Шахматы - Андрей Дорофеев

Я женщина! Да, у меня остались те же цели, знания, те же силы и намерения, что и в прошлом теле. И они крепнут! Но я женщина! И поэтому…

Лиза сделала глубокий вздох и мысленно зажмурила глаза – что последует за ее словами?

– Поэтому меня зовут не Ментор. Зовите меня Лиза. Елизавета Петровна Лютикова. Мне было бы обидно, если бы… мой вклад в общее дело приписали моему прежнему телу, а не мне.

Несколько мгновений зал молчал, а потом без слов встал и начал аплодировать – сначала механически, а потом все с большим и большим энтузиазмом – пока из неритмичного шума не стал ритмичным и настолько интенсивным, что, как потом рассказывали, на одной из стен в штукатурке появилась трещина. Лиза смотрела вперед, на соратников, и видела радость, согласие и понимание.

Несколько минут Лиза не могла усадить зал. Наконец, когда люди были готовы продолжать, она продолжила:

– Но и просто Лизой я не осталась. Опыт веков и знания придают личности очень многое. Друзья на Земле сказали бы мне, что это не я. Я и не чувствую себя тем, кем я была – наивной школьницей, чьи мысли о будущем ограничены страхами, найдет ли она себе работу и выйдет ли замуж. Я – тот Ментор, которого вы знали. И спасибо за то, что вы меня дождались. Приключение – не хочу называть это работой – продолжается!

Лиза сделала легкий поклон и отошла от трибуны, снова слыша вслед апплодисменты, и пошла в командный центр, но заметила по пути коммандера Амина и Нильгано, которые смотрели на нее немного странными глазами.

– Господа хорошие! – Лиза улыбнулась им и театрально помахала рукой перед их глазами, – Это я! Пошли со мной, мне надо услышать основные новости за последние семнадцать лет, а потом сделать хоро-ошую координацию. Не грустите!

«Я к этому привыкну. Я к этому привыкну», – твердили себе Макс и коммандер, идя по коридору вслед за Лизой и наблюдая ее грязные девчоночьи пятки в потертых красных сандалиях на босу ногу. Но тут Лиза обернулась и посерьезнела.

– Да. Нам срочно нужно допросить того человека.

Из командного центра попросили удалиться лишних людей, остались Лиза с Максом и коммандером, а также пара человек личной охраны коммандера. Солдаты ввели языка, маленького беспокойного человечка в висящей на нем скунсовской форме не по размеру, испуганного и озирающегося по сторонам. Нильгано рассказал, что тот почти не пытался спрятаться, а крутился у взломанного инверсионного дока номер четырнадцать как собака у миски. Видно, парня впустили и забыли забрать.

Коммандер приказал поставить пленника перед ним.

– Перед Вами совет Леммингов и коммандер Амин. Вам нужно ответить на несколько вопросов. Во-первых – кто Вы и что Вы здесь делаете.

– Я не буду говорить, – Скунс придал себе важный вид, что выглядело комично при данных обстоятельствах и его запуганном лице, – я еше не потерял честь Скунса, самого великого и совершенного существа на всех планетах мира! И я не потеряю ее, даже если вы будете пытать меня каленым железом! Да здравствует великий Магистр!

Нильгано улыбнулся.

– Нет, каленым железом мы тебя пытать не будем, шпион. Но у нас есть хорошая машинка для превращения Скунсов в Леммингов. Вот станешь Леммингом, – Нильгано уговаривал его как ребенка, – и сам нам все по-доброму и расскажешь. А Лемминг – это навсегда. Если же ты сейчас нам все расскажешь… Тогда, может быть…

– Что тогда? – вдруг живо заинтересовался Скунс.

– Ну, может быть, мы не станем говорить об этом Магистру?

Это было всё.

– Я все расскажу, но только потому, что вы меня заставили, – с прежним честным видом провозгласил Скунс.

– А я уж думал, нет больше разумной жизни в этой Вселенной, – вздохнул Макс. – Ну, говори. Сядь на кресло.

Шпион сел на предоставленное ему кресло и разоткровенничался.

– Меня зовут Пипин, Эр Эс. Магистр отметил мою искреннюю преданность Скунсам и высокую дисциплину и отправил меня сюда.

– И бросил тебя здесь, – не смог не ввернуть Нильгано, но Скунс не отреагировал.

– Попал на базу под прикрытием атаки истребителей, и вы меня не заметили. Внедрился через грузовой шлюз.

Мне нужно было передать по секретной частоте программу с одного прибора, странного такого, – он передал солдату рядом с ним голографическую карточку с изображением меморизатора, которая попала потом в руки к Нильгано.

– Я внедрил вирус в сеть базы, выяснил местонахождение прибора, вошел в него, когда тот с кем-то работал, выполнил трансфер программы и отправил ее вышестоящему начальству, чем моя миссия и была завершена.

Нильгано взвился в воздух.

– Ты сделал это?!

– Да, разумеется. Магистр многократно отмечал мою профессиональную пригодность, и…

Лиза, коммандер Амин и Нильгано переглянулись. Дело было плохо.

Глава 7

Кто первый назвал Экваторианцев Экваторианцами – уже никто не помнит. Возможно, в других частях Вселенной они называются по-другому. Но мы, земляне, называем их так.

Когда посмотришь на захватывающее своей бархатной чернотой и россыпями звезд небо с любой точки вышеупомянутой уже Восточно-Европейской равнины, можно увидеть созвездие Девы. Непонятно теперь, как древние углядели в этих раскинутой паутине звезд образ Эригоны или Деметры, но свет Спики, одной из ярчайших звезд полушария, в действительности светит нам оттуда неугасимым светочем любви и нежности.

Но, подобно всем созвездиям, Дева тоже обманщица. Когда человек смотрит на созвездия ночного неба, то видит группы алмазных россыпей и складывает неверное представление, что звезды в созвездии находятся рядом, тесной семейкой.

Но это лишь видимость, подобно тому как обманка лишь видимость благородного металла. Спика – одна из самых ярких звезд созвездия Девы – находится по галактическим меркам практически здесь, под боком у земного Солнца. Но облако серебряной крошки рядом…

Сквозь Деву светит нам несметное сонмище галактик, располагающихся на другой стороне Метагалактики, в миллионы раз дальше, чем пресловутая Дева. Чужой, неизведанный, страшный своей непохожестью мир. Свет добирался к нам оттуда почти полтора миллиарда лет…

И там была жизнь. Раньше.

Потерянная цивилизация… Она давно стала легендой для всех рас обозримой Вселенной, потому что потонула в невероятной силы смерче древнейшего водородного взрыва, что смёл на своем пути десятки тысяч планетных систем.

Не оставив и следа. Не это ли напоминание о бренности всего в нашем подлунном мире? Лишь легенды, ветвясь и передаваясь из уст в уста, из темных суеверий переходя в электронные тома приключенческих романов, пережили тех, кто в столь древнее время правил галактиками.

К легендам прислушивались. Они несли темную и неясную, таившуюся между строк мысль – к этой вселенской катастрофе, уничтожившей за несколько мгновений всю цивилизацию Экваторианцев, сотни миллиардов живых и надеющихся на лучшее существ, не была причастна взорвавшаяся не вовремя шальная сверхновая. Это было убийство. Это было оружие.

Оружие.

Это слово произносили тысячами лет миллионы существ. Одни – со страхом и неприятием. Другие – с напускным безразличием, граничащим с безрассудством. Третьи – с вожделением и узким взглядом прищуренных глаз в будущее.

Оружие, способное на всё. Способное бездумно и насмешливо разрушить галактику и покончить со всеми проблемами, таящимися в ней. Оружие, одним нажатием на кнопку отнимающее жизнь миллиардов. Оружие, способное под угрозой страшной смерти подчинить себе всё и вся, устранить соперника и сделать владельца властелином Вселенной.

Это оружие было очень нужно тем, кого называли именем маленького зверька, способного струей вонючего донельзя газа испортить жизнь остальным. И только что они получили ключ.

Изобретателем меморизатора – прибора, позволяющего вспомнить свое прошлое, был Ментор. Талантливый физик и организатор, он был истинным Леммингом, но вместе с тем и одним из последнего миллиона оставшихся в живых альгенов – старейшей гуманоидной расы в данном секторе Вселенной.

Раса была известна тем, что ее представители без малейшей печали покидали свои морщинистые, истощенные старостью тела и брали себе новые и молодые. Не под влиянием матушки-природы, а по собственному самоопределению, ибо хорошо знали – никто не умер. Творец лишь выбросил стершееся от времени, с секущимися волосками перо, не удостоив его и взгляда, потому как впереди его ждала, трепеща от нетерпения, новая, полная приключений и вдохновения повесть. Новое перо было лишь инструментом, от которого требовались твердость и надежность.