Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Макрон грустно усмехнулся. Видимо, хозяин таверны решил услужить почетному гостю. Но почему прислал только одну девушку?

– Пусть пройдет, – махнул рукой.

– Мы обыщем, вдруг прячет кинжал.

– Ты думаешь, я не справлюсь с какой-то девчонкой? – возмутился Макрон и сдвинул косматые брови. – Не смейте тронуть ее даже пальцем.

Голова охранника исчезла за толстой занавесью. Невий тихо рассмеялся: эта девка как раз кстати, одинокие вечера уже наскучили, немного развлечься не помешает. А завтра он уедет и уже в Риме дождется возвращения Клавдиллы.

Полог опять приподнялся, хрупкая фигурка, закутанная в темный плащ, выскользнула из темноты, тихо приблизилась к столу. Незаметное движение, и плащ упал на мраморный пол. Макрон остолбенел: перед ним стояла чернокожая девушка с короткими курчавыми волосами, ее пестрый пеплум с затейливыми узорами переливался в прыгающих бликах огоньков. Невий шумно выдохнул, пораженный этим зрелищем. Он ненавидел темнокожих гетер. Хозяин таверны завтра поплатится за эту чудовищную глупость.

– Вон! Убирайся, черная тварь! – заревел он.

Но она только широко раздвинула в улыбке темные губы. На месте передних зубов зияли провалы. Макрон ужаснулся этому зрелищу.

– Убирайся, пока я не убил тебя! – закричал он.

Но девушка спокойно отошла и неожиданно стала плавно изгибаться, склонив набок курчавую головку, точно внимая неслышной музыке. Макрон кинулся на нее, но она, беззвучно скользя по мрамору, отбежала, чтобы продолжить свой странный танец.

Он с безумием во взоре вновь попытался схватить ее, но она увернулась, оставив в его руках разноцветный лоскут. Макрон выхватил меч, но разрубил лишь воздух, а она ускользала от него, подобно легкому ветерку, он бил уже наотмашь, но не мог достать ее. Эта странная игра приводила его в ярость, гнев застилал глаза, он не мог понять, что надо этой девчонке, почему, вместо того чтобы спасаться бегством, она, пританцовывая, молча прыгает с ловкостью пантеры и скалит страшный рот с провалами вместо зубов.

Она вскочила на ложе, беззвучно хохоча.

– Теперь я убью тебя, дикая тварь! Вздумала пошутить! – задыхаясь, прерывисто крикнул Макрон и взмахнул коротким мечом.

Отблеск отточенного металла мелькнул в ее бездонных глазах.

– О, пожалуйста, сжалься над бедной девушкой, господин Невий Серторий, – неожиданно проговорила она, и он испугался до боли знакомых звуков ее нежного голоса.

– Клавдилла?

– Что ж не признал сразу?

Девушка сбросила курчавый парик, разбросав по плечам кольца белокурых волос, и скинула пеплум гетеры. Макрон остолбенел.

– Кажется, только римлянки возбуждают твою плоть? – продолжала издеваться Юния, оттирая тканью сажу со щек и зубов. Плеснув воды из кувшина на руки и умывшись, она завершила свое превращение.

Макрон с усилием отвел глаза.

– За что ты так? – тихо спросил он, устремив глаза в темноту. Сердце бешено колотилось, будто стремилось наружу.

Неожиданно Клавдилла обвила его мощную шею тонкими руками, и он вздрогнул, настолько тихо она приблизилась. Макрон заставил себя повернуть голову, и его взгляд окунулся в бездонную тьму ее зрачков. Внезапный всплеск страсти нахлынул, заставил горько застонать.

– Почему ты мучаешь меня? Знаешь же, что люблю до безумия только тебя одну, – прошептал Невий, касаясь губами ее нежной кожи.

Дивный аромат, исходящий от девушки, кружил ему голову. Он обхватил ее своими огромными руками и нежно прижал к груди, закованной в тяжелый панцирь.

– Я слишком поздно поняла, что Калигула не стоит тебя, но моя гордость не давала мне сознаться в этом даже себе самой. Ты настоящий мужчина, с сильными руками и грубой кожей, тот, кто мне нужен, тот, кого я смогу любить. – Голос Юнии задрожал, и Макрон почувствовал влагу ее слез на своей щеке. – Я сделала много ошибок, слишком много, чтобы быть достойной этого чувства.

– Ты сказала мне тогда: «Возвращайся», и я вернулся. Вернулся, чтобы увезти тебя на край света, чтобы никто больше не вставал на нашем пути – ни Энния, ни твой муж, – тихо произнес Невий, и сердце его замерло.

– Нет, я ухожу, Макрон. – В ее голосе неожиданно зазвучали резкие нотки, и она попыталась вырваться. – Я не должна была приходить к тебе. Это еще одна моя ошибка. Ослабь свои объятия.

– Но почему, божественная? Я обидел тебя?

– Те преступления, что совершила я, стеной стоят меж нами. Ты ведь знаешь обо всем, и… Неужели продолжаешь любить?

– Клянусь Юпитером, люблю. Только Калигула с его порочным нравом мог заставить тебя пойти на такое. И только он должен ответить за все. Но не ты, жизнь моя.

В сгустившемся мраке Макрон не мог разглядеть, как заблестели глаза Клавдиллы, но она все же опустила длинные ресницы, чтобы ненависть не выплеснулась наружу, подобно смертельному яду. Калигулу окружают негодяи, способные предать при удобном случае. А он всегда считал, что у него есть верные друзья, способные помочь выжить в борьбе за власть, когда старый Тиберий сойдет в царство теней.

– Он ответит, – с трудом проговорила она. – Но прежде… – И умолкла, не в силах продолжить.

Голова Макрона закружилась от аромата ее волос. Он и не расслышал ее последних слов, опьяненный страстью. Уже не владея собой, он приподнял ее и бережно уложил на ложе. Сломанные мощными пальцами, покатились по полу фибулы его кожаного панциря, он с легкостью отшвырнул его в сторону, сорвал красную тунику с птеригами, и Клавдилла замерла в восхищении, увидев мощь его мужской плоти. Макрон навалился, нетерпеливо прижав к себе ее хрупкое тело, и Юния, ощутив эту силу в своем лоне, сладострастно изогнулась и впилась розовыми ноготками в поросль седых волос на его необъятной груди.

После торопливых, неумелых ласк Калигулы и утонченных забав с Фабием она с наслаждением отдавалась грубым рукам Макрона, гладившим ее грудь с таким неистовством, будто рукоять меча перед боем.

Три мужчины в ее жизни, но такие разные в искусстве любви.

Разметав после бурных объятий лунное золото волос на его широкой груди, Юния смотрела в темноту пред собой и счастливо улыбалась, прислушиваясь к громкому дыханию лежащего рядом мужчины. Она любила его в эту ночь, искренне и страстно, осознавая, что вспыхнувшее чувство уже начало понемногу умирать в ее душе. Так она любила и Фабия Персика в тот день, когда он придумал, чтобы мастер изваял ее статую из золота.

Гасли, потрескивая, чадящие фитильки в бронзовых светильниках, спускающихся с невидимого потолка, и, когда потух робкий последний огонек, померкла и любовь в черных глазах Юнии.

Она осталась на ночь, бессонница уже не томила, усталому разуму требовался покой, глубокий сон овладел ею, стоило обвить рукой шею лежащего рядом мужчины и склонить голову ему на грудь.