Дежавю - Татьяна Шмидко

Я быстро быстро окинула взглядом обстановку дома и поняла, что средства у них отнюдь не скудные. Ну ладно, будем играть в эти игры…

– Я бесконечно благодарна вам, дядя, за помощь. Не представляю, как добралась бы сюда самостоятельно. Поездка на корабле заняла немало времени, а если бы ехала через охваченную чумой Европу… – я покачала головой и от души закашлялась, потому что пора было заканчивать эту унизительную процедуру знакомства. Тетя взвилась над столом и закричала:

– Анук! Живо сюда! Она может быть заразной! Девочки, дорогой, закройте носы!

Сестры испуганно посмотрели на меня и закрыли носы руками, а дядя поднес ту же скатерть к лицу и сморщил нос, глядя на меня, как на ходячую заразу. Мои надежды на теплый прием не оправдались – для семьи дяди я была досадной обузой, они этого и не пытались скрыть. Ну ничего, мне бы только дождаться письма от Прайма! Он приедет за мной и увезет меня отсюда!

В комнату вбежала пожилая служанка, невысокого роста, с вылинявшими глазами и бровями. Она торопливо сделал книксен и спросила, подобострастно глядя на Ранию:

– Что прикажете, госпожа?

– Возьми нашу гостью… Аксель, кажется?

– Адель, синьора Адель де Ламбрини, – сказала я, не ожидая ничего хорошего.

– Да какая разница? В общем, возьми ее и отведи в комнату, подай обед, и пусть приходит в себя после тяжелой поездки.

– Будет сделано, госпожа! – сказала служанка Анук и торопливо подошла ко мне.

– Идите за мной, барышня! – сказала она и практически побежала вглубь дома. Я поклонилась всем присутствующим в комнате и, развернувшись, пошла за ней, на ходу вытирая непрошеные слезы…

Сегодня был понедельник, и я со дня на день ожидала письма от Кристофера Бакли. По моим подсчетам, к которым я великодушно добавила еще неделю, я должна уже читать его послание. Но письма все не было. Дни проходили однообразно и уныло: хозяйка дома Рания не давала спуску ни себе, ни домочадцам. Работа, обязанности, труд и долг – вот были ее любимые слова. Она, словно грозный атлант, держала на своих хрупких плечах дом и гордилась тем непосильным трудом, который несла. Она не допускала даже мысли, что жизнь – это не череда тяжких свершений. Хозяйка дома была убеждена, что работать нужно тяжело и много, жить в напряжении, а если тяготы жизни отступают, то их нужно искать сознательно. Помимо домашней работы она умудрялась состоять в многочисленных церковных комитетах и вела активную общественную жизнь. Ее стараниями из города изгнали цыган, как разносчиков аморальной заразы, а компания, против мусульман, походила на малый крестовый поход. Казалось, что арктический холод сковал разум и сердце этой женщины, и достучаться до нее не было никакой возможности.

Меня поселили в небольшой комнатке, около кухни, окна которой выходили на живописный канал. Вид был потрясающе красивым – заснеженные дома напротив напоминали кремово-серые пряничные домики в лучах заходящего солнца, а по замерзшей воде канала ездили нарядно запряженные сани, за которые цеплялись дети и с хохотом волочились следом по льду.

Мои двоюродные сестры жили в просторных комнатах на втором этаже, а комната камердинера была вдвое больше моей. Рания продержала меня в комнате на карантине две недели, устроив «лечебный пост». Постные блюда помогли мне вернуть былую форму, потому что доктор Робертс откармливал меня жирной пищей, что сказалось на фигуре. Но теперь, потеряв пару лишних фунтов, я чувствовала себя прежней Аделью, а надежда на хорошие известия от доктора Бакли помогала мне с юмором переносить немилость тетки. Из-за нее, кстати, я провела под замком праздник Богоявления.

Когда я через две недели после приезда не умерла и даже перестала кашлять, она приставила меня к домашней работе, приказав закрывать «скандально короткие волосы» платком. Я с удовольствием проводила время на свежем воздухе, распевая песни и общаясь с курами и петухами. Я назвала их именами моих друзей и всегда от души хохотала, когда мистер Бакли со всех ног бежал по двору к миске с зерном, обгоняя на своих коротких ножках несушку Мари.

Из разговоров прислуги я знала, что у двух старших девочек – Норы и Марго, которые были на выданье, были женихи, но помолвлены они не были. Тетя Рания не скрывала, что в ее планы входило выдать меня замуж как можно быстрее, но после того, как ее дочки будут пристроены. Конечно, лучшие женихи должны достаться ее девочкам. Я не имела возможности толком поговорить с ней, но дяде сообщила, что я помолвлена и мой жених – видный коммерсант из Венеции. Он, правда, не придал моим словам большого значения и только пожал плечами. Я давно поняла, что большого веса в доме он не имел, но все-таки надеялась на родственные чувства ко мне. Оказалось, что зря.

Тетя пыталась даже приставить меня к другим домашним обязанностям, но я упорно отказывалась, не взирая на шипение моей опекунши. Что-что, а картошку чистить, колоть дрова я не собиралась! Рания заперла меня на два дня без еды, но я все равно не смирилась, доводя ее до белого каления непристойными песенками на испанском языке, которые выучила во время поездки на корабле. Я так часто слышала ее изречения про «черную неблагодарность», что завела специальную страницу в альбоме, где рисовала палочку, когда слышала это слово. Страница уже была зарисована наполовину. Рания устроила мой день так, что с сестрами я практически не пересекалась и не общалась, с чем было связано такое решение – можно было только гадать.

Вечерами на меня накатывала тоска, но я боролась с ней, вспоминая слова и лица моих родных и друзей, особенно Прайма. Заснуть я могла только тогда, когда представляла его – бесподобно красивого и любящего на пороге этого ненавистного дома. В моих мечтах он забирал меня под венец, мы праздновали пышную свадьбу… а дальше все было очень хорошо, не важно, где и как.

Примерно через два месяца после приезда, накануне дня Святого Валентина, дядя неожиданно вызвал меня к себе в кабинет.

Когда я вошла, он, не поднимая глаз от бумаг, сказал ровной скороговоркой:

– Радуйся, дитя, мы нашли тебе жениха! Это достопочтенный господин Мейо. Он недавно овдовел и твоя тетя была так любезна, что успела предложить твою руку и сердце раньше других. Так что готовь платье – через две недели ты выходишь замуж…

Мне показалось, что мир закружился вокруг меня и я, не помня себя от возмущения, закричала:

– Да как вы смеете выдавать меня замуж без моего согласия? Мало того, что вы держите меня на правах прислуги в комнате, которая чуть больше собачей конуры, так еще чихать хотели на тот факт, что я официально обручена и не желаю выходить замуж за неизвестного мне человека!