Великий князь - Алексей Кулаков

Ш-шш!

Проснувшись посреди ночи от слитного шороха мелких капель дождя, Дмитрий пару мгновений соображал, что это такое его прервало его сон, наполненный весьма сладкими видениями. Зевнул, чуть шевельнулся, после чего приподнял покрывало и со слабым удивлением обозрел кое-какую часть своего тела, победно вздыбившуюся вверх.

 – Вот блин…

Глубоко вздохнув, он с несколькими "потягушечками" покинул ложе, находясь в непонятном состоянии: вроде бы образовался весомый повод для радости, но отчего-то хотелось сходить по-маленькому и завалиться спать. Увы, пока он наполнял нужную бадейку, сон (подлец этакий!) куда-то убежал. Прислушавшись к себе ещё раз, царевич сладко зевнул, прошлёпал к открытому на ночь окну и выставил наружу руку, которую тут же обдало мокрой прохладой.

"Душа хочет спать, а тело нет. Ну что за жизнь, а?".

Постояв, нагой подросток ненадолго вернулся к ложу за покрывалом, а заодно привычно-бездумным движением подхватил с малого поставца и можжевёловые четки – после чего и устроился на подоконнике со всеми возможными удобствами. Разум, наслаждающийся звуками и запахами тёплого ночного дождя, потихоньку заполнялся мыслями, и созерцатель сам не заметил, как начал лениво размышлять. Поначалу о том, что сразу после полудня его ждёт двухдневная дорога в Тверь, и значит – здравствуйте активные тренировки с луком, самострелом, седельными пистолетами и (разумеется) саблей и копьём. Затем мысли плавно перешли на новости из Ливонии, коими с ним щедро поделился отец: притихшая на время война вспыхнула там с новой силой, но не против Литвы, а вместе с ней – последнее обстоятельство весьма неприятно удивило как шведов, так и датчан. Впрочем, последние своё недовольство постарались скрыть, и пока русско-литовские полки спешно подтягивали к Риге, Выборгу и Ревелю осадные жерла , датские дипломаты упорно торговались, набивая цену за участие своих кораблей в полной блокировке городов-портов с моря. Вроде бы, дело шло к согласию…

Косой порыв ветра бросил мелкие капли небесной влаги внутрь окна, слегка намочив краешек покрывала, лицо и часть белеющих в темноте волос.

 – Тьфу ты!..

Сплюнув в окошко, наследник царства Московского поёрзал на подоконнике, отодвигаясь чуть подальше от шаловливого ветра – а мысли его оставили Ливонскую войну и коснулись вещей более мирных и прозаических. К примеру, недовольства того, как проходит его "производственная практика" в Тверском уделе.

"М-да, практика получается откровенно корявой – урывками и мимоходом. Зато в Туле вдоволь насиделся, в Гжель часто заглядываю, а Александровская слобода так вообще, вторым домом стала. И как в таких условиях познакомиться поближе с тверской элитой и купечеством? Особенно если вокруг крутится куча приказных дьяков и прочих "помогальщиков" из Москвы?..".

Нет, совсем уж бесполезными свои "набеги" на белокаменный кремль Твери он назвать не мог – потому что кое-каких перспективных купцов и бояр удельного княжества он всё же приметил. Да и опыт самостоятельного правления тоже приобрёл, заодно проверив свои возможности администратора и управителя. Конечно, нельзя было сказать, что княжество под ним расцвело и резко разбогатело, нет. Но некоторое (причём вполне заметное) оживление в делах строительных и купеческих определённо имело место быть. А уж гостей и паломников в городе образовался зпметный переизбыток – желающие хоть краешком глаза увидеть государя-наследника, испить благословлённой им воды или получить исцеление прибывали в Тверь чуть ли не толпами, и иногда устраивали тринадцатилетнему целителю настоящую осаду.

 – Н-да.

Честно говоря, царевич очень надеялся на то, что его будущая "полевая практика" как военачальника пройдёт более… Спокойно и продуктивно. И очень желательно, так сказать, "одним куском". Тем более что тонкости военных действий на западной границе ему обещались преподать более чем успешные воеводы князья Хворостинин и Горбатый-Шуйский. А как именно гонять степняков на востоке, взялся научить чрезвычайно опытный порубежник князь Воротынский, и его главный подручный воевода Адашев. Вот уж кого удача любила как родного, и благосклонно улыбалась каждый раз, когда тот планировал и совершал дерзкие набеги в крымскую степь!.. Благодаря стараниям окольничего мелкие и средние кочевья степняков уже не рисковали приближаться к рубежам царства Московского ближе, чем на пять дневных переходов. А те, кто рисковал, рано или поздно лишались всего, что имели – включая и собственные жизни.

Грр-рм!

Слабенький отзвук далёкого грома на мгновение перекрыл шорох дождя, отвлекая сереброволосого подростка от тягучих размышлений – вернее, направляя их в другое русло. Заканчивался июнь года тысяча пятьсот шестьдесят шестого от рождества Христова, но никакой Опричнины великий государь царства Московского так и не объявил. И в этом Дмитрий видел свою первую крупную победу: начав с демонстрации своих способностей, он продолжил обрабатывать царственного отца аккуратно продуманными "озарениями и предсказаниями", обставляя свои "пророческие откровения" таким образом, чтобы часть сведений можно было легко проверить. Со временем, всего лишь подождав два-три года. Скорая смерть османского султана Сулеймана Великолепного, золото, медь и драгоценные камни Урала, серебро Нерчинска, набеги степняков, моровое поветрие, неурожайные года… В плюс пошли и новые производства, которые "осиянный благодатью царевич" с грехом пополам строил, запускал и налаживал – те же печи для фарфора пришлось переделывать семь раз! А насчёт Тульского сталелитейного вообще были сильные сомнения, что его получится "поставить в строй". Однако ж справился!..

 – Да уж…

И теперь эти новые производства наполняют казну полноводным ручейком серебра. Вернее, не так. Сам по себе новый источник русских серебряных чешуек и голландских талеров зародился ещё до появления производств фарфора, стекла и стали – тогда, когда казна стала продавать излишки бумаги новой выделки. Затем в один прекрасный день всех челобитчиков обязали писать свои прошения только на особой бумаге с оттисками державных орлов – и хилые струйки серебра немедля окрепли и налились силой, превращаясь в тоненький, но постоянный ручеёк. Опять же, тоненьким он был до того, как в Гжели начали выделывать большие листы на диво прозрачного стекла. После появления фарфора (поначалу достаточно грубого и без какой-либо росписи), уже вполне себе большой ручей стал потихоньку разрастаться в мелкую речку – по мере того, как новость о русском фарфоре и фаянсе, изделиях их уклада, бумаге и стекле достигала иноземных купцов. Вот уж кто поначалу просто не верил своим ушам, а потом и привалившему счастью!.. Ведь Московия куда как ближе Китая, а значит и обернуться с товаром можно не один, а все два, а то и три раза – лишь бы денег хватало. Ну а на месте их ждал настоящий шок при виде зеркал просто невозможных размеров и чистоты отражения – последние, кстати, добавили в потоки серебра толстые золотые струйки…

"И наверняка – седины и многочисленных инфарктов стеклодувам с острова Мурано – потому что их зеркала в сравнении с выделанными в Гжели есть полное дерьмо. Да и стекло их тоже – мелковатое и мутноватое. Ничего, Венеция государство богатое, не обеднеет".

Действительно, когда он в своё время (и в прошлой жизни) наткнулся на описание того, как венецианские стеклодувы "ваяли" свои зеркала, то не удержался от уважительного покачивания головой – мастера с Мурано явно знали толк в извращениях. Для начала они выдували из стекла относительно небольшую сферу. Чуть-чуть её остужали, затем заливали внутрь зеркальную амальгаму на ртути, способную поспорить своей ядовитостью с чистым мышьяком. Опять ждали, затем в очередной раз дырявили сферу, сливая амальгаму (и попутно вдыхая её испарения), осторожно разрезали стекло на несколько частей, старательно их распрямляли… Получая кривоватые зеркальца размерами чуть больше мужской ладони. Но даже за такие шедевры им с превеликой охотой платили золотом по весу!.. Кстати, последнее Дмитрий совсем не собирался как-то изменять – более того, он специально озаботился тем, чтобы гжельские зеркала – все как одно – отличались повышенной сверх необходимого толщиной и весом. Про их "великанские" размеры, понятное дело, не стоило и упоминать – недаром же первый "заход" Великого посольства Литовского в Грановитую палату едва не обернулся тяжёлыми увечьями у гордой шляхты. Потому что так вытаращить глаза, а потом ими же периодически косить на четыре ростовых зеркала в богатых рамах, закреплённых на стене у самого входа – никакого здоровья не хватит, хотя бы и богатырского.

"Интересно, если бы Ходкевич и прочие дипломаты узнали, что проволочки с их официальным приёмом были только лишь из-за того, что в Гжели не успели изготовить зеркала и расписные фарфоровые сервизы для великодержавных понтов. Они бы обиделись?".