Красная машина, черный пистолет (сборник) - Сергей Лукьяненко

Теперь глаза округлились и у остальных.

– Никифор Иванович, что там произошло? – поинтересовался Семен.

– Если б я знал. Прокурор кричит, что горы трупов. Видимо, стрельба на весь район. Что ж, поехали…

Лужайка и газоны во дворе особняка Лапина Александра, среди сподвижников больше известного под кличкой Лапа, он же Мохнатый и он же Сэкенхенд, когда подъехал «уазик» Трюхина с товарищами, напоминала если не поле Куликово после одноименной битвы, то уж арену Колизея после больших гладиаторских боев это точно. И сами гладиаторы, точнее их залитые кровью трупы, валялись здесь же.

Трюхин насчитал восемь убитых молодцеватых спортивных мальчиков и покачал головой:

– Побоище знатное. Посмотри, Саша, может, кто из них еще дышит. Вася, вызови медиков. И позвони в управление, пусть еще людей пришлют, здесь работы на три бригады хватит.

– Представляю, что мы увидим в этом скромном четырехэтажном жилище, – хмыкнул Семен.

– Гм, тихо! – Никифор поднял палец и прислушался. – Нет, в домишке вроде уже спокойно.

– Во всяком случае, не стреляют, – подхватил Семен.

– Значит, уже отстрелялись, – хладнокровно заметил Никифор и осторожно приоткрыл незапертую дверь особняка.

То, что они обнаружили во внутренних покоях дворца Лапы, очень напоминало кровавые сцены фильмов ужасов западного производства. Всюду среди варварской роскоши валялись убитые, корчились и стонали раненые, всюду брызги крови, следы буйного побоища и погрома.

– М-да, эти дьяволы хорошо порезвились, – бормотал Никифор, осматривая комнату за комнатой и зал за залом. – И чего же, интересно, эти молодцы опять не поделили?

– Чего? Деньги, конечно, – хмуро предположил Семен. – Надо же, давненько у нас в городе не наблюдалось такого Трафальгарского сражения.

– Да, у них здесь был богатый арсенал, – сказал Никифор, подбирая с ковра маленький изящный автомат, хозяин которого с развороченным черепом лежал здесь же. – Гм. Занятная штуковина. Ты у нас, Сеня, специалист по этой мозгодробильной технике. Что это за штука?

– Какая-то редкость, не знаю, надо у экспертов выяснить, а вот это у окна американский «М-16», а вон там израильский «узи». Да, здесь целая коллекция и автоматов, и пистолетов, и гранатометов…

– Хм… Надеюсь, баллистическими ракетами эти паразиты не успели обзавестись…

– Кто знает, Никифор Иванович, кто знает…

– Кто знал, видимо, уже не скажет… Вот он, наш дорогой владелец этого замка ужасов. – И Никифор медленно приблизился к огромной роскошной кровати, на которой почему-то в парадном черном костюме и в накрахмаленной белой рубашке лежал сам Лапа, рослый, под метр девяносто, мужчина средних лет атлетического телосложения.

– Странно, крови на нем не видно, ни ран, ни следов насилия – костюмчик даже не помят. – Семен вопросительно посмотрел на Никифора: – Я что-то не понимаю…

– Зови сюда Северова. – Никифор поморщился: – Кажется, я становлюсь суеверным. Чует мое сердце…

Сеня так и не успел узнать, что чует сердце его начальника, потому что Никифор вдруг сделал ему предостерегающий знак и, резко присев, заглянул под кровать, на которой так помпезно возлежал покойник.

– А ну вылезай, и без глупостей! – скомандовал он кому-то под кроватью.

Семен уже готов был спустить курок своего «макарова», однако начальник успокоительно помахал ему пальцем и, сунув руку под кровать, помог выбраться на свет божий полуголой, насмерть перепуганной юной особе лет шестнадцати.

Девицу била дрожь, и вся она тряслась от дикого смертельного ужаса.

– Ну-ну, милочка, успокойся. Сеня, тащи сюда доктора, дайте ей валерьянки или еще чего-нибудь успокоительного и отведите в машину. Да проследи, чтобы не сбежала. Когда она немного успокоится, не исключено, что мы сможем узнать подробности всех этих убийств.

– А вы, Никифор Иванович?

– За меня не бойся, и потом, наши шарят по всем этажам. Думаю, сейчас в этом доме безопасней, чем в бункере президента. Все, что могло стрелять, уже отстреляло, но среди этих мертвых должны быть еще живые. Что ты на меня так смотришь? Кто-то же отсюда позвонил в полицию.

– Может, она?

– Сеня, учись разбираться в людях! Эта девочка даже родной маме не позвонит, если что случится с ней самой. Нет, в доме еще должен быть кто-то, кто позвал на помощь.

– А может, соседи?

– Соседей тоже допросим, но толку от них, боюсь, будет мало. Они все запуганы, и никто из них не стал бы звонить. Нет, прокурор сказал, что звонили от Лапы. Из этого и надо исходить.

Из этого они и исходили.

После детального исследования лабиринтов особняка отрядами полиции и криминалистами обнаружили еще трех оставшихся в живых после случившихся стрельб. Парня лет двадцати, который представился дальним родственником хозяина, и еще двух женщин. Одна молодая, весьма миловидная блондинка лет двадцати восьми оказалась дочерью покойного Лапина, а вторая дама почтенного возраста, уже за шестьдесят, была его теткой и по совместительству руководила хозяйством особняка. Она-то, как выяснилось уже позднее, и вызвала полицию, когда совсем уж припекло.

Никифор, ничуть не смущаясь инструкциями Васютина и его призывами к деликатности и осторожности, задержал всех уцелевших в качестве свидетелей и отправил в управление, поскольку на месте происшествия они ничего толком ему сказать не смогли и только заливались слезами, сотрясали воздух какими-то бессвязными воплями, призывами к Богу и разговорами о покаянии. И даже парень, с виду вполне крепкий и определенно замешанный уже в кое-какую уголовщину, рассопливился и тоже нес околесицу о раскаянии и покаянии.

И Трюшин безнадежно махнул рукой:

– Ладно, каяться будете мне потом, а сейчас пусть вас медики приведут в божий вид. – И Никифор кивнул Семену и Василию: – Надо здесь заканчивать, у меня уже от всего виденного голова раскалывается.

Итоги побоища в логове Лапина впечатляли – двадцать три трупа, пятеро тяжело раненных… Однако ясности в том, что же там произошло, не было никакой. Кто на кого нападал? Кто были нападавшие? Из какой группировки? Что было причиной? Как Лапа мог так лопухнуться, что впустил их в дом? Сколько бандитов сумело уйти до прибытия блюстителей порядка? Эти и многие другие вопросы пока оставались без ответов и лишь усиливали головную боль Никифора.