Исповедь отшельника - Ольга Володарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И заплакала.
Никто из «сестер» и подумать не мог, что еще четыре года назад Маша обожала и одиночество, и темноту. Она была сталкером. Спускалась в тоннели и могла проводить там по несколько дней. Обычно в долгие экспедиции отправлялась с компанией, реже в паре со своим лучшим другом Буром, который мог проникнуть так далеко под землю, как никто. А если «погружение» планировалось на несколько часов, Маша любила делать это в одиночку. Тогда она носила дреды зеленого цвета, серьги в бровях, грубые джинсы и ботинки. Она считала себя бесполым существом и выглядела соответственно: ни макияжа, ни лифчиков, ни прочих женских штучек, разве что «тампакс», который вынуждена была использовать каждый месяц. Звалась она тогда не Машей, а Марли. А все из-за любимой куртки из камуфлированного брезента, которую сшила сама, стачивая детали на допотопной, но работающей исправно уже около ста лет машинке «Зингер». На спине куртки имелся портрет основателя регги Боба Марли. Он был написан флуоресцентными красками и светился в темноте. Портрет нанес на материал Бур, зарабатывающий на жизнь росписью авто и мотоциклов. Он слыл одним из лучших в Москве аэрографов.
Маше было двадцать три, когда в их компании появился ОН. Компания сталкеров сидела у костра на территории заброшенного НИИ. Собирались спуститься в его подвалы и бомбоубежище. А пока ждали, когда все соберутся, жарили на палочках грибы, которых на территории оказалось великое множество. Крепкие, красноголовые подосиновики даже в сумерках были отлично видны, и Марли с двумя товарищами насобирала целый пакет.
ЕГО привел Бур. И еще двоих – парня и девушку. Стали знакомиться. Все представлялись прозвищами. И только ОН именем. Причем полным.
Владимир. Так звали мужчину, из-за которого Маша начала бояться темноты и одиночества. Он оказался телевизионным режиссером-документалистом. Решил снять кино про сталкеров. Но сначала хотел присмотреться, потому что тема была не новой. По многим каналам уже показывали сюжеты о таких, как Бур и Марли.
Владимиру было около тридцати. Но выглядел он солидно. И это несмотря на то, что был худощавым, небритым, чуть патлатым, одетым в то же, что и остальные. Но держался Владимир отлично ото всех. С достоинством, как подумалось тогда Маше. Со скрытым самолюбованием, как думалось теперь.
Поев подосиновиков, группа последовала к зданию.
– Держись за Марли, – велел Володе Бур. – Даже если наши фонари погаснут, ее Боб будет еще некоторое время светиться в темноте.
ОН кивнул и улыбнулся Маше. Она хмуро кивнула. Ей не нравилось то, с какой радостью она восприняла то, что Владимир будет держаться ее. Маша почти всегда страховала новичков, и это не было почетной обязанностью, скорей докукой.
«Погружение» удалось. Хоть они и не нашли секретных документов (НИИ работал на оборонку), но было интересно. Особенно всем понравилось в бомбоубежище, где удалось найти запасы тушенки и кильки в томатном соусе. Кто-то даже осмелился попробовать консервы, но тут же выплюнул, потому что все испортилось.
Покинув территорию НИИ, Марли распрощалась со всеми и пошла к своему скутеру. Уселась, напялила шлем, завела мотор и готова была стартануть, как из темноты вынырнул Владимир.
– Не подбросишь меня? – спросил он.
– Ты ж с Буром приехал на авто.
– Да, но он адски водит, я не хочу снова оказаться в его машине смерти.
Маша усмехнулась. Бур на самом деле гонял так, что кого-то даже выворачивало, просто как в фильме «Такси». Хотя предельную скорость Бур выжимал только за пределами города, где они как раз сейчас и находились.
– Хорошо, садись. Но учти, я тоже люблю погонять.
– Тебе я доверяю. Ведь ты страховала меня несколько часов.
Оказалось, они жили на соседних улицах. Маша с отцом, сестрой, ее мужем и их двухлетним сыном, а Владимир один. И когда она подвезла ЕГО к подъезду, он позвал ее к себе на чай. Знаем мы этот чай, подумала Маша. Но приглашение приняла. К ее удивлению, Владимир вел себя по-джентльменски. Она хоть и позиционировала себя как существо бесполое, парни ее иногда домогались. У Маши было очень симпатичное лицо с огромными карими глазами, тонким носиком и родинкой над верхней губой. Зеленые дреды отвлекали от него внимание, но не всех. А кто-то даже под бесформенной одеждой умудрялся рассмотреть округлую попку и тонкую талию.
Попив чаю и посмотрев дипломный фильм хозяина дома, Маша засобиралась домой.
– Да куда ты среди ночи? Оставайся у меня. Постелю тебе на диване.
Она нахмурилась.
– Не беспокойся, приставать не буду, – по-своему расценил ее гримасу Владимир. Маше бы подыграть, а она выпалила:
– Я что, такая страшная?
– То есть ты хотела бы, чтоб я…
– Нет, мне просто интересно. Я – женщина. Ты – мужчина. И это было бы естественно…
– Какая же ты женщина, Марли? Ты бесполое существо. Невероятно красивое, интересное, умное, притягательное… – В глазах Владимира читалось истинное восхищение. – Но ты не женщина.
Многие годы Марли потратила на то, чтоб ее воспринимали именно так. А теперь ей этого совершенно не хотелось. С Буром они занимались сексом иногда. И это было… прикольно. Не так, как спускаться в заброшенный тоннель, но… Не хуже, чем смотреть отличный фильм. То есть секс для Марли был не так уж важен, хоть и занимателен, но сейчас ей нестерпимо хотелось секса. И только с Владимиром.
Она сорвала с себя мешковатый свитер с горлом, майку-тельняшку. Стянула штаны, носки, трусы. И предстала перед Владимиром совершенно голой.
– А так? – с вызовом спросила она.
– Беру свои слова назад, – кашлянув, ответил он.
– Тогда, может быть, мы ляжем в одной кровати?
– Нет. На полу. Прямо тут. И спать мы не будем. – Владимир так же быстро, как и Маша, разоблачился и прошептал: – Иди ко мне…
Они занимались сексом до рассвета. Но все же уснули, пусть и на пару часов.
– Ты красивая, – сказал Владимир, когда они пробудились, и он, убрав от лица ее дреды, пристально посмотрел на Машу. – А сразу и не скажешь. Зачем ты себя уродуешь?
– Я не считаю, что уродую.
– Брось. Ты намеренно убиваешь в себе прелесть и женственность. Мне непонятно зачем. Ведь ты же куколка.
– Я прежде всего личность.
– За зелеными патлами и железками в бровях личность разглядеть так же трудно, как и за выбеленными локонами и накладными ресницами. Я не призываю тебя прихорашиваться, я хочу, чтоб ты была собой.
– И я хочу быть собой! – Марли вскочила. – Поэтому я такая. Ясно?
И унеслась в ванную.
Владимир больше не «погружался» с ними. Тема показалась ему неинтересной. Но он продолжал видеться с Машей. А как-то, когда они по привычке валялись на полу его квартиры после секса, он сказал:
– Жаль, что ты не хочешь избавиться от своего безобразия на голове и вынуть сережки из бровей.
– Это мое. Мне так нравится. Сколько можно говорить об этом?
– Нет, я не настаиваю на том, чтоб ты изменилась. Просто я хотел познакомить тебя с самым дорогим мне человеком, моей бабушкой, а в таком виде я тебя не могу ей представить.
О бабушке Владимира Маша слышала сотню раз. Бабушка являлась его кумиром. Женщина, родившаяся сразу после революции в голодающем Поволжье в многодетной крестьянской семье, она не только выжила, но преуспела. Смогла получить не только среднее, но и высшее образование. Потом еще одно. И выйти замуж за генерала-вдовца. Уже не юная, не особо красивая, смогла отвоевать своего генерала у молодых, шикарных, именитых, даже звездных – была у генерала любовница-артистка, но женился он на бабушке Владимира.
– Ей почти сто лет, – продолжил Владимир, будто Маша не знала об этом. – Она мечтает познакомиться с той, кто царит в моем сердце. Но она человек старой закалки, я не могу представить ей… ты уж извини… кикимору болотную.
– Нет так нет, – беспечно пожала плечами Маша.
Но слова Владимира ей не давали покоя. Она, Марли, царит в его сердце! И он мечтает познакомить ее с бабушкой. Значит, у него далекоидущие планы на ее счет. Вообще-то Маша о замужестве никогда не думала. Брак не привлекал ее. Ее родители вечно ругались, пока мать не сбежала. А сестра с мужем хоть и жили мирно, но так скучно, хоть вой. Марли хотелось свободы и вечного драйва… До того как она встретила Владимира. Сразу после первой ночи, проведенной вместе, она стала думать о том, как было бы здорово жить вместе. Он познакомил бы ее со всеми своими фильмами, а также с теми, о которых взахлеб рассказывал, она показала бы ему самые крутые тоннели. Она научилась бы варить борщ (совсем необычный мужчина обожал обычную еду), а он стал бы кататься с Машей на роликах. Они гоняли бы по парку, потом уплетали суп. И занимались сексом. Который оказался занятием таким увлекательным, что, если б Марли поставили перед выбором – секс или «погружение», она помешкала бы, прежде чем выбрать последнее.
После разговора с Владимиром она подолгу замирала у зеркала и смотрела на свое отражение. Кикимора? Да, пожалуй. Но со своими темно-каштановыми волнистыми волосами она чересчур смазлива. А уж если накрасится, то… Та самая куколка, с которой сравнил ее Владимир. Но она не такая! Она независимая, сильная, бесстрашная. Не Барби!