Шахматы - Андрей Дорофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лиза.
Лиза вздрогнула. Ролекс стоял около нее и подавал платок и стакан воды. Лиза слабо кивнула в знак благодарности и осторожно отпила, но волнение выдавало себя стуком зубов о стакан.
– Холодно, – Лиза и вправду ощущала какой-то сквозняк. Она помотала головой, но мурашки и ощущение невыспанности не пропадало.
– Лиза, послушай, сейчас не время отдыхать. Докуда довела тебя машина?
Ролекс повел ее к креслу, но Лиза видеть больше не могла эту черную кожу с искусственным запахом. Она нервно вырвала руку Ролекса, подошла к дивану и плюхнулась скраю на подлокотник рядом с панелью управления.
– Ролекс… Это было невероятно, неужели человек может вспомнить, как мать качала его в двухлетнем возрасте? Как мама делала попытку… – Она не могла выговорить слово и немного сморщилась. – Попытку… избавиться от меня в животе? Как это может быть?.. Что там?
Последнее относилось к легким сотрясениям купола и отблескам последних вспышек лазеров.
– Там бой, Лиза. Он почти закончился, но у нас всё равно нет времени. Нужно продолжить работу с машиной.
– Ролекс, господи, дай отдохнуть. Я же всегда помогала тебе, теперь ты пойми – я еле на ногах стою. Там все равно нечего больше вспоминать, – она прилегла на краешек дивана и прикрыла глаза, но почувствовала несильное, хотя и требовательное прикосновение Ролекса.
– Вставай, Лиза.
В комнату вбежали солдаты во главе с Нильгано. Тот мгновенно оглядел комнату, расставил солдат по углам, а сам подошел к Ролексу в вопросом во взгляде.
– Все в порядке, сэр. Лиза пока еще… Лиза, а не Ментор. Она устала.
И видя, что Макс ждет дополнительной информации, устало махнул рукой.
– Пока до зачатия.
Тут и Макс повернулся к Лизе, и, несмотря на ее слабые протесты, вместе с Ролексом довел ее до кресла. Лиза упала в кресло и жалостливым взглядом посмотрела на Макса с Ролексом, но их взгляд, ничего, кроме решимости, не выражал. Сочувствие, никакой угрозы, но – жесткое намерение. Лиза вздохнула и положила руки на зеркальца. Знакомое ощущение нежных ростков в венах вернулось мгновенно.
Муть. Какая-то муть перед глазами. Словно белое молоко разлилось поверх глаз и мешает смотреть. Вместе с тем, однако же, – легкость и невесомость членов тела. Лиза почувствовала себя как воздушный шарик с гелием, болтающийся под потолком и поворачивающийся под порывами сквозняка то одним, то другим расписным боком к свету.
Однако же ясность зрения начинала приходить, а вместе с ней – звуки. Лиза обнаружила себя стоящей на какой-то лесенке под потолком палаты, очевидно, родильной. Внизу бродили какие-то люди в белых халатах, очевидно, врачи. Секунда потребовалась, чтобы узнать в женщине, лежащей в родильном кресле, свою мать, помолодевшую на пятнадцать лет, без седины еще в волосах. Мать была накрыта простыней и, очевидно, рожала ребенка.
«Что за фантастика?» – подумала Лиза. «Я же единственный ребенок в семье».
В следующую секунду Лиза поняла, что никакой лесенки под ней нет, и она – она! – парит в воздухе. Лизу на этот раз не слишком это удивило – ей вспомнилось ее летание в Ничто.
Но тут Лиза заметила, что она не одна. Несколько личностей, пять или шесть, не слишком враждебных, но и не добрых, стояли под потолком, невидимые обычным зрением, но Лиза хорошо понимала в силу своего состояния – они ее сторожат. Странно – Лиза мыслила словно человек, но не ощущала таких мыслей в стражах. В них теплилась жизнь и твердое желание не упустить Лизу в сторону, но они для Лизы были похожи скорей на собак или даже деревья – примерно так по интеллектуальному уровню.
И, как толчок, пришла запоздалая мысль – это же меня рожают! Но разве я не лежу у мамы в животе? Ведь я же чувствовала, думала, когда машина водила меня через жизнь в утробе… Но тут же Лиза отвлеклась – ей было не до того.
В палате врачи засуетились сильнее обычного, из-под простыни на ногах мамы, куда головой залез один врач, раздались обычные «Тужьтесь, мамочка, тужьтесь!», и сначала в тишине, а потом с громогласным ревом в мир на руках врача выплыл ребенок, весь в какой-то белой смазке и пятнах. Тошнотворный запах разлившейся крови достиг даже Лизы.
Я родилась, подумала Лиза. Но какое-то нереальное это тело младенца, словно чужое или взятое напрокат. Я что, украла его? Но нет, видимо меня просто впихнули в него без воли, пришло вдруг понимание.
Врач внизу взял ребенка за ноги («Изверг!»), ощутимо стукнул по попе незнамо зачем, а другой врач острым скальпелем перерезал пуповину. Рождение свершилось.
Но Лиза снова почувствовала, что машина тянет ее вглубь. Палата начала медленно удаляться, и Лиза почувствовала, что ее втягивает по какой-то узкой трубе вверх, понимая при этом, что на самом деле тогда ее по этой трубе спускали. Тошнота. На мгновение мелькнул город, всасывание ускорилось, и следующей картинкой Лизы была какое-то помещение, толком которое она не смогла разглядеть. Ворох картинок памяти замелькал перед глазами, словно перед Лизой пролистывали чужую жизнь, как тетрадь, очень быстро, одну страницу за другой. Перед глазами проскальзывали разряды молний, вызывающие конвульсивные дерганья ее несуществующего тела.
– Что со мной делают?.. – пришла мысль. – Я умираю…
Лиза чувствовала сильную тошноту, ее сознание почти угасло. Боли не было, но чувствовалось сильное отупение мысли и эмоций. Молнии проскальзывали сквозь Лизино сознание, нанося вред ее памяти, которой она еще не помнила. Ощущение было отвратительное, не сравнимое ни с чем на Земле, и при этом Лиза не могла убраться оттуда.
В глубине сознания мелькнула мысль – убрать руки с зеркалец.
Но сразу же другая – нет… Это надо пройти до конца. И снова – обработка в стиральной машине, тошнота, молнии, тупость, головокружение, выжигание того, что Лиза с недавнего времени начала считать собой.
И в один момент это прекратилось. Лизу выбросило из круговорота картинок, она на мгновение увидела какую-то камеру с молниями уже по краям, а потом – четкая картинка.
Лиза стояла в окружении шестерых людей, направивших на нее странные орудия, похожие на детские пистолеты с раструбом в конце дула. Из раструбов лились разноцветные молнии, а Лиза…
«Но я не Лиза.» Четкая память возвращалась. «Господи, как я мог так влипнуть, да еще в женское тело. Впрочем… Я сделал в нем не так мало, будем уважать. Так это была ловушка!»
И в этот момент память, вся память веков свалилась на Ментора, как тяжелый пятидесятикилограммовый мешок песка на голову. Это было слишком, слишком много сразу. Он глубоко вздохнул, глаза его закатились, руки упали с зеркалец, и неформальный правитель Леммингов, почти бездыханный, взмахнув тонкими слабыми руками и гривой волос, снова выпал из кресла на пол.
Ролекс и Нильгано, следившие с дивана за процессом, вскочили и подбежали к Ментору. Они встали на колени около него, и Ролекс плеснул Ментору на лицо из стакана водой.
Тот медленно очнулся. И мутный все еще взгляд, которым он оглядел окружение, был уже не тот. В нем, даже в полуотключенном состоянии, светился разум, понимание и мудрость. Взгляд старый, но… молодой! Через пару секунд, кроме усталости и боли, в нем загорелся огонек энтузиазма – вечного спутника Ментора.
– Лиза?.. – Осторожно спросил Ролекс, вглядываясь в глаза.
– Ментор?.. – с надеждой спросил Нильгано, глубоко дыша от волнения.
Ментор с трудом, но самостоятельно встал и властным жестом отстранил от себя Макса и Ролекса.
– Макс, коммандер на месте? Сюда его.
– Да, сэр! – Нильгано оторопел от такого тона разговора. Слышать это от… Лизы было более чем странно. Но выполнил!
Коммандер пришел через полминуты, запыхавшись от быстрой ходьбы и радости. Он подошел к Лизе, и та обняла его.
– Ну что, старый ковбой, ты еще с нами? Сколько не виделись? Семнадцать лет?
Седой крепкий старик и девочка в крепких мужских объятиях со слезами на глазах стояли посреди зала, под куполом, и казалось, что сила жизни била прямо вверх, на Вселенную с ее миллиардами звезд. И все вокруг знали, что все будет в порядке, пока жив союз отчаянных и непреклонных сердец, железной воли и добрых намерений тех, кто движет саму Жизнь вперед.
Глава 6
Алигаме. Пятая планета звезды Магнезис в галактике с невыразительным земным названием NGS 205, она была некогда туристической зоной – прекрасное зеленое небо и немного отличающаяся по оттенку трава, деревья в аккуратных рощицах и мягкий климат, позволяющий людской и лексготтовской расам понежиться без забот в лучах старого доброго Магнезиса. Кстати, именно ее виды наблюдал Ролекс в старом рекламном журнале, живя в подсобке на земной базе Скунсов. Свежий морской воздух зарубцовывал раны тела и успокаивал нервы, даря надежду на будущее и внося уверенность в разгоряченные умы.