Загадка XIV века - Барбара Такман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настал ноябрь. Перед въездом на территорию Неаполитанского королевства герцог на неделю остановился в Аквиле для участия в приветственных церемониях, устроенных его приверженцами. Эта задержка дала время Хоквуду, отпущенному наконец Флоренцией, прийти на помощь Урбану. Герцог был вынужден решать быстро — и направил традиционный вызов Дураццо: потребовал, чтобы тот сообщил время и место сражения. Карл III не торопился с ответом. Укрепленный замок Кастель Нуово позволял рассчитывать на длительную осаду; Карл намеревался пересидеть герцога и истощить его ресурсы, после чего легко с ним расправиться, заодно вернув территории, которые герцог захватил. Сделав вид, что рад вызову, Карл заставил герцога двинуться далее и, маня битвой, изматывал армию противника на болотах.
К Рождеству герцог сильно забеспокоился, даже составил завещание, а граф Амадей, потерявший надежду на победу, предложил заключить мир. Герцог отказывался от своих притязаний на Неаполь, а Карл Дураццо должен был отказаться от притязаний на Прованс и обеспечить противнику безопасный проход к побережью и возвращение во Францию. От этих условий Карл III отказался. Договорились о сражении между десятью воинами с каждой стороны, но, как часто случалось, когда ставки были высоки, сражение это не состоялось.
В феврале 1383 года в армии, стоявшей в горах над Неаполем, началась эпидемия, которая унесла много жизней, в том числе жизнь Амадея Савойского: он скончался в возрасте 49 лет. Первого марта, вдали от снегов Савойи, закончилась великолепная «зеленая» карьера. Герцог Анжуйский бессильно плакал у смертного одра товарища.
Вымотанная и голодная армия отступила к «каблуку итальянского сапога». Все, что осталось от королевских сокровищ, истратили на еду. Золото и серебро принесли мало денег, продали даже корону, которую герцог вез для венчания на трон. Великолепную кольчугу с золотой отделкой постигла та же судьба, герцог надел простую кирасу с желтыми лилиями. Вместо изысканного мяса и выпечки, к которым он привык, Анжуйский вынужден был питаться тушеным кроликом и ячменным хлебом. Шли месяцы, голодные вьючные животные не в силах были передвигаться, а боевые кони «уже не мчались вперед с гордым ржаньем, а бродили с опущенными головами, словно старые клячи».
С тех самых пор как оставил Париж, герцог Анжуйский забрасывал королевский совет письмами и направлял на родину гонцов, требуя исполнить обещание и профинансировать неаполитанскую кампанию под руководством Ангеррана де Куси. Еще в Авиньоне он просил своего представителя в Париже Пьера Жерара употребить все силы для привлечения де Куси. Герцог говорил, что не станет ничего платить Жерару, пока тот ему не сообщит добрые вести, но Жерара предупредили, чтобы он «вел себя с сеньором как можно почтительнее». Папа Климент поддерживал стремление герцога к короне: извещал Анжуйского об «отличных предложениях, поступающих из разных уголков Италии», сулил успех и выразил глубокое соболезнование в связи с отказом королевского совета помочь предприятию, от которого зависит благополучие церкви. Тем не менее герцог так и остался без поддержки в год сражения при Рузбеке. Только после подавления парижского восстания, когда казну пополнили штрафами, корона изъявила готовность исполнить свое обещание. К тому времени Амадей был мертв, а остатки «армии Ксеркса» ютились в Бари.
Де Куси готов был выехать на помощь к герцогу. Он постоянно консультировался в Париже с канцлером герцога, епископом Жаном ле Февром, и неоднократно спрашивал, получил ли ле Февр положительный ответ от короля. Наконец в апреле 1383 года совет согласился выделить герцогу сто девяносто тысяч франков, восемьдесят тысяч из которых представляли собой денежные субсидии от его собственных владений. Как раз в этот момент Англия затеяла новое вторжение. Все силы бросили на то, чтобы справиться с новой бедой, и всем тяжеловооруженным всадникам, по приказу герцога Бургундского, запретили покидать королевство. Экспедиция де Куси сорвалась. Армию вместо похода в Италию выдвинули во Фландрию, где англичане захватили Дюнкерк.
Плодом усилий Урбана, призывавшего к крестовому походу против раскольничьей Франции, стало английское вторжение под предводительством епископа Нориджа Генри Диспенсера. Началось все со скандала и закончилось фиаско. Финансирование крестового похода нанесло папскому влиянию в Англии моральный вред, перевешивавший все, чего папство смогло добиться ранее. Монахи, эти папские агенты, распоряжались «чудотворными индульгенциями» и имели немалые возможности торговать — или, того хуже, отказывать в отпущении грехов, «пока люди не отдадут все, что у них есть». Прихожанам даже иногда отказывали в причастии, если те никак не поддерживали крестовый поход материально. По свидетельству хрониста Найтона, золото, серебро, драгоценные камни и деньги требовали «у благородных дам и у других женщин… Так извлекали тайные сокровища королевства, находившиеся в женских руках». В стране снова зазвучали протестующие возгласы, и появился один из последних трактатов Уиклифа, «Против клерикальных войн». Священники-лолларды обвиняли «мирских прелатов… командиров сатанинских войн, выступающих против добродетельной жизни и милосердия». Из-за фальшивых отпущений грехов, по утверждению лоллардов, «невозможно исчислить, сколько душ отправилось в ад благодаря сим антихристам».
Диспенсер был воинственным человеком. Уолсингем описывал епископа как «молодого, необузданного и дерзкого… не обогащенного ни знаниями, ни благоразумием, не умеющего дарить и сохранять дружбу». К тому моменту он собрал достаточно денег и армию численностью около пяти тысяч человек, но его предполагаемые союзники в Генте были, к несчастью, разгромлены. Диспенсеру, однако, удалось после высадки в Кале быстро захватить Гравлен, Дюнкерк и Бурбур на фламандском побережье. Осада Ипра провалилась, и тогда он обратил внимание на Пикардию, которую в качестве главнокомандующего защищал де Куси. Диспенсер отступил без борьбы, когда половина армии под руководством ветерана, сэра Хью Калвли, отказалась следовать за ним. Преимущество было за многочисленным французским войском, и Диспенсер поспешно заперся в Бурбуре, а Калвли ушел в Кале. «Клянусь, — с отвращением сказал ветеран, — мы совершили самый постыдный поход, такого безобразия Англия еще не знала. Нориджский епископ решил полетать, прежде чем отрастил крылья».
В августе огромная французская армия приступила к осаде Бурбура, развлекая друг друга турнирами и празднествами, навещая чужеземных рыцарей и соперничая с ними в роскоши и храбрости, дабы «воздать хвалу древнему рыцарству». Во всех этих забавах де Куси «преизрядно отличился», особенно он блистал в искусстве верховой езды. Сидя на прекрасной лошади и ведя за собой несколько других, облаченных в попоны с геральдическими отличиями его рода, он демонстрировал изящную манеру езды к восторгу всех, кто его видел и радушно приветствовал. Четыре месяца прошли в приятной атмосфере, разительно отличавшейся от той, что сложилась годом ранее, когда рыцари воевали против восставшего народа. Французы не стремились к штурму, но при приближении зимы довели эту историю до конца, чему поспособствовал герцог Бретани. Диспенсера за выкуп с позором отправили домой. Военная слава Англии, и без того уже подмоченная, оказалась растоптанной, и моралисты немедленно обрушились с нападками на воинов, «творящих несправедливость». «Длань Божия против них, — вещал Томас Бринтон, епископ Рочестера, — потому что их рука против Бога».
Хотя противники не могли этого знать, вторжение Диспенсера оказалось последним в столетии, пусть и не в Столетней войне. Сражения так и не состоялось, но Англия с Францией не сумели прийти к соглашению. После осады Бурбура начались, как обычно, переговоры, но ничего лучше девятимесячного перемирия не придумали, — и подписали договор в январе 1384 года. На сей раз де Куси не было среди переговорщиков, поскольку он был занят «частной» войной на благо своего будущего родственника, герцога де Бара, ставшего впоследствии свекром его дочери. Тот очень кстати заплатил Ангеррану двести тысяч франков на покрытие расходов. Бракосочетание Марии с Анри де Баром отпраздновали в ноябре.
Все это время герцогиня Анжуйская и канцлер ее мужа, Жан ле Февр, умоляли королевский совет оказать герцогу обещанную помощь. Положение герцога Анжуйского было серьезнее, чем когда-либо, потому что некий аристократ ограбил его на сумму от восьмидесяти до ста тысяч франков, собранных для герцога женой (или, по другим источникам, занятых у Висконти). Грабителем, который десять лет спустя совершит еще одно преступление, получившее исторические последствия, был Пьер де Краон, рыцарь благородного происхождения и обладатель больших поместий: он сопровождал Анжуйского в Италию. Герцог послал его за деньгами, а Краон вернулся в Венецию, где растратил большую часть средств на экстравагантные увеселения, азартные игры и кутежи; похоже, он хотел показать себя человеком не скупее господина, интересы которого представлял. Оставшиеся деньги он прибрал себе и к герцогу не вернулся.