Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

«Принеси одну рупию, и все поверят, но принеси миллион – и усумнятся».

Заболел Оренбурец (конь). Пускали кровь. Говорят, нужно еще два раза объехать киргизские могилы, тогда поправится. Так говорят здешние «опытные» люди.

В Лхасе есть храм Гэсэр-хана. По сторонам входа изображены два коня – красный и белый. По преданию, когда Гэсэр-хан приближается к Лхасе, то кони эти ржут. Не будет ли скоро слышен этот клич коней?

Обсуждаем вести из Синина. Как это замечательно, что нужные ламы приходят без опоздания. «Длинное ухо»[489] Азии работает лучше радио. Из Кашгара на шесть радиограмм нет ответа. Единственно можно предположить, что радиограммы перехватываются и вместо назначения попадают на совсем иной стол.

1 мая.

Первомайский праздник в консульстве. В половине первого обед с китайцами. Двор консульства удачно и красочно убран. Под большим навесом, увешанным яркими коврами, столы на сто человек. Рядом стоят три юрты для мусульман, где вся еда приготовлена без свинины под особым присмотром мусульманина. Перед юртами сиротливо стоит усеченная пирамида – подножие запрещенного памятника Ленину.

Невозможно понять, почему все революционные плакаты допустимы; почему китайские власти пьют за процветание коммунизма, но бюст Ленина не может стоять на готовом уже подножии. Кроме всей русской колонии на обеде и Кавальери, и немец Кёлин, и англичане, и [казахи], и киргизы, и татары. Работа объединения, произведенная консулом Быстровым за полгода, поражает. И все единодушно тянутся к нему с лучшими пожеланиями. Китайские власти все налицо, кроме самого дуту, который счел за благо «заболеть» и предпочел послать вместо себя своего девятилетнего сына.

Против нас сидит Фань. Ничего не ест, кроме хлеба. Или диета, или ненависть, или верх подозрительности. Тут же сидит брат дуту – старик, ввергнутый в опалу своим правительствующим братом за либеральные воззрения. За обедом первым напился комендант крепости. Начал безобразничать: разбил несколько рюмок, толкнул даму и, наконец, ногою подбросил поднос с мороженым. Этот взрыв мороженого заставил китайцев принять меры, и комендант крепости был удален посредством полицмейстера и своих собственных солдат. Из китайцев больше всех был возмущен поведением коменданта девятилетний сын дуту. У него даже слезы выступили от негодования. Он забрал с собой разбитую рюмку, верно, чтобы представить своему отцу. Китайцы дружно чокались за процветание.

Молодой хор спел несколько песен. Еще раз все потянулись к Быстрову с приветом. Гурьбою уехали китайцы. Е. П. Плотникова говорит мне: «Ведь мы, бывало, ходили смотреть на вас в щелочку, когда вы приходили к Куинджи»[490]. Оказывается, она знала и Архипа Ивановича, и жену его В. Л. И вот в Урумчи мы толкуем о Куинджи, вспоминаем его кормление птиц, вспоминаем его безбоязненные, свободные речи, его анонимную помощь учащимся всех родов знания. Не ржавеет память о Куинджи.

Так обидно, что имя Ленина не успели написать на подножии «запрещенного» памятника. Ведь к этому имени тянется весь мыслящий Восток и самые различные люди встречаются на этом имени.

После обеда играют в городки и теннис. Через неделю будут открывать клуб. На маленькой сцене клуба кроме русских пьес предположено ставить мусульманские и китайские.

Вечером подходят новые сведения о событиях в Амдосском крае, о притеснениях монастырей китайскими солдатами, о вступлении китайских войск в Лабран, о разрушении изображения Майтрейи. Сроки подходят.

Поздно вечером неистовствует Тумбал. Приносят куличи и яйца от Гмыркиных и от М. Завтра Пасха.

Совершенно так же, как во время Пржевальского, [казахи] мечтают освободиться от ига китайцев старого типа со всеми их поборами и притеснениями. Так же точно стоят еще дунганские могилы, свидетели «покорений китайских». Так же точно вспоминают люди Якуб-бека, кратко мелькнувшего в сознании [казахов]. Так же точно берегут [казахи] мечту о свободе. Так же точно гнездятся дрязги ямыней. Так же точно криводушничают амбани, близоруко не отличая друзей от врагов. Так же точно поет бакша песнь о бывших подвигах… Бывшее, бывшее, бывшее, дошедшее до края порога будущего. Скажем нашему знакомцу – китайскому свободомыслящему студенту: «Скорее установите новый порядок!»

Доходят вести о движениях кантонских войск. Шепчутся и подмигивают: «Как-то теперь извернется дуту Янь?» Ведь тут сечением богов не отделаешься, и петушиный бой не поможет… Мечта работает и зовет невиданных кантонцев, которые должны убрать грабительских амбаней, должны умерить купцов и дать возможность краю свободно развиваться. О Фенге, или, как его зовут, Фыне, почему-то говорят осторожнее. Но Кантон привлекает народное сознание. Войска Кантона наделяются бывшими и не бывшими качествами.

А правительство Кантона[491] называется и неподкупным, и справедливым. Если эти два свойства оправдаются, можно ждать повсеместных доброжелателей Кантона. Так промерзшие в ночной стуже путники ждут восхода солнца. И даже первые проблески света уже радуют. И мы радуемся. Кто знает? Ведь это, может быть, те самые культурные, устремленные к прогрессу и знанию китайцы, о которых мы так искренно мечтали, подходя к Хотану?!

Приходят, спрашивают: «Нет ли у меня плоскогубцев-клещей». – «Зачем?» – «А зуб вырвать». На перевалах, среди костров, был Босх или старый Брейгель, а тут уже Остаде[492]. Однако зуб вырвали и клещи вернули.

Приходит китаец: «Кумашка яшка». Что такое? Смеемся, уж не согдийское ли наречие, или нет ли здесь яфетидов[493]? Оказывается: «ящик для бумаг». Можете представить, как создаются комбинации наречий, а потом будут вспоминать известный анекдот: «Раз-мо-кропо-годилось»…

Самодельные комбинации всевозможных языков действительно представляют поучительное зрелище.

В результате мы видели людей, вообще не знающих ни одного языка. Немного калмыцкого, чуть-чуть тибетского, два-три слова русских, китайских и [казахских]. Когда же такой лингвист взволнован, он начинает говорить на всех пяти языках. Быстро и непонятно, но в его представлении очень убедительно. Так же он мало уверен и в своей национальности; с необычайной легкостью он оказывается и русским, и китайцем, и торгоутом… Так себе – «кумашка яшка». Интернациональный язык.

2 мая.

Ясное утро. Приходят ламы поздравлять с праздником. Говорят: «Христос воскрес». А ну-ка, христианские служители, придете вы поздравить буддистов с их памятными днями? Раскрываем сундук с буддистскими картинами, развешиваем их и вместе с ламами любуемся звонкими красками и глубокими символами науки, собранными в этих изображениях. Только знание без всяких предрассудков открывает новые возможности. И вчерашнее «случайное» становится в линию движения эволюции. А сегодняшнее «важное» оказывается часто просто случайным пережитком.