Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко - Лев Белоусов

Дуэли были лишь с обидчиками политическими. Первый раз он дрался еще в 1915 году с анархистом Л. Мерлино, которого сам Муссолини в ответ на критические статьи обозвал «канальей». В том же году взаимные обвинения в печати вылились в дуэль на шпагах с социалистом К. Тревесом. Схватка была остановлена секундантами, и противники разошлись, так и не пожав друг другу руку. Сценарий трех последующих дуэлей с журналистами в 1921–1922 годах аналогичен прежним: оскорбления в печати, демонстративный вызов, обмен ударами, расставание ко взаимному удовольствию. Лишь в ходе первого поединка Муссолини получил незначительную царапину.

Его образ жизни в начале 20-х годов существенно изменился. Газета приносила приличный доход, что позволило перевезти семью в Милан. Ракеле не хотелось покидать родные места, в которых ей жилось уютно и привычно. Как многие провинциалки ее возраста и круга, она испытывала одновременно и любопытство и страх перед большим городом. Казалось, он таил столько соблазнов и опасностей, что лучше было бы держаться от него вдали. Конечно, ей хотелось быть поближе к мужу, чаще его видеть, общаться, но она уже привыкла довольствоваться нерегулярными наездами Бенито и спорадическими интимными контактами. Ее жизнь протекала в нескончаемых хлопотах по хозяйству и в воспитании детей, которых было уже трое: в 1918 году родился сын Бруно.

Муссолини обеспечил семье уровень жизни выше среднего. Вскоре появились и соответствовавшие этому уровню привычки: в 1920 году он купил свою первую машину — светлую четырехместную «Бьянки Торпедо». По тем временам это была явная роскошь. Иногда он пользовался услугами шофера, но чаще предпочитал садиться за руль сам. Водил Муссолини хорошо, хотя не был чужд лихачества. Особое удовольствие ему доставляли поездки за город с Маргеритой Сарфатти, Анджелой Курти Ку-чатти или с семьей. Будучи человеком уже достаточно известным и узнаваемым, он не выставлял напоказ свои интимные привязанности, но и не особенно заботился о том, чтобы их скрывать. В этом смысле жизнь в Милане доставляла Ракеле немало неприятных минут. Она ревновала мужа, о многих его похождениях знала, о прочих догадывалась, но изменить что-либо не могла. Сцены ревности были неприятны для обоих, проходили бурно и всегда заканчивались безрезультатно. Ракеле плакала, а Муссолини злился и хлопал дверью.

Два раза дуче пробовал прорваться в парламент. Он с нескрываемым презрением относился к «этому заведению», считал, что пара бомб приносит больше пользы, чем десяток резолюций. Тем не менее он хотел быть избранным, поскольку депутатское удостоверение не только гарантировало неприкосновенность личности и право использовать парламентскую трибуну для огульного охаивания демократии в ее же чреве, но и позволяло приобщиться к механизму законотворчества, заглянуть краем глаза в те самые коридоры власти, о которых Муссолини давно с вожделением мечтал. Однако первый раз, в 1919 году, он потерпел сокрушительное поражение, собрав лишь несколько тысяч голосов земляков. Вечером 16 ноября, когда стали известны итоги голосования, противники Муссолини имитировали его похороны: по улицам Милана пронесли гроб, окруженный горящими свечами. На следующий день «Аванти!» с сарказмом писала о найденном в канале гниющем трупе: «Кажется, это Бенито Муссолини».

Дуче был полностью деморализован. Он хотел продать газету, бросить политику, стать каменщиком или пилотом, вообще убраться куда подальше и даже эмигрировать. Профессию каменщика он освоил еще в Швейцарии, а летное дело привлекало его с момента появления первых аэропланов. Позже Муссолини действительно стал брать уроки летного мастерства и получил удостоверение пилота. Управление самолетом и лихая езда на автомобиле доставляли ему наслаждение скоростью и близостью опасности, что дополняло формируемый им в глазах обывателя образ человека бесстрашного и решительного. Нередко за это приходилось расплачиваться: Муссолини попадал в дорожные и авиационные катастрофы, но всегда отделывался испугом и незначительными повреждениями. Так, в мае 1921 года в результате падения самолета он получил перелом коленной чашечки и пять швов на лысеющей голове. Каждый раз благополучный исход и выживание Муссолини расценивал как доброе предзнаменование и подтверждение особой роли, якобы уготованной ему судьбой.

Несколько дней после выборов Муссолини пребывал в состоянии полной прострации, из которой его постепенно выводила Маргерита Сарфатти. Она все время была рядом и утешала его душой и телом. В интеллектуальном отношении Маргерита заметно превосходила почти всех женщин, с которыми до сих пор имел дело Муссолини. С ней могла конкурировать только Анжелика Балабанова, но направленность ее революционных интересов была весьма специфична. Маргерита же обладала более широким кругозором. Кроме того, она очень хорошо чувствовала перепады настроений своего возлюбленного и умела под них подстраиваться. Она внимательно слушала то, что говорил Бенито, разделяла многие его взгляды, вовремя и очень аккуратно давала советы, которыми Муссолини нередко пользовался. Ее тактичность и ненавязчивость приводили к тому, что в течение многих лет Муссолини не уставал от ее присутствия. Она ничем его не обременяла и зачастую оказывалась весьма полезной.

Вторично дуче баллотировался в парламент весной 1921 года. Ситуация в стране была уже иной, фашисты имели более или менее прочные позиции во многих провинциях, и им удалось провести в палату депутатов 35 человек. Муссолини возглавил их парламентскую фракцию, назвав ее «карательным взводом». Видевшие его в первый день работы в новом качестве отмечали, что Муссолини «имел вид постороннего наблюдателя, ироничного и любопытствующего. Он занял место в последнем ряду крайнее справа… Здесь этот зритель принимал визиты своих коллег, но предпочитал сидеть в одиночку. Он никогда не приближался к другим секторам зала и не вмешивался в дискуссии». Всем своим видом и поведением дуче выражал презрение к этой «мышиной возне», которая с каждым днем имела все меньше шансов стать дорогой к власти.

В стране нарастал вал сопротивления фашизму, но противостоявшие ему силы (демократы, социалисты, коммунисты, часть либеральной интеллигенции) были слишком раздроблены, а правящие слои слишком напуганы угрозой коммунистического переворота, которая после войны обозначилась во многих европейских странах. Фашизм, замешенный на национализме, казался им меньшим злом по сравнению с большевизмом, стремившимся опрокинуть весь существующий порядок. И Муссолини нюхом прожженного политикана чувствовал, что в решающий момент борьбы за власть этот страх даст ему в руки козырную карту.

Осенью 1921 года фашисты создали свою партию, в которую сразу объединилось свыше 300 тысяч членов, а спустя полгода перешли в открытое наступление. «Я не блефую и не торгую дымом, — возвестил дуче. — Революция — это не «ящик сюрпризов», открываемый для удовольствия. Сейчас революции делаются с армией, а не против нее, с регулярными отрядами, а не с аморфными массами, с оружием, а не без него. Мы готовы — победа или смерть!» По приказу Муссолини фашистские отряды — сквадры — начали захватывать города и целые провинции. Центральное правительство смотрело на это сквозь пальцы, и к осени в Италии фактически установилось двоевластие.

О том, что произошло на Апеннинах в октябре 1922 года, написаны десятки тысяч страниц. Как это часто бывает в описании революционных потрясений, многое впоследствии выдумывают сами участники событий, многое насильственно вычеркивается из памяти людей, реальные факты переплетаются с домыслом, а наиболее часто повторяемые эпизоды для последующих поколений становятся азбучными истинами, в которых лишь немногие профессионалы способны отличить правду от вымысла. Так называемая фашистская революция в Италии не являлась исключением из этого правила. Миф о ней творился позже самим Муссолини и его апологетами, а правда стала известна потомкам лишь после краха созданного им режима. Однако суть дела оставалась прежней: фашисты осуществили насильственный переворот, приведший к смене политической власти.

Прежде чем принять окончательное решение о начале мятежа, Муссолини долго колебался. Он понимал, что у фашистов нет сил и средств, необходимых для противостояния регулярным войскам. Но отступать было уже поздно, так как в случае колебаний оголтелые сторонники могли обойтись и без него. Общий тактический расчет дуче оказался правильным: ставка была сделана не столько на собственный удар, сколько на нежелание противника сопротивляться. За несколько дней до «похода на Рим» Муссолини на всякий случай расписался в преданности Савойской династии, зачеркнув тем самым свое антироялистское прошлое. Спустя несколько лет он назвал короля Виктора-Эммануила «живым символом военной славы нации», которому фашисты намерены служить «всеми силами и энергией, а если понадобится, то и высшим самопожертвованием». Эрнест Хемингуэй действительно имел все основания назвать Муссолини «самым хитрым оппортунистом эпохи».