Загадка XIV века - Барбара Такман

Авторитет львов был полностью восстановлен. Париж на тридцать лет лишился старшины купеческой гильдии, а Руан так и не восстановил свобод, которыми пользовался до восстания «Гарель». Если где-то бунтовщикам и удавалось взять власть, происходило это из-за отсутствия организованной военной силы, которая могла бы навести порядок. Государство на ту пору не имело в своем распоряжении специально обученных отрядов для борьбы с мятежниками.

Восставшие, за исключением Гента, не могли удержать власть, потому что у них тоже отсутствовала организация, и в их рядах не было согласия. Бедняки представляли собой взрывоопасную массу, однако они повиновались распоряжениям купечества, лелеявшего иные интересы. Мятежи не достигли цели и потому, что многие города были настроены друг против друга. Гент держался более двух лет, после смерти Людовика Мальского привилегии города были восстановлены герцогом Бургундским. В других городах привилегии и автономия были растоптаны или серьезно урезаны. Процесс, начавшийся с восстания Этьена Марселя, продолжился: города теряли, а монархия приобретала — при финансовой поддержке корона находила себе все больше союзников среди знати.

После бунтов на простой народ стали смотреть с опаской и с подозрением: ведь он превратился из пассивной в динамичную часть общества — при этом кто-то боялся, а кто-то относился к простолюдинам с симпатией. Дешан писал: «… невинных, коих губит лютый глад, / волчища жрут, что для своих потреб. / И по сту и по тысяче растят / добро худое: то зерно и хлеб, / кровь, кости пасынков презлых / судеб крестьян, чьи души к небу вопиют /о мести, господам же — горе шлют».

Волна бунтов схлынула, оставив после себя Францию почти прежней в том, что касалось условий существования трудового люда. На чашах исторических весов инерция тяжелее перемен. Лишь через четыреста лет потомки майотенов разрушили Бастилию.

ГЛАВА 19

ОБАЯНИЕ ИТАЛИИ

На французов Италия производила столь же неотразимое впечатление, как и Франция на англичан. С тех пор как в 1381 году герцог Анжуйский перешел через Альпы, Неаполитанское королевство манило французов на юг, и в итоге случилось некое подобие интервенции, растянувшейся на пятьсот лет. Все происходило по схеме, начало которой было положено, когда экспедиция Анжуйского почти сразу встретилась с неприятностями и на протяжении 1383 года посылала депеши с просьбой прислать подкрепление — во главе с сиром де Куси.

Анжуйская династия правила Неаполитанским королевством и Сицилией со времен Карла Анжуйского, младшего брата Людовика Святого, посаженного на трон в 1266 году не без папского влияния. В конце века Арагонское королевство поглотило Сицилию, но Анжуйская династия удержала материковую часть, захватив всю нижнюю часть Италии к югу от Рима — это был самый большой домен полуострова.[17] Во времена «куртуазного» правления Роберта Неаполитанского, «нового Соломона», чьего одобрения искал Петрарка, в королевстве процветали торговля и культура. Боккаччо предпочитал жить в «счастливом, мирном, радушном и великолепном Неаполе с одним монархом», а не в родной республиканской Флоренции, «пожираемой бесчисленными заботами». Роберт построил замок Кастель Нуово на берегу несравненного Неаполитанского залива, туда приходили торговые корабли из Генуи, Испании и Прованса. Там же возвели свои дворцы аристократы и купцы, привезли из Тосканы художников, и те заполнили палаццо великолепными фресками и изваяниями. Справедливые законы, стабильная валюта, безопасные дороги, гостиницы для странствующих торговцев, празднества, турниры, музыка, поэзия — все это отличало поистине «райское» правление Роберта, закончившееся в 1343 году. Граждане передвигались по Калабрии и Апулии без оружия, если не считать деревянной палки, которой отбивались от бродячих собак.

Кончина доброго короля ознаменовала наступление смуты, характерной для XIV века. Таланты Роберта, к несчастью, не передались его внучке и наследнице Джованне. Неудавшиеся попытки брачными узами поддержать наследование трона женщиной вызвали смуту, закончившуюся схизмой. Противостояние пап сделало Неаполь полем боя. Когда Джованна высказалась в пользу Климента и по его наущению назвала своим наследником герцога Анжуйского, взбешенный Урбан назвал ее еретичкой и признал королем Неаполя другого представителя рода Анжуйских — Карла Дураццо. Герцога из малоизвестного албанского княжества нежданно-негаданно возвысили и под именем Карла III посадили на трон средиземноморского королевства.

Этот маленький светловолосый человечек напоминал Роберта мужеством, умом и любовью к знаниям. Мягкий характер Дураццо не помешал ему вступить в борьбу с Джованной. За два месяца он разбил ее армию, занял Кастель Нуово и заключил королеву в тюрьму, надеясь склонить Джованну к тому, чтобы она назначила его своим наследником и тем самым узаконила его победу. Целью каждого переворота является признание легитимности. Когда Джованна отказалась признать Дураццо своим наследником, в Италию к ней на помощь явился герцог Анжуйский, и Карл не стал медлить. По его приказу королеву задушили в тюрьме, ее труп пролежал в замке шесть дней до похорон, чтобы все убедились в смерти Джованны.

Тем временем в Авиньоне папа Климент короновал герцога Анжуйского, и тот стал королем Неаполя, Сицилии, Иерусалима и Прованса, а его соперника Карла Дураццо отлучили от церкви. Несмотря на умение убеждать, герцог Анжуйский не смог во время бунтов во Франции собрать достаточно денег, чтобы явиться в Неаполь, и понапрасну старался убедить королевский совет профинансировать его поход. Будучи правителем Прованса, герцог напечатал огромное количество денег и позволил своей армии беспрепятственно грабить новых подданных под предлогом наказания за недавние бунты. Папа Климент обеспечил ему дополнительные денежные вливания, кроме того, к походу герцога присоединился деятельный «зеленый граф», Амадей Савойский — он пожаловал Анжуйскому тысячу сто копий.

С пополненным пятнадцатитысячным войском герцог прошел сквозь Ломбардию, за ним следовали триста мулов с поклажей и бессчетное количество повозок. В снаряжение «зеленого графа» входил огромный зеленый шатер, украшенный двенадцатью щитами с гербами графов Савойских. Граф прихватил и зеленый шелковый плащ, расшитый красно-белым узором, двенадцать зеленых конских упряжей и четыре венгерские упряжи для своего ближайшего окружения, зеленые сапоги, плащи с капюшонами, блузы для пажей. Некоторые бароны возражали против похода по разным причинам, но он заставил их замолчать и прибавил с несчастливым предвиденьем: «Я сделаю то, что обещал, даже если это будет стоить мне жизни». Многие аристократы встали под знамена графа «из восхищения его героизмом и душевной широтой».

В Милане герцог Анжуйский пополнил свою казну благодаря Висконти. Герцог сосватал своего семилетнего сына к дочери Бернабо Лючии. За перспективу дочери сделаться в будущем королевой Неаполя Бернабо заплатил пятьдесят тысяч флоринов. Эта сумма примерно соответствовала годовому доходу ста буржуазных семей[18], а дополнительную сумму герцог получил от Джан-Галеаццо. Анжуйский использовал все возможности для сбора средств, требовавшихся «подлинному королю» на пути в свое королевство.

В шлемах с плюмажами, нагруженный подарками, герцог Анжуйский вместе с Амадеем и рыцарями с помпой покинул Милан. За ними следовало такое количество людей и повозок, что со стороны все «напоминало армию Ксеркса». Они двинулись на восток, к Адриатическому побережью, по обходному пути, ибо Флоренция, противопоставившая себя и герцогу, и Дураццо, не желала разорения и выслала отряд в шесть тысяч человек, которые заблокировал дорогу через Тоскану. По словам монаха из Сен-Дени, который, как и его товарищ, монах Уолсингем, косо смотрел на герцогов-мародеров, герцог Анжуйский и его аристократы тешили себя мыслью, что французские лилии распространяют повсюду «сладкий аромат славы». Во время похода они славили свое предприятие песнями и стихами, воспевавшими сказочное мужество французов.

Хотя герцог провозглашал намерение «улучшить судьбу церкви силой рыцарства», то есть силой оружия, применить эту силу против Урбана ему не удалось. Покинув побережье возле Анконы и вознамерившись перейти Апеннины в начале сентября, он не пошел на Рим, хотя решительным натиском вполне мог бы в это время взять город. Разведчики доносили, что «белый отряд» Хоквуда, обещавший защищать Урбана, задержался возле Флоренции по просьбе этого города. Герцог не согласился с советом Амадея Савойского и пошел к Неаполю по нижней дороге. Армии пришлось двигаться через ущелья и взбираться на вершины, «упиравшиеся в небо», и невзгоды подстерегали ее на каждом шагу. Горные отряды, действовавшие по указке Неаполя, нападали на обоз и на арьергард, охранявший повозки, так что в Казерту, город на расстоянии дневного перехода до Неаполя, Анжу прибыл намного беднее, чем был в начале пути. К рекогносцировке местности в средневековых войнах не прибегали, а потому схватки разгорались неожиданно и часто.