Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

* * *

Этот мир, сохраненный на обрыве пропасти, был оценен не всеми, лишь меньшинством. Великий князь Николай Николаевич, которому стало известно, откуда подул ветер, повлиявший на отказ царя начать войну, тут же примчался к Распутину на Гороховую и дал волю своему высочайшему гневу; он выругал последними словами Распутина, сказал, что тот ничего не вызывает у него, кроме ненависти, за этот миротворческий шаг, предпринятый перед государем.

Великий князь спал и видел мобилизацию всех вооружен­ных сил России. Во-первых, новая война могла бы стать ре­ваншем за позорное поражение от Японии. Во-вторых, не сильно задевая монархию, одним из столпов которой он сам был, он продемонстрировал бы всему миру, что его племян­ник Николай, отказываясь воевать, не соответствовал свое­му высокому положению самодержца, что царииа оказыва­ла на него громадное, просто губительное для царствования влияние.

В царской семье уже стали поговаривать о низложении царя и о заточении царицы в монастырь! Разве великий князь не признавался самому себе, что желание некоторых передать древнюю корону Рюриковичей именно ему, Нико­лаю Николаевичу, ему очень и очень льстило?

А вот этот проклятый монах-бродяга, этот мерзкий инт­риган, большой любитель молитв и бесстыдных оргий, как о том сейчас открыто говорила пресса и ведь двор, — осме­лился ему перечить, стать препятствием на его пути!

И все из-за этой Александры — она всегда клялась име­нем Распутина и передавала мужу все взгляды этого ренега­та и предателя...

Как это ни странно, народ совсем не выражал особой радости, особого энтузиазма из-за наступления относи­тельного спокойствия в результате принятого царем реше­ния.

Повсюду продолжали свою подрывную работу революци­онные течения, которые из-за границы настраивали на нуж­ный лад умы и были готовы воспользоваться любой возмож­ностью, любым проявлением недовольства, чтобы вновь и вновь призывать к уничтожению царского строя, — народ­ные массы и даже армия, жадно прислушивались к лозун­гам, которые громко выкрикивались на любом углу.

Опасные научные открытия д ля массового уничтожения и истребления людей, технический прогресс, острая конку­ренция в промышленности создавали в Европе весьма тре­вожную обстановку. Теперь становилось известно почти всем народам, что средства убеждения враждебно настроен­ных руководителей включали возможность гибели не сотен тысяч, а уже миллионов мужчин, женщин и детей. Даже обычная ссора между этими увешанными наградами князь­ями, богатства и роскошь которых уже не вызывали у толпы такой спокойной, как прежде, реакции, могла в любой мо­мент разгореться и привести к сотням или тысячам жертв среди мирного населения.

В такой мрачно-погребальной обстановке осуществляли свою сатанинскую мечту организаторы революции, которые руководствовались собственными целями, собственными интересами под предлогом достижения народного благосо­стояния, продвигали вперед по доске свои пешки с холод­ным трезвым расчетом, причем с помощью как всех этих идеалистов-интеллектуалов, искренних просвещенных лиц, так и откровенных бандитов, которые знали, какие баснос­ловные барыши можно извлечь из такой сумасбродной си­туации.

В России, в гораздо большей мере, чем вдругих европей­ских странах, был заметен разрыв между невообразимым богатством аристократов и невыразимой бедностью народа, и такое положение вело к возникновению между ними боль­шого недоверия и вызывало все большую горечь. Непрони­цаемые перегородки отделяли все сословия общества. Мел­кие помещики теперь боялись своих крестьян, так как за год происходило множество мятежей, и они постоянно возоб­новлялись. Мужики с опаской поглядывали на своих господ, которые наживались на них и при этом жестоко с ними об­ращались. Рабочие, которых подстрекали к забастовкам организаторы восстаний из-за рубежа, в частности из Гер­мании, выражали глубокую ненависть к своим хозяевам; имперская бюрократия сохраняла свой уверенный холодный тон, так как именно она двигала колесики государственной машины.

Глухая злоба охватывала мелкий люд, служащих, ремес­ленников, провинциальный клир, в отношении интеллек­туальных кругов, против всех этих надменных чиновников с университетскими дипломами, чьи сыновья разговарива­ли на культурном языке, свободно ездили за границу и пре­зирали миллионы менее счастливых соотечественников.

В стране возникало огромное число различных партий, кланов. Каждый клан, каждая партия, желала провала чле­нам другого клана, другой партии. Царь даже не мог осо­знать, до какой степени слово «национальное единство» было пустым звуком!

В это время, когда уже множились первые признаки ре­волюции, царица постоянно поощряла царя к выполнению одного своего проекта, который все в общем одобряли, кро­ме, вполне естественно, двора Марии Федоровны. Вдовству­ющая императрица из принципа пресекала любую инициа­тиву, исходящую от невестки.

Но все министры, наиболее важные государственные со­ветники, принимали к сведению робкую инициативу Алек­сандры придать торжествам по случаю 300-летия Дома Ро­мановых, общенациональный масштаб, чтобы таким обра­зом мобилизовать все здоровые силы в обществе, всех конструктивно мыслящих людей.

Разве первый из Романовых не сел на трон в 1613 году? Вот уже целых триста лет одна династия царствовала в Рос­сии, строго блюла ее интересы и сохраняла свой престиж. Не наступила ли пора вспомнить об этом, пробудить все русские сердца напоминанием о легендарных именах в ее истории, усилить самое главное в русской душе — любовь к родине. После многих препирательств проект все же был одобрен. Царь тоже считал, что эти торжества, которые за­ставят всех вспомнить о борьбе и величии России, о муже­стве всего русского народа, окажутся весьма кстати, чтобы еще сильнее сплотить все еще очень разъединенный народ вокруг трона, народ, раздираемый абсурдным соперниче­ством во всех сословиях, народ, который таким образом по­лучит реальную возможность окончательного радостного примирения.В охваченной тревогами Европе, где по-прежнему созда­вались ложные и настоящие альянсы, где интриги шли сво­им чередом, охватывая все маленькие балканские народы и великие державы, не спускавшие уже с них глаз; некоторые политики подвергали критике решение Николая II с боль­шой помпой и размахом отметить событие общенациональ­ного масштаба, и утверждали, что сейчас подобное просто ни к чему. И тогда многие попытались извратить замысел императора, который собирался отметить это важное исто­рическое событие и устроить такие звонкие торжества, ко­торые станут последними радостными и веселыми торже­ствами в царской России.