не стал: подошла буфетчица с графином на подносе. Мужчины наполнили бокалы, сказали «спасибо», и буфетчица скрылась в толпе.