Идущая - Мария Капшина

И здесь поднимается ещё один букет вопросов. На которые отвечать хочется не больше, чем на первый. До сих пор полагалось a priori, что главная её цель — помимо возвращения домой — уничтожить Реду, вколдованную в её сознание. То, что уничтожать ведьму не хочется, ясно с тех ещё дней, когда проблески чужой памяти больше всего походили на прогрессирующую шизофрению. Сейчас же… Уничтожить Реду?..

Реана снова помедлила.

Это значит — уничтожить часть себя. Когда ты помнишь шесть десятков лет и столько же умений; когда тебе снятся мутно-серые туманы рассветов на Светлом озере, великом озере; и старый дом на деревянном настиле причалов, дом с идеальной звукоизоляцией в две сотни метров "полосы отчуждения" вокруг; улицы, отвратительные для босых ног, знакомые настолько, что и сейчас можно начертить план Древней Столицы, города на двух островах; Даз-нок-Раад, так долго бывший домом, с сумрачными коридорами, шикарными залами, бесконечными лестницами, червоточинами скрытых дверей и ходов; походные шатры и официальные церемонии, горы бумаг на столе, запах воска и масляных ламп, дороги, стены чужих городов, и пахнет деревом, пылью и кровью, потом и дымом, и мокрой сталью…

Когда Реана, наконец, спустилась в задымлённый зал, он уже не пустовал. За средним из трёх столов пятеро местных разной степени небритости (в среднем небритость доходила до плеч), обсуждали деревенские новости и мировую политику. Рассказы о том, что Лкаррен Косой женился, а Данва, дочка конюха, сломала ногу, Реану не слишком заинтересовали, поэтому первые минут десять она посвятила отвратительного качества картошке. От меланхоличного ковыряния в тарелке Реану отвлекла реплика с именем Раира.

— Ещё байку расскажи про Лаолийца!

— Нет, не байку. В этом разе я вам правду истинную скажу, про то, как по осени Лаолиец в Кадар ездил.

— Ещё скажи, что это ведьму он вызвал! — съехидничал один из слушателей, сидевший за столом в старой заячьей шапке.

— Дурень ты, Длакке. Как с телеги об забор в том годе приложился, так ишшо дурнее стал, — снисходительно и степенно ответствовал рассказчик, поправляя пояс из хорошей красной кожи. — Выпей лучше. — Сам он также последовал своему совету, как и вся остальная компания. Стукнул об мокрый стол кружкой и продолжил. — У мово деверя племянница замуж вышла в Арну аж и еёйного вот мужа брат в Нори-ол-Те, храме тамошнем, прислуживает. Так через него вот я и знаю, что Лаолиец с тамошним Мастером в друзьях. Вот аккурат в начале прошлой осени Лаолиец в Нори-ол-Те заезжал, с Мастером об чём-то обсуждал. Про то, как Лаолиец в Кадар поедет и разберется, что там, да как, и вызовет ли Дракон ведьму. А откудова они сами про то докумекали — это, почитай, никто, окромя Вечных, не знает. Только уехал, сталбыть, Лаолиец — да и надолго, до снега ажно. Ни слуху, ни духу не было, поговаривали только, что с концами сгинул, не видать уже Лаолию свово блудного прынца. Да тут уж сами дурни, простите, Вечные, с этаким-то обычаем! Однако ж зимой-то, по морозу самому, приходит к храму девка какая-то, в одёже неплохой, но страхолюдная такая, хужей халвлега [халвлег — демон, предпочитающий в качестве среды обитания болота, но способный жить где угодно. Мелкий пакостник, отличающийся крайне неприятной наружностью]. Глазами зыркает, зубами скалится, и оружная — страсть! Там дело-то в чём вышло. Лаолиец её, ведьму-то, в плен взял, да убить хотел, но ведьма заклятьями да амулетами еёйными ведьминскими его зачаровала, да в лесу бросила помирать, значит, да в храм пошла, Мастера тамошнего со свету сжить и над Вечными святотатство учинить, и над церковью святой. Но Мастер этот, дай ему, Гиллена, здоровья и Тиарсе благ всяких, святой человек, сталбыть, почитай как Нанжин Арнский, он ведьму убил. Бился, бился долго, и ведьму одолел, а Лаолийца вызволил.

— Врёшь ты всё! Брешешь! — пьяно-уверенным голосом объявил ещё один из той же компании, расхлюстанный и красный лохмач в тяжеленных, судя по стуку, сапогах. — Как же, "убил" твой Мастер Возродившуюся! А хто, в таком разе в Квлние эпи… ипе… апидемью наслал? Хто тама нашада людями звал, а с благородных по три шкуры за знахарство драл? О ком шпиёны выслухивают по всем дырам и щелям, а в городах деньгу эвон какую за дохлую ведьму сулят, а за живую так и вовсе — помоги Оа, какую кучу деньжищ! За кого? За бабку твою полоумную? А?

— Ну, можа приврал мне деверь чуток, — не смутился рассказчик. — Но бился Мастер Нори-ол-Те с ведьмой, Кеилом клянусь, истина.

— Ладно, — вмешался Длакке. — Я вот ещё слышал…

Какие ещё слухи бродят по миру, Реана узнать не успела. Дверь в трактир скрипнула, неохотно пропуская в зал помятого старика. Он дошаркал до стойки, тяжело на неё облокотился и позвал хозяина. Звать ему пришлось трижды, потому что поддатая компания в охотку переключилась с посторонних тем на сердито зыркавшего пенсионера, и его фальцета за этими басами попросту не было слышно.

— Воистину, мельчают времена, и грядет конец мира, и горше всего будет вам, невеждам и беззаконным, ибо не найдете спасения от суда Тиарсе, и нечистью терзаемы будете! — возгласил старик пламенным глаголом, простирая руку перед собой.

— О как! — с удовольствием цокнул кто-то из шумной компании, прежде чем все пятеро заржали. Старик дернулся, сшиб миску, вызвав ещё большее оживление у пятерых наблюдателей, и затеял свару со всеми окружающими разом. Впрочем, поддержали это начинание лишь всё те же пятеро да пришедшая продать молоко обширная красная баба.

Когда барышня, разносившая заказы, показалась в пределах досягаемости, Реана спросила её о старике. Ворчливого философа звали Вкадлехом, и был он, судя по всему, местным ходячим анекдотом — бедный, как церковная мышь, обладатель неплохой библиотеки ("И книги у его, всё книги, ажно не сосчитать! Девяносто, а то и вовсе сорок, Оа в свидетели!"), отличный историк и местная инкарнация Цицерона, он не уставал сетовать на падение нравов. Идея библиотеки покорила воображение Реаны, и, доев, она последовала за Вкадлехом до его дома. Неспешно подошла к закрытой калитке, в полтора прыжка одолела забор, вброд пробралась по грязи к двери, постучала. Ворчливый голос не сразу, но отозвался из-за двери.

— Что там? Хотите проверить крепость моей палки на собственных грязных спинах? Покарай вас Тиарсе и да падет гнев Таго на ваши нечестивые головы! Что вам нужно от смиренного служителя науки?

Реана проглотила смешок.

— Мне нужно поговорить с тобой, почтенный Вкадлех.

Едва ли Вкадлеха кто либо называл "почтенным" в последние пару десятков лет. Возможно, это было причиной некоторого замешательства по ту сторону двери.