Огнеслава (СИ) - Гамаюн Марина

— Зачем признался? — настороженно спросил Аскольд.

— Времена наступают тревожные, — ответил Елизар. — Моя сестра есть зло с лицом небесной девы. Раз осталась во дворце, рано или поздно она проявит себя. Я не могу позволить, чтобы род пострадал по её вине!

— Много ли тебе известно?

— Только суть обряда, то что змеем становится один из близнецов, больше ничего, — понизив голос, чтобы никто лишний не услышал, ответил Елизар, а после продолжил, как и раньше. — Я много размышлял об этом. Думаю, что наш род не готов занять ваше место. Я не смог бы принести такую жертву. Поэтому, мы будем служить вам. Как это было, так будет и впредь!

Аскольд молчал. Откровенные речи Елизара поставили перед выбором. Сейчас он не готов принять решение. С одной стороны, закон требовал немедленно лишить жизни того, кто узнал главную тайну Зеяжска, а с другой была справедливость. По справедливости, смелость Елизара заслуживала уважения. Он готов отдать жизнь, за родичей, за своих братьев, за будущее семьи. Будь Аскольд на его месте, поступил бы также. Мог ли боярин умышленно сказать всё это, преследуя какие-то сторонние цели? Был ли искренен? Однозначно ответить на эти вопросы мог только Горан с его даром предвидения. Аскольд мог полагаться лишь на то, на что полагается обычный человек, а решение нужно принять сейчас. Сердце князя склонилось в пользу справедливости, и он сказал:

— Продолжай свою службу, Елизар Светомилович. Только время покажет, был ли я прав сегодня. Надеюсь, что не ошибся в тебе.

— Хочу, чтобы вы знали. Недавно я собрал совет рода, каждый поклялся в верности вам. Если сестра совершит что-то, что запятнает честь семьи, мы отречемся от неё. Таково решение.

После того, как Беляна приняла обет безбрачия, учитывая все слухи, что ходили о молодой боярышне, никто бы и не подумал, что родня будет поддерживать её. Оставалась лишь формальная привязка в виде имени и крови, не более. Своим заявлением, Елизар разрушал и это. Будь Беляна действительно дочерью Всеволодовичей, то какие бы планы не строила на будущее, они бы рухнули в это самое мгновение. «Всё сложнее, чем ты думаешь!» — произнес про себя Аскольд, а вслух заверил:

— Не волнуйся, что бы ни совершила Беляна Мстиславовна, я не буду связывать это с родом Всеволодовичей.

— Благодарю, — поклонился Елизар.

С делами Аскольд закончил поздно, звезды уже давно освещали небосвод, когда он вошел в свои покои. Слова Елизара никак не шли из головы: «Как бы убить змея не оказалось более простым решением народных бед». Что не говори, а он прав. Зеяжск родился и обрел силу благодаря змею, но те, для кого Горан был шансом на выживание, давно отправились к предкам. Теперь их народ живет сытно и богато, отсутствие угроз стало привычной повседневностью. Его люди забыли, что такое голод, войны, пожары и засуха. Да об этом постоянно говорят молодым, но только для того, чтобы объяснить необходимость жертвоприношений. Жертвоприношения – это цена, на которую они согласны, потому, как плата не касается каждой семьи в государстве. «Да, чье-то дитя отдало свою жизнь змею, но оно и так бы умерло, разве нет?» — говорили люди. Теперь же, когда у их границ затаилась настоящая беда, принести жертву придется каждому, жизнь каждого станет тяжелее. Боль и лишения обернутся гневом. Не обратится ли этот гнев против Горана? Он основа их благополучия, но он же и причина страха всех кто встанет против Зеяжска. Он принес им блага, но разве не эти блага предмет зависти соседей?

— О чем задумался? — услышал голос брата.

— Елизар знает тайну обряда, — хмуро ответил Аскольд. — Я отпустил его.

— Правильно. Сейчас казнь главы знатного рода совсем не нужна. Тем более, все видят, как самоотверженно он взялся за порученные дела. Елизар уже успел заслужить уважение среди старейшин, — поддержал решение брата Горан.

— Если честно, не поэтому отпустил, — ответил князь, устало упираясь руками в стол. — Он умен и честен. Знаешь, что он сказал мне?

Горан отрицательно покачал головой.

— Я не смог бы принести такую жертву... — уставившись в столешницу, повторил слова Елизара Аскольд. — Поэтому, он заставил весь свой род принести клятву верности и отречься от Беляны.

— Дальновидно! — только и ответил брат.

— Я чувствую себя чудовищем, — поднял усталые глаза князь. — Скажи мне, что было бы с Зеяжском, если бы нас с тобой вдруг не стало?

— Думаю ничего. Сейчас Зеяжск достаточно силен, чтобы не рухнуть из-за смены правящего рода, — ответил Горан, но внимательнее посмотрев на брата, понял глубинную суть вопроса. — Без змея можно обойтись, если ты об этом. Да будет тяжело и это своего рода шаг назад, потому что нужно время, чтобы перестроиться, но Зеяжск самое сильное и богатое государство в срединных землях, он не исчезнет.

Они молча смотрели друг на друга. Говорить не хотелось, слишком мрачными были их мысли. У каждого свои, но для каждого они отзывались болью. Первым отвел взгляд Аскольд. Случайно натолкнувшись глазами на открытый сундук с кубком, он поднял артефакт и показал брату:

— Вина?

— Нет. Скоро обряд, сознание должно быть ясным, — отвернулся Горан, отходя к двери. — На самом деле, я пришел, чтобы отправить тебя сегодня к Маре.

— Зачем? Я не в том состоянии сейчас, чтобы радовать любимую женушку, — сказал Аскольд, делая глоток.

— Ты только вернулся с границы, однако вместо отдыха весь день провел с боярами, если я сейчас не сделаю хоть что-то, то ближайшее время проведешь в постели, свалившись от усталости, — объяснил Горан, подготавливая проем для перехода. — Мне было видение, и оно мне не понравилось. Единственное, что я смог придумать, это отправить тебя туда, где ты не сможешь работать. К тому же, — многозначительно оглянулся он. — Маре есть чем порадовать тебя!

Слушая брата, Аскольд благодарно улыбался. Он действительно чувствовал себя разбитым, усталость наваливалась сильнее с каждым мгновением. Уснуть сейчас в её объятьях казалось неплохой перспективой. Хотя по опыту, просто уснуть у них никогда не получалось. Горан закончил, дверной проем озарила мерцающая рябь. Допив вино, Аскольд оставил кубок на столе и отправился во дворец Идунн.

Он так часто бывал здесь, что отлично ориентировался даже в полной темноте. Глубокая ночь. Его своенравная царица спит крепким сном. Наощупь пробрался в опочивальню, свет из окошек едва освещает кровать. Милое лицо светлым пятном выделяется среди подушек. Боги милостивые, как же он устал, силы будто испарились. Добрел до кровати, присел на краешек. Скинув обувь и одежды, наклонился, чтобы поцеловать, но тут почувствовал, как сталь холодным острием кольнула в бок.

— Так, так… — прошептала Мара, открывая глаза. — Кто посмел среди ночи пробраться в мою опочивальню?

— Тот, кто тебя не боится! — тихо ответил Аскольд, продолжив движение к её лицу.

Холод клинка на боку исчез, чтобы появиться у подбородка. Князь остановился в мгновении от поцелуя.

— Думаешь, тебе всё можно? — свела брови Мара. — Приходишь и уходишь когда пожелаешь. Я жду тебя уже неделю, но ты даже весточку не отправил, а сейчас появляешься, как ни в чем не бывало.

— Я так устал… — выдохнул он, налегая на острие клинка настолько, что царице ничего не оставалось, только убрать его. — Завтра! Ты скажешь мне всё завтра! — проговорил он целуя.

Мара приняла поцелуй, обнимая. Не получалось у неё долго злиться на своего милого князя. Может от того, что любила всем сердцем, а может от того, что скучала постоянно. Никогда бы не призналась, но царица в чем-то завидовала Огнеславе, живущей в Белом дворце. Она постоянно ждала Аскольда, каждый вечер надеялась на встречу. В этот раз его не было дольше обычного, и Мара извелась в одиночестве. К тому же ей хотелось быстрее рассказать супругу то, что узнала совсем недавно. Сперва она сомневалась, но десять дней назад старшая врачевательница Элин подтвердила её мысли. С тех пор ожидание превратилось в пытку.

Целуя, она чувствовала, как слабеет его тело, руки перестают обнимать. Отрываясь от её губ, Аскольд ещё раз прошептал «завтра» и тихо опустил голову на подушки, словно обессилев. Мара села на кровати, удивленно рассматривая уснувшего мужа.