Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Когда Макрон наконец отбыл в Вечный город, Юния с облегчением вздохнула и вернулась в дом Клавдия похудевшей и грустной. Ливилла, которая обо всем подозревала, встретила ее гневными упреками, но, заглянув в бездонную тьму глаз подруги, испуганно умолкла и горячо ее обняла. Они закрылись в купальне и долго молча сидели в теплом бассейне из розового мрамора, прежде чем сама Клавдилла начала разговор:

– Ты ведь обо всем догадалась, Ливилла, и я благодарна тебе за твою верность и надежность. Моя красота – коварный дар богов, проклятье… Жизнь похожа на ночной кошмар… Страшно открыть глаза, чтобы посмотреть, не стал ли ужас явью, и гонишь сон прочь, чтоб не увидеть повторение. Поддержи меня, моя милая подруга, подскажи, что делать далее.

Ливилла задумчиво молчала, играя розовыми лепестками в ароматной воде. Наконец посмотрела на Юнию, и Клавдилла прочла в ее взгляде восхищенное одобрение.

– Калигула должен тебе ноги целовать. Если б не твой ум, валялось бы его бездыханное тело на Ступенях слез. Не сокрушайся, что отдалась префекту претория. За Макроном – преторианцы, а это опасная, несокрушимая сила и безграничная власть. Только их слово сыграет решающую роль в выборе нового императора. Думаешь, он сам не вынашивает честолюбивых планов? После смерти Тиберия может разгореться гражданская война, как после убийства Юлия Цезаря. Многие в Сенате лелеют призрачные мечты о восстановлении Республики. Эта опасность возникла, когда умер Август, но мой отец Германик подавил мятеж легионов и заставил присягнуть на верность Тиберию. Но вряд ли, взбунтуйся преторианцы, Макрон успокоит мятежников ради Калигулы. Поэтому не стоит корить себя за измену, ведь душой ты осталась верна своему недальновидному супругу.

Лицо Юнии прояснилось, веселые огоньки заплясали в глазах. Она выскочила из воды и принялась кружиться, беззаботно напевая и шлепая босыми ножками по лужицам. Ливилла заразилась ее весельем и звонко рассмеялась. На шум заглянула Кальпурния, ее встретили брызгами, заставили раздеться и нырнуть к ним в бассейн.

А за ужином Юния сообщила, что они с Ливиллой возвращаются в Рим. Клавдий очень растрогался, тряс седеющей головой и больше обычного заикался. А после полуночи они встретились с Юнией в таблинии. Клавдилла горячо поблагодарила старика и, приникнув к его груди, долго плакала, расстроенная предстоящей разлукой.

– Теперь, дочка, ты справишься со всеми неприятностями и без моих советов. Ты нашла верный путь, избрав союзником Невия Сертория. Но будь осторожна, видят боги, мой племянник не простит тебя, если узнает о твоей измене. Сапожок никогда не умел прощать и отличался черной неблагодарностью. Думаю, ты совершила ошибку, доверившись Ливилле.

Юния пожала плечами, тревожные складки залегли на ее лбу. Но через миг она решительно улыбнулась, откинула непослушные локоны лунных волос и проговорила:

– Если она не оправдает моего доверия, то расплата будет скорой и жестокой. Снадобья из ларца Ливии надежны.

Клавдий вздрогнул и усилием воли отогнал прочь неожиданную мысль. Его, как сообщника, не постигнет ли та же участь? Но мягкий ласковый взгляд Клавдиллы развеял эти сомнения.

Утром они распрощались. Юния оставила Кальпурнии все свои одеяния и украшения, что приобрела в Капуе. Клавдилла успела полюбить скромную порядочную девушку, которую жизнь изрядно потрепала, но не ожесточила ее сердце, а лишь наполнила безграничным терпением. Кальпурния неустанно благодарила Фортуну, что та ей послала доброго содержателя. Раз Юния подслушала тайную молитву девушки во здравие Клавдия и ее самой, вначале так неприязненно к ней отнесшейся из-за того, что они с проклятой мачехой носили одно и то же имя, и лед в сердце был окончательно растоплен. Расставались они как добрые подруги, но без надежды на новую встречу. Клавдилла знала, что в Капую она никогда не вернется.

XLVIII

Переступая порог негостеприимного дома Домициев на склоне Палатина, Энния в который раз горько усмехнулась, скользнув взглядом по мозаичной надписи на пороге: «Проходи мимо». Будь дома его хозяин, она так бы и поступила. Гости редко заезжали в этот дом, похожий на базилику. Последний званый обед, как ей припомнилось, давался еще весной, когда надменный Агенобарб и Калигула состязались во славу Аполлона. Воспоминание заставило Эннию широко улыбнуться, но она поспешно сжала губы, чтобы не выставлять некрасивые зубы. Как восхваляли поклонники загадочность ее улыбки, уподобляя сфинксовой! Долго она слыла первой красавицей Рима, даже Друзилла и Ливилла уступили ей лавры первенства, стоило Макрону разглядеть ее в полунищей семье всадника, жениться и явить Риму, подобно восьмому чуду света. Ах, как скоро слава вскружила ей голову, заставила забыться и изменить супружескому долгу! Молодой Вития пленил ее холеной грацией и изысканностью, ласковые речи точно мед лились с его уст. Голова неискушенной молодой женщины закружилась от утонченной лести, Макрон с его солдатскими замашками и грубыми манерами стал противен, и она сдалась почти без боя. Но Энния недооценила своего супруга: в разгар любовных игр на загородной вилле Витии Макрон с преторианцами ввалился в спальню. Юнца высекли на глазах у Невии, а затем Серторий увел полуодетую жену, оставив своих гвардейцев наедине с Витией. Ей потом еще долго слышались его неистовые вопли и глумливый смех мужчин.

Слава богам, что услышали ее мольбы – Макрон не вернул ее суровому отцу! Сколько слез пролила она тогда, сколько раскаяния вложила в свои речи, будто сама богиня Венера сжалилась над несчастной и подсказала слова, полные обольстительной лжи.

Толпы поклонников развеялись как дым, весь Рим обсуждал пошлую сплетню, злоязычные квириты смеялись и придумывали новые подробности. Опозоренный Вития пытался покончить с собой, но смалодушничал и уехал в провинцию, подальше от молвы.

Но слава первой красавицы империи держалась за Эннией, она блистала рядом с мужем на званых обедах, поэты посвящали ей свои эпиграммы, полные лести и выгодных сравнений.

Так продолжалось, пока не появилась в Риме Юния Клавдилла…

Маленькая ножка, обутая в легкую сандалию из красной кожи, переступила порог дома Домициев, Энния смело прошлась по злому псу из мозаики, и непрошеные воспоминания улетучились, стоило попасть в огромный атриум. С губ, тронутых кармином, слетел легкий смех. Энния увидела новые прославленные статуи Агенобарба, за которые, как он похвалялся, было выложено пять талантов серебра.

Атлет, мечущий диск, кулачные борцы, охотник с луком, бегун. А во главе этого чудовищного скопления, на том месте, которое прежде занимал Аполлон-кифаред, предводитель девяти нежных муз, теперь возвышался бородатый кентавр, чей грубый, мощный человеческий торс покоился на мускулистом туловище коня. Но Энния быстро сменила усмешку на милую улыбку, завидев встречающую ее Агриппиниллу.