Загадка XIV века - Барбара Такман

Флоренция тоже знала, когда воевать, а когда следует проявлять благоразумие и поступаться отвагой. Благодаря де Куси, ее план захватить Ареццо неожиданно оказался близок к осуществлению. Флорентийцы подкупили правителя Караччоло, предложив ему сдать город и выплатить жалование его солдатам. Задумавшись о деньгах, с которыми они уже мысленно попрощались, люди Караччоло заявили своему вожаку, что готовы прекратить бесполезное сопротивление. И Караччоло согласился сдать город при условии, что Флоренция компенсирует ему ущерб, понесенный при защите Ареццо. Во времена рыцарства без денежных вливаний не обходилось ни одно сражение.

Вопреки обещанию сохранять нейтралитет, Флоренция готовилась использовать против де Куси вооруженную силу, однако ее беспокоили возможные репрессии со стороны Франции. Играя на опережение, Синьория представила Карлу VI обширный перечень прегрешений де Куси на флорентийской территории — грабежи, поджоги и прочий ущерб, а также требование дани и якшанье с бунтовщиками (Пьетрамала). В письме сообщалось, что, разглагольствуя о своих мирных намерениях, де Куси повел себя как враг. «Незнакомые доселе с обманом, мы тем не менее видели насквозь его коварные планы и печалились оттого, что благородный человек галльской крови, которому должно быть свойственно великодушие, позволял себе ложь и устраивал нам ловушки. Видя такое его поведение, мы не можем поверить, что он взаправду представляет короля Франции, а потому мы подготовили армию, дабы ответить силой на силу, и вот теперь с горечью пишем об этом. Мы хотим, чтобы вы поняли: наши действия можно оправдать».

Изложив все это, Флорентийская республика 5 ноября заключила с де Куси два искусно составленных дружественных договора. В первом документе Ангерран де Куси, признавая дружелюбие, преданность и уважение, с которыми республика Флоренция всегда относилась к королевскому дому Франции, передавал Флоренции в постоянное пользование Ареццо с его стенами, крепостями, домами, запасами, жителями, правами и привилегиями. Не было сделано никакого намека на то, что договор, заключенный де Куси, изначально готовился в интересах герцогов Анжуйских против Дураццо. Де Куси поставил условие, согласно которому Пьетрамала должна быть возвращена их собственность; также Флоренция обязана сохранять нейтралитет по отношению к Неаполю, французским посланникам должен быть обеспечен свободный проезд в Неаполь с правом покупать провизию, а де Куси и его людям предоставлены те же условия для возвращения во Францию.

Сумма, на которой сошлись во втором договоре, была в два раза больше той, что Ангерран запросил у Сиены. Принимая во внимание большие издержки сира де Куси при взятии Ареццо и то, что он прошел по флорентийской территории, «не причинив большого ущерба» (Флоренция в таких вопросах проявляла гибкость), и поскольку он предполагал уйти в той же манере, республика согласилась заплатить сорок тысяч золотых флоринов. Три четверти этой суммы флорентийцы обязались заплатить сразу, а остальные десять тысяч, по его желанию, — в Болонье, Пизе или Флоренции в течение двух недель после ухода де Куси из Ареццо. В день ухода из Ареццо французам разрешили унести с собой из города то, что они смогут взять.

Соглашение стало шедевром дипломатического искусства, а французы, добившись цели, сохраняли невозмутимый вид. Дураццо оказался в проигрыше, ему пришлось принять свершившийся факт; семейство Пьетрамала, ожидавшее, что снова обретет власть, впало в ярость; жители Ареццо тоже были немало разочарованы, поскольку не получили никакой компенсации. В отместку в день ухода Ангеррана Пьетрамала устроили засаду французским фуражирам, других заманили «к себе домой обещанием хорошего угощения, а после убили». Де Куси тотчас потребовал от Флоренции наказания, заявил, что подобные действия подрывают веру в «установившуюся между нами дружбу». Флоренция выразила глубочайшее сожаление и велеречиво заклеймила «негодных» Пьетрамала. Их родовое имя — Тарлати — как говорят, происходило от слова, означавшего «дерево, сгнившее от насекомых-короедов», а имя Пьетрамала произошло от pietra, то есть «камень», и этому роду оно очень соответствовало, ибо «все они тверды и постоянны в своих преступлениях». Де Куси выслушал эти образные, но бесполезные замечания, и на этом дипломатическая дуэль между Флоренцией и де Куси закончилась.

Обоюдные обязательства были выполнены. 15 и 17 ноября Флоренция выплатила тридцать тысяч флоринов, Караччоло сдался 18-го, де Куси покинул Ареццо 20 ноября. Не желая встречи с враждебным населением, он не стал возвращаться по дороге, по которой сюда явился, а перешел через горы и по восточному склону спустился в Болонью, причем, изображая победоносное возвращение, выдвинул арьергард вперед. В Болонье на Рождество с ним полностью рассчитались. В Авиньон де Куси вернулся в январе 1385 года. Через Альпы он перешел, не потеряв ни одного солдата.

Талант де Куси, необычный для того времени, заключался в понимании обстановки, особенно наглядно это проявилось в итальянской кампании; стоит сравнить его поведение с поведением герцога Анжуйского. Охота за неаполитанской короной — как бы строго ни судили ее впоследствии критики — не обязательно была обречена на катастрофу. У герцога Анжуйского был шанс не хуже, чем у соперника. Погубили его поздний старт, плохое руководство, напрасная трата времени и ресурсов на демонстрацию королевского достоинства, прежде чем он стал королем. Если бы он повел за собой армию быстро и в спартанских условиях, то нашел бы своим ресурсам лучшее применение, и результат мог бы быть другим. Но мы смотрим на средневековую историю с современной точки зрения.

Кампания оказалась весьма затратной. Цена войны стала ядом, отравлявшим весь XIV век. Средства, пожалованные короной и собранные самим герцогом, не говоря уже о сумме, похищенной Пьером де Краоном, были выжаты из французского народа ради цели, которая ни в настоящем, ни в будущем не принесла ему блага. Все это не осталось незамеченным, и народ волновался. Услышав о смерти герцога, портной из Орлеана по имени Гийом Жупонье, изрядно выпив, разразился тирадой, которой хронист засвидетельствовал голос народа: «Чего ради он поперся туда, этот герцог Анжуйский? Он ограбил нас и увез наши денежки в Италию, ему вздумалось захватить другую землю. Теперь он сдох, и будь он проклят, и Людовик Святой и прочие короли вместе с ним. Дрянь, дрянь, а не король! Не надо нам короля, Бог — вот наш король! Вы думаете, они честно заработали то, что у них есть? Они дерут с меня налог, им мало, и они снова берут, злятся, что не могут взять все, что у нас есть. Зачем они забирают у меня то, что я зарабатываю своей иглой? Пусть только тронут моего сына, да будь моя воля, я бы всех королей увидел в гробу».

В этом письменном свидетельстве выражено то, что не осмеливались сказать другие. Портной был арестован и посажен в тюрьму, но правитель Орлеана его помиловал.

Вдова герцога Анжуйского, урожденная Мария Бретонская, дочь блаженного, пусть и безжалостного Карла Блуасского и его непреклонной жены, добивалась неаполитанской короны для своего сына Людовика II с тем же рвением, с каким ее родители добивались Бретонского герцогства, — и с не лучшим результатом. В пожизненном соперничестве с Карлом Дураццо и его сыном Людовик II оказался не более успешным, чем отец. Неаполем стала править арагонская династия, потом испанские Бурбоны, а герцоги Анжуйские на протяжении двух веков по-прежнему упорствовали в своих притязаниях, настаивая на возврате отнятой у них короны.

Другой целью французов в Италии было утверждение папы Климента. Это желание превратилось в наваждение. В припадке безумия папа Урбан поссорился с Карлом Дураццо и был изгнан из Неаполя. Он набрал наемников и пошел с войском по Италии, осаждал города, захватывал пленных, обрушивал на врагов анафемы, отлучал от церкви, возил с собой шестерых пленных кардиналов, которых обвинил в заговоре против себя. Когда лошадь одного из кардиналов охромела, Урбан забил несчастного прелата до смерти и бросил его труп подле дороги. Потом он казнил четверых из пяти оставшихся.

После кончины герцога Анжуйского Пьер де Краон вернулся во Францию, явно обогатившись. В то время как многие из его недавних спутников, уцелевших в походе, шли пешком и просили подаяния, Краон явился ко двору с великолепной свитой, что вызвало негодование придворных. «Ха! Низкий предатель! — воскликнул герцог Беррийский, увидев де Краона, входящего в зал королевского совета. — Коварный предатель, ты заслуживаешь смерти! Из-за тебя умер мой брат. Хватайте его, да свершится правосудие!» Но никто не осмелился исполнить этот приказ из страха перед бургундскими связями Краона. Краон по-прежнему украшал собой двор Карла VI и долгое время избегал судебного преследования со стороны герцогини Анжуйской и ее сына, хотя ему и приказали вернуть сто тысяч франков.