Светлолесье - Анастасия Родзевич

class="p1">Наконец очертания смазанных бликов и теней собрались в целое: ко мне вернулось зрение. На лбу наставника и над верхней губой собрались горошинки пота, на руках – подсохшая кровь и царапины от моих ногтей, на плече – след от зубов и темное влажное пятно. Но глаза с исступлением прожигают насквозь, словно еще немного, и он проделает у меня в голове дыру, залезет туда и раскроет глаза на истину.

В этом они с Дареном были похожи.

– Он почти как ты… Раньше.

Фед с силой усадил меня на пол, и Минт, удостоверившись, что мы не деремся, подошел ближе.

– Но мне не представилось удачи найти корень наших бед, – сухо произнес Фед. – А этот шельмец видит на десять ходов вперед и в нем прорва колдовства!

– А как же Ворон? Разве ты не желаешь отомстить ему?

– Даже Полуденному царю нужна тень, – туманно отозвался он. – И давай руки, сил нет смотреть.

Наставник вычертил руну сращивания, и раны затянулись. Только рубцы червенского ока не исчезли. Мы оба мгновение смотрели на них.

– Ты и сейчас бежишь от боли, – сказала я и попыталась вырваться, но Фед удержал.

– Все изменилось, – с нажимом произнес он. – Прости, Лесёночка. Но сначала дослушай, а потом делай глупости.

– Это была привычка, которую ты позаимствовал у меня, – огрызнулась я.

Фед сел на пол, рядом с обломками стола. Выражение лица наставника означало «таков я есть, и ничего не поделать».

– Все мы немножко безумцы. – Он взял обломки и бережно срастил их между собой. – Но мы те, кто мы есть. И всегда были. Ты танцуешь во тьме, а я делаю все, чтобы песни становились правдой.

– Мы пали не из-за того, что колдовали, а потому что хотели большего. Откусили слишком много. – Я ткнула в Федово плечо, и наставник поморщился. – Боюсь, что Дарену на самом деле нужны наши силы, а не мы сами… и нужны для того, чтобы подчинить себе Рать. Что само колдовство окажется орудием в сражении за власть.

– Это твои слова? – спросил наставник. – Дарен не просто колдун. Он великий колдун, Полуденный царь. Разве не об этом ты всегда мечтала?

Раньше от него пахло не столько брагой, сколько несбывшимися надеждами. Но теперь все изменилось. Когда Фед говорил о колдовстве и Нзире, его голос становился бархатистым, насыщенно-глубоким. Единый ведает, если бы наставник сложил в этот миг песню, она чаровала бы и вела за собой, ибо в такие мгновения, как эти, сила его была велика. Созидающие черпают колдовство в своих же мечтах, и его возрожденная из пепла мечта достигла пика. Даже воздух за Федом загустел, словно Елар и колдуны прошлого стояли рядом с ним.

– Так что вы с травником задумали? – вдруг спросил он, беря меня за руку. – Вы с нами? Ты поможешь разрушить Печать?

Выражение его лица мне не нравилось, как не нравился и сам поставленный передо мной выбор. Я отвела глаза.

Минт кашлянул. Он виновато посмотрел на меня, а затем обратился к Феду:

– А что вещунья? Что делать с ней? Обратно я ее не поволоку…

– Вещунья?

Фед резко переменился в лице.

– Да. – Минт нахмурился. – Ольша. Рыжая. Вещунья. Она сказала, как разрушить Печать, но…

– Вы привели ее сюда?

Глаза наставника расширились. Моя ладонь выскользнула из его, а сам Фед вскочил с отчаянными криками:

– Найдите ее! Дарен говорил, что у Ворона в Линдозере есть помощница!

Мы с Минтом переглянулись. Нам обоим, конечно же, вспомнилась странная история рождения Ольши. И вдруг гора снова загудела. Печально, тревожно.

Я сорвалась с места. Ноги сами собой несли меня по чертогам огромного горного лабиринта, по его каменным и самоцветным залам, по палатам наставников, по узким горницам учеников…

– Нет… Эй! Кто-нибудь! Аррадо маос! Аррадо маос!

Но голос летел в пустоту. Я бежала, пока вдали не посветлела паутина из множества переплетенных между собой нитей. Колдуны спустились вниз, а я открыла все ходы. Ольша беспрепятственно добралась до Древа.

Вещунья стояла в одном из темных провалов под корнями. Вдруг мой оберег кольнул меня через рубаху, и я остановилась.

– Ольша!

Она медленно повернулась. Хрупкий девичий лик изменился: вместо него от уха до уха проступил оскал с мелкими зубами, а за завесой косм вспыхнули глаза-угли. Вещунья вывернула спину и припала руками к земле, словно зверь. Лицо она обратила к Древу, но глаза следили за мной.

Мерзкое ледяное предчувствие сдавило внутренности, будто я заглянула вперед прежде, чем отразилась правда: Ольша начертила своей кровью око на коре Древа. Сгустки темноты под ее рукой набивались в трещины, перекрашивали жидкое золото…

– Зачем? – тихо спросила я, но Ольша каким-то образом услышала меня.

– Я служу своему господину, – каждое слово толчками выходило из ее груди, будто доставляя девушке боль.

Ноги стали необыкновенно мягкими и голова закружилась. Вспомнилось то, как Весть и голос вели меня, как подталкивали к колдовству крови. И все, несомненно, для того, чтобы я вновь потеряла власть над разумом и пришла в лес.

А теперь я сама привела ее сюда.

Чтобы Драург уничтожил Обитель чародеев.

Единственное убежище.

– Что же мы наделали…

Гора дрожала, словно зверь, зашедшийся в агонии. Обережное заклятье гасло.

29

Гранатовая палата

В детстве Альдан думал, что если станет червенцем, то это сделает его частью чего-то целого. Чего-то по-настоящему значимого.

Наверное, оттого-то Альдану и было так трудно в первый год изгнания. Поселиться на пустой мельнице, в одиночку наладить хозяйство, раздобыть все необходимое для травничества и – самое сложное – подружиться с горожанами. Лишь на исходе зимы к Дану обратилась соседка. Чахоточная хворь в том году зверствовала особенно сильно, и женщина от безысходности не погнушалась помощи подменыша из крепости.

Теперь Альдан не смел поверить, что ступит на княжеский военный совет и будет держать слово. Не по праву крови, не по праву службы, не за заслуги, а потому что больше некому. Все завитки судьбы сошлись в кровавый узор. Если не объединиться против скверны, она поглотит город и всех в нем. Если не выжечь змеиное гнездо, Дану и самому никогда не обрести покой, а Лесёна не сможет вернуться, как и он не сможет уйти.

Но некогда сожалеть о своей участи.

Впереди выросли Врата Милосердия. Альдан бросил взгляд на Мечислава с воздетым к небу клинком и воспрянул духом. Первый жрец тоже когда-то шел один против всех.

Альдан пронесся мимо ставки. Шатры опоясывали крепость второй стеной. Разбушевавшийся ветер обрывал стяги, сносил шатры и путал червенское воинство.