Девятая камена - Валерий Брюсов

Бьет серебром

Безжалостный гном.

Стелются гостеприимней

Сумраки полночи зимней;

В лад с молотком, все интимней

Тени поют; в тихом гимне

Ночь умоляет: «Прости мне!»

Нежная мгла

Кругом облегла.

Жутко в безжизненном доме…

Сердце изныло в истоме…

Ночь напевает… Но, кроме

Гимнов, чуть слышимых в дреме,

Бьет, утомительно — гномий

Молот в тиши,

По тайнам души…

1916

НОЧНЫЕ СТРАХИ

И бездна нам обнажена,

С своими страхами и мглами…

Вот отчего нам ночь страшна.

Как золото на черни,

Блестит, во мгле вечерней,

Диск маятника; стук

Минут в тиши размерной.

Невольно — суеверней

Глядишь во мрак, вокруг.

Ночь открывает тайны.

Иной, необычайный

Встал мир со всех сторон.

Безмерный и бескрайный…

И страхи не случайны,

Тревожащие сон.

Те страхи — груз наследий

Веков, когда медведи

Царили на земле;

Когда, копьем из меди

Наметив, о победе

Мы спорили во мгле;

Когда, во тьме пещеры,

Шагов ночной пантеры

Страшился человек…

И древние химеры,

В преданьях смутной веры,

Хранит доныне век.

1916

НА ЗАКАТНОМ ПОЛЕ

Красным закатом забрызгано поле;

Дождь из оранжевых точек в глазах;

Призрак, огнистый и пестрый до боли,

Пляшет и машет мечами в руках.

Тише! закрой утомленные веки!

Чу! зажурчали певуче струи…

Катятся к морю огромные реки;

В темных ложбинах не молкнут ручьи.

В пьяной прохладе вечернего сада

Девушка никнет на мрамор плечом…

Плачет? мечтает? — не знаю! не надо

Ведать: о ком! догадаться: о чем!

Было, иль будет, — мечта просияла,

В строфы виденье навек вплетено…

Словно, до дна, из кристалла фиала

Выпито сердцем густое вино.

Взоры открою: закатное поле,

Призрак огнистый с мечами в руках,

Солнце — багряно… Но ясен до боли

Девичий образ в усталых глазах!

Ночь 4/5 марта 1916

БЛИЗ МИЛЫХ УСТ

ЭТО — НАДГРОБНЫЕ НЕНИИ…

Это — надгробные нении в память угасших любовей,

Мигов, прошедших в томлении у роковых изголовий.

В дни, когда манят видения, в дни, когда радости внове,

Кто одолел искушения страстью вскипающей крови?

Благо вам, ложь и мучения, трепет смертельный в алькове,

Руки в святом онемении, болью сведенные брови!

Благо! Вы мчали, в течении, жизни поток до низовий…

Но океан в отдалении слышен в торжественном зове.

Сердце окрепло в борении, дух мой смелей и суровей;

Ныне склоняю колени я, крест мой беру без условий…

Так колебался все менее ангелом призванный Товий.

Это — надгробные нении, память отшедших любовей.

1916

ПРИВЕТ ЧЕРЕЗ ЗВЕЗДЫ

Канули краски заката,

Даль синевами объята:

Словно зубцы из агата,

Сосны встают из-за ската;

Выступит скоро Геката…

Но, непорочно и свято,

Сквозь океан аромата,

Взорами нежного брата

В эту юдоль темноты

Звезды глядят с высоты.

Ищешь ли в небе и ты

Отблеск Плеяд, — как когда-то?

Знаю, что мили и мили

Нас, в этот час, разделили.

Нет за плечом моим крылий,

Чтоб полететь без усилий

В край кипарисов и лилий…

Грозные дни опалили

Сердце мое, как в горниле…

Только сверкающей пыли

Солнц и безвестных планет

Я отдаю свой привет!

Вновь мы вдвоем? или свет

Горько ответит мне: «Были!»

1916

TRIONFO DELLA MORTE[4]

Вспомни вскрики в огненной купели ласк,—

Зов смычка, поющего в метели пляск,—

И клинка, сверкнувшего у щели, лязг!

Вспомни: гнулось тело, как живая жердь;

За окном горела заревая твердь,

Но из мглы смотрела, вам кивая, — Смерть!

Словно все открылись тайны в сладкий миг,

Словно разрешились все загадки книг:

Молнией сверкнув, смежились в краткий крик!

Ты вступил в неизмеримость, — в звездный сон;

Свет светил терялся, как над бездной звон…

Для чего ж раздался бесполезный стон?

Ты стоял в просторе несказанных зал,

Меж зеркал таинственно-туманных — мал.

И вонзались в душу сотни жданных жал.

1916

ПОСЛЕДНЕЕ СЧАСТЬЕ

В гробу, под парчой серебристой, созерцал я последнее

счастье,

Блаженство, последнее в жизни, озаренной лучами заката;

И сердце стучало так ровно, без надежд, без любви, без

пристрастья,

И факелы грустно горели, так спокойно, так ясно, так

свято.

Я думал, безропотно верил, что навек для меня отзвучали

Все яркие песни восторга, восклицанья живых

наслаждений;

В мечтах я покорно поставил алтари Неизменной Печали,

И душу замкнул от лукавых, как святилище,

воспоминаний.

Но в Книге Судьбы назначали письмена золотые иное:

От века в ней было сказанье о магически-избранной

встрече,

И я узнаю богомольно, что нас в мире, по-прежнему, двое,

И я, как пророчество, слышу повторенные милые речи.

О, радость последнего чуда и любви безнадежно-последней!

Как яд, ты вливаешь в желанья опьянительно-жуткую

нежность.

Стираешь все прежние грезы беспощадней, чем смерть,

и бесследной,

Даешь угадать с содроганьем, что таит для людей

неизбежность!

Все то же, что нежило утром, этим вечером жизненным

нежит,

Но знаю, что нового чуда на земле ожидать не могу я,

И наши сплетенные руки только божия воля развяжет,

И только с лобзанием смерти я лишусь твоего поцелуя!

8 октября 1914

ОПЯТЬ МГНОВЕНИЯ

1. СНЕЖНЫЙ ПРИЗРАК

Томно-мятежный

Сдержанный трепет

Руки нам свяжет;

Радостной дрожью

Губы нам сцепит;

Заповедь божью

Вкрадчиво-нежный

Внутренний лепет

Тайно доскажет;

В дали безбрежной

Слитою с ложью

Правду покажет;

Образы — снежной

Статуей — слепит,—

И, безнадежный,

Дух наш к подножью

Призрака ляжет!

22 апреля 1917

2. КАЧЕЛИ

Вот опять мы уносимся, взброшенные

Беспощадным размахом качелей,

Над лугами, где блещут некошеные

Снеговые цветы асфоделей.

То — запретные сферы, означенные

В нашем мире пылающей гранью…

И сердца, содроганьем охваченные,

Отвечают безвольно качанью.

Лики ангелов, хор воспевающие,

Вопиющие истину божью,

Созерцают виденья сверкающие

С той же самой мистической дрожью.

И, свидетель их светлой восторженности,

Робко взор уклоняя незрячий,

Содрогается, в муке отторженности,

Падший дух в глубине — не иначе!

Ветер вьет одеяние жреческое,

Слабнут плечи, и руки, и ноги,

Исчезает из душ человеческое…

«Будете вы, как боги!»

1917

3. В ЛАДЬЕ

Дрожит ладья, скользя медлительно,

На тихих волнах дрожит ладья.

И ты и я, мы смотрим длительно,

В одном объятьи — и ты и я.

Встал водопад в дали серебряной,

В дыму и брызгах встал водопад…

Как будто яд, нам в тело внедренный,

Палит, сжигает… Как будто яд!

За мигом миг быстрей течение,

Все ближе бездна за мигом миг…

Кто нас настиг? Понять все менее

Способно сердце, кто нас настиг.

В водоворот, волной захваченный,

Челнок несется — в водоворот…

Ты—близко, вот! О, смысл утраченный

Всей темной жизни, ты близко, вот!

1915–1916

НАД ВЕЧНОЙ ТАЙНОЙ

МАРФА И МАРИЯ

Печемся о многом,—

Одно на потребу:

Стоять перед богом

Со взорами к небу.

Но божье — вселико,

Небесное — разно:

Бог — в буре великой,

Бог — в грани алмазной.

И в розах, и в книгах,

И в думах, и в бое,

И в сладостных мигах,

Когда нас — лишь двое.

И в каждом есть божье,

И каждый угоден,

Покинув подножъе,

Войти в свет господен.

Не бойся, что много

Ты любишь, ты ценишь,

Исканиям бога

Доколь не изменишь!

1916

ВЫХОДЫ

Ante omnia cavl, ne quie voa teneret invitos: patet exitue.

Прекрасна жизнь! — Но ты, измученный,

Быть может, собственным бессильем,

Не говори, к стыду приученный,

Что тщетно мы взываем к крыльям.