Вторая модель (Сборник) - Филип Дик

Баттерфорд покачал головой:

— Нет, — твердо ответил он. — Мы не поддадимся вашему влиянию. Это мы определяем политику государства. И вы будете действовать только согласно нашим указаниям. Или не будете действовать. Останетесь в стороне.

— Мы останемся в стороне.

Баттерфорд подскочил:

— Предатели! — заорал он вслед Джеку — тот развернулся и пошел из кабинета. — У вас нет выбора! Мы требуем, чтобы вы поставили свои способности на службу Родине! И мы перехватаем вас всех до единого! Вам придется сотрудничать с нами — как и всем остальным! Потому что на войне как на войне!

Дверь закрылась, и он вышел в прихожую.

«Нет, надежды нет. Никакой, — горько проговорил голос в его голове. — Я свидетельствую: ты двенадцать раз пытался сделать это. И при этом думаешь попытать счастья в тринадцатый. Хватит, достаточно. Приказ уже вышел — мы всех отзываем. Когда начнется война, мы встанем над схваткой.

— Мы должны помочь! — в отчаянии воскликнул Джек. — Не военным, а им — людям! Миллионы людей погибнут!

— Мы не можем им помочь. Мы не боги. Мы всего лишь смертные с паранормальными способностями. И мы поможем — если они примут нашу помощь, позволят нам помочь. Но мы не можем заставить их принять наши взгляды. Мы не можем ввести в правительства членов Гильдии — если сами правительства того не захотят.

Крепко держа металлический ящик, Джек на еле гнущихся ногах спускался вниз по лестнице. Потом он вышел на улицу. И направился обратно — в школьную библиотеку.

За ужином, когда за стенами хибарки уже сомкнулась темная ночь, он оглядел присутствующих — всех выживших членов Гильдии.

— Вот как обстоят дела. А общество вообще ничего не предпринимает. Не вредит нам — но и не помогает. Бесполезно! Все, что мы делаем здесь, бесполезно и никому не нужно!

И он изо всех сил треснул кулаком по источенной жучками столешнице.

— Мы сидим тут и гнием заживо, а в это время коммуны разваливаются и жалкие остатки цивилизации гибнут!

Тельма с бесстрастным видом наливала себе суп в тарелку:

— Мы исцеляем больных, предсказываем будущее, подаем мудрые советы и творим чудеса.

— Мы это тысячи лет уже делали, — горько ответил Джек. — Сивиллы, ведьмы исстари селились на безлюдных холмах и пустошах. Неужели мы не можем пойти и помочь? Почему мы всегда остаемся в стороне и не вмешиваемся — хотя единственные понимаем, что происходит?! Мы стоим и просто смотрим на то, как слепые идиоты ведут человечество к гибели! Мы что, не могли просто взять и предотвратить войну?! Заставить их заключить мир?!

Портер вяло возразил:

— Мы не хотим им ничего навязывать, Джек. И ты прекрасно это знаешь. Мы же им не хозяева. Мы хотим им помогать, а не контролировать.

Ужин продолжился в мрачной тишине. Потом Дорис заметила:

— Все проблемы — от правительств. Политики не хотят делиться с нами властью.

И она печально улыбнулась Джеку через стол:

— Они знают, если допустить нас к управлению, придет время, когда они сами станут не нужны.

Тельма с аппетитом набросилась на еду — сушеные бобы и жареный кролик со скудной подливой.

— Ну, положим, сейчас правительства никакого нет. Не то что перед войной. Не называть же мэров коммун правительством! Это слишком громкое для них название…

— Они принимают решения, — возразил Портер. — Они решают, как развиваться коммуне, как ей жить.

— Я знаю, что на севере есть коммуна, — сказал Стивен, — в которой рабочие перебили чиновников и захватили власть. Так вот, они влачат жалкое существование. Скоро все вымрут.

Джек оттолкнул свою тарелку и поднялся на ноги.

— Я пойду на крыльце посижу.

И он вышел из кухни, прошел через пустую гостиную и открыл мощную сейфовую наружную дверь. Вокруг него тут же завихрился холодный вечерний ветер, и он, ослепленный, на ощупь добрался до перил и там встал, засунув руки в карманы. Проморгался и принялся смотреть в поле, ничего на самом деле не видя.

Ржавый автопарк уже разъехался. Ни души, только усохшие деревья качают ветвями над дорогой и в мертвой листве шелестит ночной ветер. Какое безрадостное зрелище. Над головой прерывисто взблескивало несколько звездочек. Где-то вдалеке какой-то хищник с треском ломился через кусты, преследуя добычу — дикая собака или получеловеческое существо из тех, что обжились в подвалах разрушенного Чикаго.

Через некоторое время на крыльцо вышла Дорис. Она молча приблизилась и встала рядом — темный тонкий силуэт в ночном мраке. И зябко обхватила себя руками.

— Ты не попытаешься еще раз? — тихо спросила она.

— Двенадцать попыток — вполне достаточно. Я… я не могу изменить его. У меня нет этих способностей. Я не слишком владею искусством убеждения…

И Джек беспомощно развел ручищами:

— Он такой маленький, хитрый, суетливый. Прямо как Тельма — костлявый и невероятно болтливый. И вот я возвращаюсь туда раз за разом — и что? Ничего у меня не выходит…

Дорис задумчиво погладила его руку:

— А какой он, город? Я никогда не видела довоенных городов. Многолюдных, настоящих. Я же родилась в военном лагере, ты помнишь?

— Тебе бы понравилось. Люди смеются, спешат по своим делам. Кругом машины, плакаты — жизнь бьет ключом, короче. Я там каждый раз чуть с ума не схожу. И каждый раз жалею, что увидел. Жалею, что могу ходить туда-сюда.

И он махнул рукой в сторону перекрученных деревьев:

— Это в десяти шагах от тех деревьев. Но все — ничего больше нет. Даже для меня этого нет. А когда-нибудь и я не смогу туда снова шагнуть — как и вы все.

Дорис не понимала:

— Разве это не странно? — пробормотала она. — Я могу передвинуть любую вещь. А вот себя в прошлое, как ты, переместить не могу.

И она легко пошевелила пальцами — и в темноте что-то шлепнулось о перила, и она наклонилась, чтобы подобрать это.

— Видишь, какая красивая птичка? Я ее только оглушила, не убила.

И она подбросила птицу вверх. Та криво замахала крыльями и все-таки сумела долететь до кустов.

— У меня получается только оглушать.

Джек недовольно пробормотал:

— Ну вот как мы зарываем наши таланты в землю. Размениваемся на трюки и фокусы. И что дальше?

— Но это же не так! — возразила Дорис. — Сегодня, когда я проснулась, здесь собралась группа сомневающихся. Стивен перехватил их мысли и выслал меня наружу.

И голос ее зазвенел неподдельной гордостью:

— И я заставила здесь пробиться подземный ручей — вода растеклась, они все промокли. А потом я велела ручью течь как обычно. Вышло убедительно.

— А тебе никогда не приходило в голову, — сказал Джек, — что ты могла бы им помочь отстроить заново город?

— Но они не хотят их отстраивать.

— Они думают, что не смогут. Они сдались, они даже не думают об этом. Для них это — пустой звук.

И он мрачно задумался.

— Кругом, на миллионы миль вокруг — лишь пепел и руины. А людей мало. А они даже не пытаются объединить коммуны.

— У них радио есть, — заметила Дорис. — Они переговариваются друг с другом — по мере необходимости.

— Они боятся использовать технику — потому что боятся новой войны. Потому что еще остались фанатики, которые при любом удобном случае снова бросятся в бой. Поэтому они предпочитают варварство новым военным действиям.

И он сплюнул в кусты под крыльцом.

— И я их очень хорошо понимаю.

— Если бы мы контролировали коммуны, — задумчиво проговорила Дорис, — мы бы не стали начинать новую войну. Мы бы их объединили в мирное сообщество.

— Ты как-то никак не можешь выбрать, на чьей ты стороне, — сердито заметил Джек. — Еще минуту назад ты тут чудеса творила — так откуда такие мысли?

Дорис заколебалась.

— Ну, я просто их пересказала. Думаю, на самом деле это сказал или подумал Стивен. А я просто их озвучила.

— Тебе что, нравится быть для Стивена рупором?

Дорис боязливо поежилась:

— Господи, Джек, осторожнее — он же тебя может просканировать! Не говори о нем так!

Джек отошел от нее и спустился по ступенькам. Потом быстро пересек темное, пустынное поле — он шагал прочь от хибары. Девушка бежала за ним.

— Ну не уходи, — задыхаясь, пробормотала она. — Стивен же еще ребенок. Он не как ты. Ты взрослый. Зрелый. А он нет.

Джек поднял голов к черному небу и расхохотался.

— Дура ты дура! Ты хоть знаешь, сколько мне лет?!

— Нет, — отозвалась Дорис. — И можешь мне не говорить. Я знаю, что ты старше меня. Ты всегда был с нами, сколько себя помню. И ты всегда был такой — большой, сильный и светловолосый. — И она нервно хихикнула: — Ну конечно, все эти другие… другие личности… старые, молодые… Я не очень-то понимаю в этом, но мне все равно кажется, что они — часть тебя. Вроде как разные проекции твоего «я» на временной шкале.