Одна сотая секунды - Иулсез Клифф

Мне будет тебя не хватать, Юси.

Но все же сбилось дыхание, раскрылось вязкое двадцать шестое пространство. Бугрились пласты стен, переслаивались, текли, застывали на миг безобразными наростами и снова оживали постоянно меняющими формами. Вспучивался под ногами пол. Не пол, земля, источавшая в равной мере с прочим жидкий, едва рассеивающий мрак, свет. И там, далеко, за миллионы километров, едва заметно выделялась она, дверь, в последний блок пространств.

Дойти, все равно дойти. Неведомо как, но и здесь прототип продолжал пусть и отвратительно, но сохранять какое-то подобие коридора. Что же будет там, в двадцать седьмом?

Земля хлюпала под ногами, продавливалась, но все же подкладывалась под ноги твердью, хотя постоянно волновалась, перетекала, заставляла прикладывать особые усилия, чтобы удержать равновесие. И все же я, шаг за шагом шла вперед, стискивая зубы и веря в себя.

Рука погрузилась во что-то мягкое и теплое, зашевелилась упругая коричнево-розовая бахрома, обвила запястье, вбирая в себя, желая сделать и меня подобной себе.

Дернуть. Едва не упасть от бешенного ветра, рванувшего в проем.

Вот она, двадцать седьмая реальность, бескрайняя и злая. Истощались ресурсы прототипа, не было больше ни подобия стен, ни потолка. Вспучивалась и лопалась гнойными нарывами воспаленная земля. Да и не земля даже, скорее как распадающаяся плоть гигантского чудовища, пораженного неведомой болезнью. Корчилось в желваках небо — черных, серых, белых, четко отделенных друг от друга. Эдакие нарывы, продавленные сквозь невидимую сеть, стекающие сталагмитами и с всхлипом втягивающиеся обратно.

Шаг. Нога погрузилась в глянцево поблескивающую серовато-желтую слизь, теплую, жадно обволакивающую ступню.

Нет, не обращать внимания, двигаться дальше. Пусть беснуются ветер, пусть воет пространство раздирающими мозг изнутри тонами. Вот он, впереди, пытающийся встать, но уже лишенный всех сил.

— Арвелл! — Кричу я, надрываясь до хрипа.

Бесполезно, ветер пожирает слова быстрее, чем они успевают прозвучать.

Наплевать. Идти вперед. Верить в себя. В изобретение дракона. В тех людей, что отделены двадцатью семь реальностями, но ждут и тоже верят.

Вперед. Брести, продираться, даже проваливаясь по колено, по пояс, по грудь. Выбираться, ползти, отталкиваться, падать, вылезать, продираться, снова ползти, но не отступать.

Еще. Еще немного.

Еще кусочек неведомого расстояния, погружаясь руками в гнойники, задыхаясь от слизи, стискивая зубы, исторгая рев и стон от бессилия, но продвигаться — по миллиметру, по маленькому шажочку.

Протянуть руку, опустить ее на сведенную судорогой кисть.

Медленно поднимается некогда черная, а теперь расчерченная белыми прядями голова. Смотрят непонимающе разные глаза — один безумно, другой безнадежно. Вздрагивают губы и не произносят ни слова.

Ну уж нет, сейчас пойдешь как миленький у меня. Ты еще получишь за все то, что я пережила. Ты еще побегаешь по всему замку, спасаясь от меня. Даже не вздумай мне тут изображать слюнявого психа, не ради этого я прыгала с огромной высоты.

— Арвелл… Ар… пойдем домой. Арвелл, вставай… пошли… ну давай же, поднимайся, ну же! Вставай! Ну, пожалуйста, Ар… Встань, я тебе сказала! Поднял свою задницу и потащил прочь отсюда!

И что-то неуловимо меняется, какой-то всполох, слабый и бесполезный, но все же проскакивает в черном зрачке. Неуверенно упирается рука в плоть взбесившейся земли, выпрямляется. Или не рука — лапа? Где лопатки, там неуверенно лезут крылья и снова исчезают, обрастает чешуей и вновь очищается кожа.

Там, в нормальном мире, сущность по имени Арвелл переходит из одной реальности в другую, здесь же будто вобрала их всех в себя, теперь не знающая, кто же она — человек или дракон.

— Пойдем, Арвелл, пойдем, пока у меня мозги не взорвались от этого безумия. Давай, вставай же, хватит валяться.

И я тяну, злюсь, ору, и все же заставляю свою глупую ящерицу выпрямиться в полный рост, шагнуть, упасть, но все же двинуться туда, где освещал надеждой наш путь нестабильный, чудом сохраняющийся проем в двадцать шестой блок реальностей.

Глава 44

Мир покачивается, дергает, накатывает тошнотворной волной и отступает. Кажется, меня несут. Только меня?

Кто-то рядом не удерживается, выдыхает едва ли не с ужасом:

— Святой Райган-Гули…

Или мне кажется, что с ужасом? Не ужас, наоборот, облегчение?

Моя спина наконец-то упирается во что-то уверенное и неподвижное. Диван? Да, наверное, похоже на это. Это правильно, это очень даже хорошо. Тошнит только так, что хоть сейчас наизнанку выворачивайся. Если у меня и была какая-то невероятная энергия, то теперь вся выгорела, осталась лишь на том обычном уровне, что иные называют жизненными силами.

Отшумели, стихли многочисленные голоса под натиском резкого окрика. Нет, не надо, и так мозг в кашу сплавился.

Я глубоко вдыхаю, но тут же задерживаю дыхание, с трудом гася позыв организма избавиться от чего-то лишнего и инородного. Ну уж нет, я еще пока нигде не встречала такого, чтобы герои завершали свой триумф, низменным сгибанием пополам и исторжение из себя потока вонючей рвоты. Кажется, тело прониклось возникшей картиной, по крайне мере, стало чуть легче.

— Я опять умерла. И мне опять скверно. Это какая-то проклятая традиция. — Голос чужой и скрипучий.

— Вообще-то, — усмехнулся Далим, — я чувствую твое время. Ты жива.

— Еще хуже, — простонала я, хватаясь за голову.

И все же нормально села, встряхнулась, как собака, ругнулась сквозь зубы. Ничего себе путешествие получилось, сама не знаю, каким чудом я смогла дотащить наши с Арвеллом задницы. Арвелл… разноглазый… нет, вот он, рядом, без сознания, но живой. Заросший, какой-то весь потрепанный, даже жалкий. Да, дорогой, сейчас тебе явно не светит попасть в топ пятидесяти красивейших мужчин планеты.

И все же я, еще не признавая, еще оставаясь где-то там, позади, спрашиваю:

— Все? Все кончилось ведь, да? Миссия выполнена, мир спасен… Все кончилось? Да?

— Да, — ободряюще кивает Рада, — почти все.

Ну да… треклятое Переменное Собрание. Успели мы? Успеваем?

Наверное, мои глаза настолько расширились, что все поняли немой вопрос без слов, Уэлл отвечает прежде остальных:

— Менее получаса… — и красноречиво кидает взгляд на неподвижного дракона.

Мигнул и погас свет. Лишь последние всполохи вечера кровью высветились за окнами.

— Эй? Что со светом? — Ридий обернулся к окну, прижался лбом к стеклу. — Нет, только у нас, похоже…