Пан (пер. Химона) - Кнут Гамсун

— Простите, если я вамъ помѣшалъ, — началъ онъ. — Вы такъ скоро ушли, а я подумалъ, что намъ не мѣшаетъ поговорить немного другъ съ другомъ. Мнѣ кажется, что здѣсь пахнетъ порохомъ? — Онъ держалъ себя очень просто.

— Видѣли Эдварду? Получили вы вашу палку? — спросилъ я.

— Я досталъ свою палку. Нѣтъ, Эдварда уже легла… Что такое? Но, Боже мой, у васъ идетъ кровь.

— Нѣтъ, это пустяки. Я хотѣлъ отставить ружье, а оно выстрѣлило; это ерунда. Но, чортъ возьми, развѣ я обязанъ сидѣть и давать вамъ всякаго рода объясненія… Вы вѣдь достали вашу палку?

Онъ съ безпокойствомъ уставился на мой прострѣлянный сапогъ и на текущую кровь. Быстрымъ движеніемъ онъ бросилъ свою палку и снялъ перчатки.

— Сидите смирно, нужно снять вашъ сапогъ, — сказалъ онъ. — Такъ, значитъ, правда, мнѣ показалось, что я слышалъ выстрѣлъ.

XVIII

Какъ я потомъ раскаивался въ этомъ безумномъ выстрѣлѣ! Это не стоило всего, вмѣстѣ взятаго, это ни къ чему не повело, это приковало меня только къ хижинѣ на нѣсколько недѣль. Всѣ огорченія и непріятности стоятъ еще, какъ живыя, у меня передъ глазами; моя прачка должна была каждый день приходить ко мнѣ въ хижину и находиться тамъ почти все время, она должна закупать провизію, вести мое хозяйство.

Прошло нѣсколько недѣль хорошо.

Докторь заговорилъ въ одинъ прекрасный день объ Эдвардѣ.

Я слышалъ ея имя, слышалъ, что она сказала и что сдѣлала: и это не имѣло для меня никакого значенія, казалось, онъ говорилъ о чемъ-то далекомъ, совсѣмъ меня не касавшемся.

— Какъ можно скоро забыть? — подумалъ я съ удивленіемъ.

— Ну, а что вы сами думаете объ Эдвардѣ, разъ вы меня спрашиваете? По правдѣ сказать, я не думалъ о ней всѣ эти недѣли.

— Послушайте, мнѣ кажется, что между вами что-то было, вы часто бывали вмѣстѣ, вы были во время одной прогулки хозяиномъ, а она — хозяйкой?

— Не отрицайте, докторъ, вѣдь было что-то, вы сговорились. Нѣтъ, Бога ради, не отвѣчайте мнѣ; вѣдь вы не обязаны давать мнѣ какія-либо объясненія; я спрашиваю васъ не затѣмъ, чтобы что-нибудь разузнать; давайте говорить о чемъ-нибудь другомъ, если вамъ угодно. Когда я смогу ходитъ со своей ногой?

Я продолжалъ сидѣть и раздумывать о томъ, что сказалъ. Почему въ глубинѣ души я боялся, что докторъ, выскажется? Какое мнѣ дѣло до Эдварды. Я забылъ ее. И какъ-то разъ еще разговоръ зашелъ объ Эдвардѣ, и я опять прервалъ доктора; Богъ знаетъ, что я боялся услыхать?

— Зачѣмъ вы меня прерываете? — спросилъ онъ. — Или вы не можете выносить, слышать ея имя отъ меня?

— Скажите мнѣ, - спросилъ я, — какое, собственно говоря, ваше мнѣніе о фрёкэнъ Эдвардѣ? Мнѣ очень интересно знать.

Онъ посмотрѣлъ на меня недовѣрчиво.

— Мое собственное мнѣніе?

— Вы, можетъ-бытъ, можете сообщитъ мнѣ какія-нибудь новости; вы, бытъ-можетъ, просили ея руки и получили согласіе. Можно васъ поздравить? Нѣтъ? Самъ чортъ вамъ не довѣритъ, ха-ха-ха.

— Такъ, значитъ, вотъ чего вы боялись.

— Боялся? Милѣйшій докторъ!

Пауза.

— Нѣтъ, я не просилъ ея руки и не получалъ согласія, — сказалъ онъ. — Быть-можетъ, вы это дѣлали. За Эдварду не посватаешься, она беретъ сама, кого ей вздумается. Вы думаете, что это деревенская дѣвушка? Вы встрѣтили ее здѣсь, на далекомъ сѣверѣ и сами убѣдились въ этомъ… Это ребенокъ, котораго мало сѣкли, и вмѣстѣ съ тѣмъ женщина съ разными прихотями. Холодна? Этого можете не бояться. Пылкая? А я вамъ скажу, это ледъ. Что же она въ концѣ-концовъ? Дѣвочка шестнадцати, семнадцати лѣтъ, не правда ли? Но попробуйте имѣть вліяніе на эту дѣвочку и она высмѣетъ всѣ ваши старанія. Самъ отецъ не можетъ съ ней справиться; она какъ-будто повинуется ему, но въ дѣйствительности всѣмъ вертитъ она. Она говоритъ, что у васъ звѣриный взглядъ…

— Вы ошибаетесь, это кто-то другой говоритъ, что у меня звѣриный взглядъ.

— Другой? Кто же другой?

— Этого я не знаю. Кто-нибудь изъ ея подругъ. — Нѣтъ, Эдварда этого не говорила. Но подождите — можетъ-быть это и въ самомъ дѣлѣ Эдварда…

— Она говоритъ, что когда вы на нее смотрите, это производитъ на нее впечатлѣніе. Но вы думаете, что вы отъ этого хоть на волосокъ будете ближе къ ней? Едва ли. Смотрите на нее; не щадите своихъ глазъ; но какъ только она замѣтитъ, что вы на нее смотрите, она скажетъ про-себя: взгляни, вонъ тамъ стоитъ человѣкъ, смотритъ на меня и думаетъ, что выигралъ игру. И однимъ взглядомъ, однимъ холоднымъ словомъ она отброситъ васъ отъ себя на десять миль. Вы думаете, я ея не знаю. Ну, сколько ей по-вашему лѣтъ?

— Она вѣдь родилась въ 38-мъ? — Ложь, шутки ради я справлялся объ этомъ. Ей двадцать лѣтъ. Хотя она легко могла бы сойти за пятнадцатилѣтнюю. Но ее нельзя назвать счастливой, въ ея маленькой головкѣ постоянная борьба. Когда она стоитъ и смотритъ на горы, на море, около ея рта, вотъ тутъ, появляется черточка, болѣзненная черточка, тогда она несчастна, но она черезчуръ горда и упряма, чтобы заплакать. Она довольно-таки сумасбродна, у нея пылкая фантазія, она ждетъ принца. А помните исторію съ пресловутыми пятью талерами, которые вы должны были подарить?..

— Это шутка. Нѣтъ, это пустяки…

— Это имѣло значеніе. Она продѣлала и со мной нѣчто подобное. Это было съ годъ тому назадъ. Мы были на палубѣ почтоваго парохода, пока онъ стоялъ здѣсь въ гавани; шелъ дождь и было холодно. Какая-то женщина съ маленькимъ ребенкомъ сидитъ на налубѣ и мерзнетъ. Эдварда спрашиваетъ ее:- Вамъ холодно? — Да, женщинѣ было холодно. — И маленькому тоже холодно? — Конечно и маленькому тоже холодно. — Почему же вы не идете въ каюту? — спрашиваетъ Эдварда. — У меня мѣсто на палубѣ, - отвѣчаетъ женщина. Эдварда смотритъ на меня. — У, женщины мѣсто только на палубѣ, - говоритъ она. Что же подѣлаешь, говорю я самъ себѣ. Но я прекрасно понимаю взглядъ Эдварды. Я не богатъ, я вышелъ въ люди изъ ничтожества, у меня всѣ деньги на счету. Я отхожу отъ женщины и думаю: если нужно за нее заплатить, пусть заплатитъ сама Эдварда, у нея и у ея отца побольше денегъ, нежели у меня. И Эдварда платитъ сама. Въ этомъ отношеніи она удивительна, никто не скажетъ, что у нея нѣтъ сердца. Но такъ вѣрно, какъ вотъ я сижу, она ждала, что я заплачу за мѣсто въ каютѣ для женщины и для ребенка, я видѣлъ это по ея глазамъ. Что же дальше? Женщина встала и поблагодарила за такую большую помощь.

— Не меня благодарите, а вонъ того господина, — отвѣчаетъ Эдварда и спокойно указываетъ на меня. Какъ вы это находите? Я слышу, что женщина благодаритъ также и меня, и я ничего не могу на это сказать, я предоставляю всему итти своимъ чередомъ.

Видите, это одна только черта, но я могъ бы разсказать много другихъ. А что касается пяти талеровъ на чай гребцу, то она сама дала эти деньги. Если бъ вы это сдѣлали, она бросилась бы къ вамъ на шею; вы были бы тогда знатной особой, потому что выкинули такую несуразную штуку изъ-за стоптаннаго башмака, это было бы ей по душѣ, она всегда мечтала объ этомъ. Такъ какъ вы этого не сдѣлали, то она сдѣлала это сама отъ вашего имени. Вотъ какая она неразумная и расчетливая въ то же самое время.

— Такъ, значить, никто не можетъ ею овладѣть? — спросилъ я.

— Съ ней нужно быть построже, — отвѣчалъ уклончиво докторъ; это нехорошо, что она ведетъ такъ свободно игру, она дѣлаетъ все, что ей угодно, и одерживаетъ побѣды, сколько ей хочется. Всѣ ею заняты, никто не обнаруживаетъ къ ней равнодушія, всегда есть кто-нибудь подъ рукой, на комъ она можетъ дѣлать свои испытанія. Замѣтили ли вы, какъ я съ ней обращаюсь? Какъ съ школьницей, какъ съ маленькой дѣвочкой, я руковожу ею, исправляю ея языкъ, слѣжу за ней и ставлю ее въ затруднительное положеніе. Вы думаете, она этого не понимаетъ? Ахъ, она горда и упряма, это ее оскорбляетъ; но она черезчуръ горда, чтобы показать, что это ее оскорбляетъ. Но съ ней нужно именно такъ обращаться. Когда вы явились, я уже цѣлый годъ держалъ ее въ повиновеніи; это имѣло свое дѣйствіе, она плакала отъ боли и досады, она сдѣлалась благоразумной. Явились вы и все разстроили. Такъ вотъ и идетъ, одинъ оставляетъ, другой принимаетъ за нее, за вами придетъ, вѣроятно, третій, кто знаетъ.

— Ого, у доктора есть за что мстить, — подумалъ я и сказалъ:

— Скажите мнѣ теперь, докторъ, зачѣмъ вы старались и утруждали себя сообщать мнѣ все это? Долженъ я вамъ помочь опять привести въ повиновеніе Эдварду?

— Въ довершеніе всего она пламенна, какъ вулканъ, — продолжалъ онъ, не обращая вниманія на мой вопросъ.

— Вы спрашиваете, можетъ ли кто-нибудь овладѣть ею. Конечно, да, почему же нѣтъ. Она ждетъ своего принца, онъ еще не явился, она дѣлаетъ ошибку за ошибкой, она думала, что вы — принцъ, тѣмъ болѣе, что у васъ такой звѣриный взглядъ, ха-ха! Послушайте, господинъ лейтенантъ, во всякомъ случаѣ вы должны были захватить хоть свою форму. Она имѣла бы теперь значеніе. Почему же кому-нибудь я не завладѣть ею. Я видѣлъ, какъ она ломала руки въ ожиданіи того, кто долженъ былъ притти и взять ее, увезти и владѣть ея душой и тѣломъ. Да, но онъ долженъ притти извнѣ, вывернуть въ одинъ прекрасный день, какъ совершенно особое существо. Мнѣ кажется, что-то кроется въ томъ, что господинъ Макъ отправился въ экспедицію. Уже разъ было, что господинъ Макъ отправился, въ путешествіе, а когда онъ вернулся, его сопровождалъ какой-то господинъ.