Посредник - Тара Кресцент

― Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я буду работать над этим.

― Хочется тебе поверить, ― говорит Энцо. Он не повышает голос, но для меня это слишком громко. Музыка, щелканье хлыста на сцене ― все это слишком громко. ― Меня не будет здесь в следующем месяце.

― Хорошо. ― Я уже чувствовала тревожные признаки мигрени, но не обратила на них внимания, а теперь борюсь с волнами боли и тошноты. ― Я пойду.

― Ты в порядке?

― В порядке, ― отвечаю я, стараясь, чтобы меня не стошнило на дорогой ковер. ― Я в полном порядке.

Я едва успеваю пройти квартал, как на меня накатывает очередная волна тошноты, и я выплескиваю содержимое желудка на стену здания. Мысленно извинившись перед владельцем магазина за устроенный беспорядок, я, спотыкаясь, бреду домой, но головная боль становится невыносимой, а перед глазами все плывет. Я опускаюсь на скамейку, обхватив голову руками. Я встану, обещаю я себе. Я доберусь до дома, сделаю себе чашку чая, а потом свернусь калачиком на кровати и засну. Скоро. Как только пройдет эта волна боли.

Несколько минут спустя кто-то садится рядом со мной.

― Сильно болит? ― спрашивает Данте, протягивая мне бутылку воды. ― Ты видишь?

― Все расплывается. ― Мне слишком больно, чтобы спрашивать, что он здесь делает, поэтому я полощу рот прохладной водой, роюсь в сумочке в поисках лекарств и глотаю две таблетки. ― Если ты собираешься читать мне нотации о моем безответственном поведении, я разрыдаюсь и возненавижу тебя навсегда.

― Как насчет того, чтобы объявить перемирие, пока я не доставлю тебя домой? ― Он протягивает мне дорожную кружку. ― Выпей кофе. Кофеин поможет.

Вода и кофе? Я делаю глоток горячего напитка, а затем еще один.

― Откуда ты знаешь, что кофе помогает?

― Я очень умный, ― сухо говорит он. Он терпеливо ждет, пока я опустошу кружку, а затем говорит: ― Держись за меня. Можешь не открывать глаза, я не дам тебе упасть.

Почему ты так добр ко мне? Едва не спрашиваю я. Вместо этого я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Данте тут же оказывается рядом, поддерживая меня.

― Хочешь, я понесу тебя?

― Нет. ― Он словно скала, твердая и непоколебимая. ― Только не дай мне врезаться в фонарный столб.

Через десять минут мы подъезжаем к моему дому.

― Спасибо, ― бормочу я. ― Теперь я в порядке.

― Нет, не в порядке, ― отвечает он. ― Я поднимусь и приготовлю тебе суп. Я уйду, когда ты его съешь.

― Ты ешь суп или пьешь его? ― спрашиваю я вслух. ― Ты умеешь готовить?

― Нет, ― признается он. ― Но никто не откроет банку лучше меня.

По какой-то причине я нахожу это удивительно очаровательным. Я смеюсь и тут же жалею об этом, когда таран бьет меня по голове.

― Сядь, ― говорит Данте, подталкивая меня к дивану. ― Закрой глаза. Какой чай ты хочешь?

Откуда Данте знает, что я хочу чай?

― В моем шкафу есть смесь под названием «Покой». На банке написана инструкция как заваривать.

― Понял.

Данте исчезает на кухне и снова появляется с пакетом льда. Я беру его со стоном облегчения и прикладываю ко лбу. Кофеин немного помог справиться с головной болью, но не повлиял на тошноту и неприятие света. Я закрываю глаза, накидываю на себя плед и отключаюсь в своей затемненной гостиной.

Меня будит восхитительный аромат лемонграсса. Я приоткрываю один глаз.

― Это пахнет не как суп из банки.

― У тебя был только томатный, ― отвечает Данте. ― Я не был уверен, что помидоры не усилят твою мигрень, поэтому сходил в тайский ресторан неподалеку и купил тебе куриный суп. Вот твой чай.

Я беру у него кружку и держу ее обеими руками.

― Спасибо, ― шепчу я. ― Это очень мило с твоей стороны.

― Не думаю, ― отвечает он. ― Любой человек поступил бы так же. Кроме, очевидно, Энцо Перона. ― В его голосе сквозит отвращение. ― Этот чертов парень. Неужели у него не хватило воспитания проводить тебя домой?

― Это не его вина. ― Я потягиваю чай, позволяя его теплу наполнить мои чувства. ― Он не знает о моих мигренях.

― Потому что он не интересуется твоей жизнью. ― Голос Данте низкий и яростный. ― Ты заслуживаешь лучшего, чем он.

Энцо ― это изощренная ложь и ничего больше.

― Я запла́чу, если ты будешь кричать на меня.

Он разочарованно выдыхает.

― Прости. Я не буду. ― Он протягивает мне контейнер. ― Суп.

Чего я заслуживаю? Это такой сложный вопрос, слишком сложный, чтобы разбираться с ним, когда кажется, что моя голова вот-вот лопнет, а чувства атакуют со всех сторон. Но лемонграсс, имбирь и чеснок в супе благоухают, а чай горячий, успокаивающий и заваренный ровно столько времени, сколько нужно. И он даже принес мне свежие спринг-роллы.

Почему ты здесь, Данте?

― Завтра Зейди отведет Анжелику в школу. Ты сможешь забрать ее вечером? ― Слова вылетают рта, и я тут же о них жалею. О чем я думаю? Завтра пятница. У Данте наверняка запланировано свидание. ― Неважно, я попрошу Розу или Лучию, а если они не смогут, то ничего страшного. Анжелика не доставляет хлопот. Она просто волнуется, когда я плохо себя чувствую.

― Не нужно. Я заберу ее.

Тогда ладно. Я доедаю суп и пью чай. Данте спокойно садится в кресло напротив меня, понимая, что я не настроена на разговор. Однако молчание кажется комфортным. Напряжение, которое обычно сопровождает наше общение, исчезло, погребенное под временным перемирием.

Мои глаза все время закрываются.

― Мне нужно поспать, ― бормочу я, когда заканчиваю есть.

― Хорошо. ― Он поднимается на ноги. ― Тогда я пойду. В твоем холодильнике есть еще тайская еда.

― Спасибо. ― Данте ― единственный человек, который когда-либо был рядом, когда я болела. Мои родители были великолепны в экстравагантных жестах, но ужасны в повседневных заботах. Каким-то образом, даже будучи ребенком, я знала, что не должна беспокоить их, когда плохо себя чувствую.

Данте не ведет себя так, будто я ― обуза.

― Не за что, ― говорит он.

Это не так. Он был добр.

― Это всегда ты, ― бормочу