Месяц Безумного Волка - Леонид Нестеров

Месяц Безумного Волка

Леонид Нестеров

© Леонид Нестеров, 2017

ISBN 978-5-4483-5961-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Не цветы, не собаки,не мужья и не жены —всего-навсего знаки,в зеркалах отраженные,мы читаем друг другато с улыбкой, то плача…В том не наша заслугаи не наша удача.

Звезда над школой

***

На городском вчерашнем пустыре,где мятая газета белым зверемшевелится в кустах, и страшно думатьо сумеречной жизни утиля,вечернюю – с французским и английским! —воздвигли школу. Браво, исполком!Прощаю волокиту с телефоном,недвижный лифт, а также – унитазатекущую трубу… Сим победишь! —теперь в районе спальном появилосьгде душу отвести по вечерам:рыбацкие, до бедер, натянубахилы – утешенье рыболованенастной постаксаковской поры —и – к школе! Потому как ни одназвезда не колет глаз, не озаряетстроителями вздыбленную землю.В два счета можно в лужу оступитьсяи насморк получить. Лишь где-то там,у горизонта, слабое сияньеогромных окон – праздничный корабльплывет как будто в темном океане.

Примерюсь, загляну в иллюминатор —костистый распоясавшийся жительнезнаемых глубин… А за окномглаголы совершенные спрягаетхор голосов… Вот то-то и оно!

Не телевизор смотрят, не читаютроманы про блондинок и шпионов,не маленькую давят на двоих…

Диковина, и только! Отгребу,чугунными ногами спотыкаясьпо страшному ночному пустырю,пойду домой… И вдруг меня возьметпо совершенству, свету и надежде,которая у этих – за стеклом! —тоска такая, что на полдорогеостановлюсь, но зарево ужечуть видимо, а утром на работук семи… еще тащиться в темноте…

Пусть рухнет дом, и опустеет сад,и маленький зеленый человечек —трехглазый, шестипалый, с птичьим клювом,не знающий, на рынке что почем, —придет и запалит звезду над школой!И мы, от нетерпенья обалдев,потянемся под светом беспощаднымсебя забыть и заново учитьсянелепому искусству цирковому —уменью жить достойно на Земле…

Вчера столбы вкопали, но пока —сказали – нету денег на проводку.А маленький зеленый человечекуже до Португалии добрался —иначе чем погоду объяснить?***

Прогулявшие Школу, на что вы надеетесь?Не удастся украсть вам у Клары кларнет.Прогулявшие Школу, во что вы оденетесь,чтобы место занять на параде планет?

Прогулявшие Школу, вы зря ерепенитесь —ваш текущий успех и почет не в зачет.Прогулявшие Школу, никуда вы не денетесь —дверь вот-вот отворится, и Дьявол войдет.***

Наши прошлые дни и дорогипозабывши, как стон и как стыд,мы стоим на высоком пороге,каждый словно гвоздями прибит.

Каждый словно… Не надо метафор!Их тщета утомила меня.Белый враг наш не соль и не сахар —Белый День, что бледнее Коня.

Он придет неожиданно скоро,полыхая холодным огнем,и от нашего дома-позоранаше счастье ускачет на нем

В те пространства к неведомым далям,в окруженье невиданных стран,чье дыханье пропахло миндалем,как Бобо, как цветок, как циан.***

Мрачный лес был без края,а лучше сказать – без предела,Солнце скупо светило, седины мои серебря.Из кустов на меня серо-бурая белка гляделаи сказала мне вдруг:«Человек, не стыдись сам себя!»

Долго-долго приказа того,а быть может мольбы, отголоски,то взлетая по-детски альтово,а то уходя на низы,донимали меня:я немножечко стал Заболоцким,а немножечко – Васей Блаженным,а может, Линь Цзы.

Мне по жизни теперьникогда не летать вольной птицей,не скользить легкой теньюсреди беззаботных теней.Слишком трудное дело —себя и тебя не стыдиться,тяжелее работы, пожалуй, на свете и нет.***

Хватало и кефира и вина,в избытке было девочек и пива,но, словно огненные письмена,пришли березы в середину пира.

Клубился дым, и поднимался ОН,и явственно видением и словомсказали мне: «Ты взвешен и сочтени найден легким, теплым и дешевым».

И среди них неопалимый кустотвесил мне недобрую улыбку:«Мы изблюем тебя из наших уст,как времени избытую ошибку».

Они ушли попарно и толпой.И впрямь, я нужен им, как рыбе зонтик.Слезу уронишь? Ну и черт с тобой!Оглянешься? Лишь лес на горизонте.***

Усохшие травинкив мазуте и пыли —четыре половинкименя ко мне пришли.

Столпились у постели,нарушили уют —и тело мое ели,и пили кровь мою.

Шутили между делом —подобие людей —и становились теломтеплей и розовей.

А я, узнавший ценусебе, издалекасмотрел на эту сцену,как будто с потолка.

Залаяла собака.Ответила женаи дочь, но я их знакане понял ни хрена.***

Деревья не боятся высоты —им дождь струится каплями для сердца,но к высоте не прикасайся ты —на высоте тебе не отогреться.

У высоты так радости скудны —шальная пуля и живая птица,с какой ни приглядишься стороны,твое там сердце не захочет биться.

Но иногда – о это «иногда»! —для самых нерастраченных и лучшихдорога открывается туда —храни тебя Господь на всякий случай!

Пройдешь по ней ты не по воле ног,сорвешься мигом – капелька простая!И сразу перевернутый бинокльк твоим глазам как будто бы приставят.

Земля лицо уменьшила свое,букашками – машины, люди, звери…Лишь горе обнаженное твоестократно увеличилось в размере.***

Когда-нибудь, в Полночь Открытых Дверей,кобель, Божий старец и сука,незваный татарин, презренный еврейвойдут в мое сердце без стука.

По всем закоулкам и не торопясьпройдутся бесшумно, как тени,вникая в души хитроумную вязьи жил тугодумных сплетенье.

Я буду для самой невзрачной Мумураспластан, как будто на блюде, —пусть каждый возьмет, что потребно ему,а что непотребно – забудет.

С добычей уйдут они. Ночь на дворе.Ни зги… Полнолуние им бы!Ну разве что плешь моя, вся в серебре,им светит подобием нимба.***

Дождь не пролился, и снег не растаял,разве что искры погасли в золе.Время, вглядись в нашу черную стаю,что разлетелась по белой земле.

Что в нас глядеться? От корки до коркинас прочитать наши дети смогли —скачут нелепые, как поговорки,наши хромающие костыли.

Баба – не птица. Урок – не наука.Пузо – железо. Беда – не одна.Может быть, завтра я высвечусь внукамв виде слепого немого пятна.

Ручки и ножки… Прощай, человечекречи, не вышедший из берегов,ни расставанья не будет, ни встречи —был ты таков или не был таков.

Месяц Безумного Волка

***

Отплытье будет незаметное,и не поднимется галдеж,когда не то что в кругосветное,а в круготемное уйдешь.

Исчезнешь ли? Какая разницатвоим словам или делам?Вернешься ли? Не будет празднества —чай, не Колумб иль Магеллан…

Так не хватай руками потнымижизнь, лучше бороду побрейи, чтоб игру закончить понтами,ходи с бубей, ходи с бубей.***

Как тебя назовут – таким поплывешь ты назад.Назовут Сыном Божьим,свечу в изголовье поставят —по знакомой тропинке потащишься в рай или ад,выбирая из двух —арифметика, в общем, простая.

Воспоет государство,имя-отчество к стенке прибьют —тебя Сталин на Бардо,а может быть, Путин обнимет,рукотворный, но Вечный, Огонь,Мавзолея приютосенят тебя крыльями, станут твоими.

Кто меня назовет, ошибется вдвойне и втройне —я – квадратик мозаики желтый на синем,треугольник зеленый на красном —почему бы и нет?Кем хотел бы я быть, у меня и у вас не спросили.

До чего хорошо умереть бы ни этим, ни тем,чтоб сказали: «Он темен былнашей прозрачности ради,только булькало что-то там в той темноте,только сыпались искры,как от кошки, которую гладят».***

Тридцать второго числав месяц Безумного Волкарека, что меня унесла,вспять повернет ненадолго.

Словно бы пса, супротивболи последней и дрожи,в белую ночь возвратитмальчика в чертовой коже.

Он, на придумки горазд,пальцами веки поднимети на неведомых васвзглянет глазами седыми.

Буйство времен и систем…Грязь и кровавые пятна…Что он увидит пред тем,как уноситься обратно?

Короток праздник земной…Речка слезой небогата…Лягут меж вами и мнойотмель и два переката.***

Между трех кораблей пузырилась рубаха,нахлебавшись воды незастегнутым ртом,и спокойно, без лишнего мата и ахаповторял мегафон: «Человек за бортом!»

Простирала рубаха то руки, то ноги,«Всех прощаю, – кричала, – меня всяк прости!»И по шлюпочной первостатейной тревогеторопились матросы рубаху спасти.

На руках раздувались и вновь опадалижилы в ритме гребков – некрасивый красив.Так, наверное, Белый на черном рояленашей жизнью играет от «до» и до «си».

И кипела волна под напором тельняшки,от дыхания потных натруженных тел,а счастливый владелец несчастной рубашкибеззаботный и голый над ними летел.

Он летел в ту страну, где не плачут, не стонут,где любому работу по сердцу дают,где в огне не сгорают и в море не тонут,где тебе безразлично – что север, что юг.И смеялся в душе, что рубашки за-радитам внизу истязают себя – ха-ха-ха!И не ведают, что его ждут в Китеж-граде,а рубашка – обманка, трава и труха.

И на это ему высота ничего не сказала,никогда не сказала, что он потому не упал,что в полете ему эта сила гребцов помогалаи такой же Спасатель под мышки держал.***

Запасная скамья человековтак длинна, что не видно конца.Подвывая и прокукарекав,я сажусь, постаревший с лица.

Знаю, место мое у параши —молодые сидят впереди,их Наташи, и Маши, и Дашиприжимают к горячей груди.

Но труба разлетится по нервам,и расколется небо огнем,и последний окажется первым —я тотчас позабуду о нем.

В этот Свет, где проявлены сути,он войдет, позабыв про меня,и на горло себе не наступит,чтоб безумную песню унять.

Я останусь без дела и слова,снова путая яви и сны,и по старой привычке по новойв тупике, на скамье запасных.***

А был ли мальчик? Может, зверь, —спрошу, от смелости бледнея, —меня не выше, но длиннее,прошел, крадучись, через дверь,для нас закрытую теперь?А может, пролетевший ангел,на время в человечьем ранге?А может, бес? Поди проверь!А может, мачо горячос красавицей через плечопророкамболил? – так вернее.

Спою. Совру. В кармане фигузапрячу в книжный переплет,и Бог, предчувствуя интригу,в библиотеке эту книгуна два столетья заберет,прочесть чтоб задом наперед.

А был ли мальчик? По легенде,нам ложка дорога к обедне,а на поминках мы давноедим руками, пьем вино,перед глазами все смешалось,и остается лишь одновоспоминание: как жалостьс печальным шумом облажалась.***

Неприкаянней динозавра,завершаю свою игру.Кто заменит меня послезавтра,если завтра я вдруг умру?

Эй вы, кто там, долейте пива —отстоялся мой путь земной,поднимите выше стропиладля того, кто идет за мной!

Веселясь не с нами, а с ними,он – я вижу его прыжок —с запылившейся полки сниметпредназначенный мне пирожок.***

От Багрового деда до внуканам досталась одна маета,и полезная жизни наукане дана, а скорей, отнята.

Не по-взрослому и не по-детски,в двух шагах от детей и жены,мы стоим и, как зверь в перелеске,никому ничего не должны.

И в последнем нестарческом горе —очи долу, но брови вразлет —я еще напишу на заборевсе, что в голову эту взбредет.***

Я не знаю – в кровати иль в поле, во ржи,на столе или в спальном вагонемама с папой сложили меня. Подержи,словно тяжесть, меня на ладони!Кто б ты ни был, я весь у тебя на виду,незатейливый, как Буратино.Как пришел я, не ведая, так и уйду,только знаю – с тобою единыйя останусь восторгом грядущей беды,этим мигом небрежного взглядаи прощального крика земли и водыне услышу, да мне и не надо.Удержи меня музыкой или в горсти,словно шарик, надутый тобою,мимоходом прости, а потом отпусти,и я в небо взлечу голубое.***

По ком мной плакалось? А может быть – зачем?А может быть, забавы просто ради?А может быть… Да ну ее в качель —страницу, надоевшую тетради!

Мной плакалось про музыку глушинечеловеческой, куда мы все заходимпопеременно в поисках душии ничего в потемках не находим.

Мной плакалось, как праведник спесив —лишь к Богу тянет бледные ладони,а грешник выбивается из силспасать рубаху – ведь рубаха тонет!

Мной плакалось, как будто к ноябрюпусты леса, лишь скудный дождик льется.Пришел апрель, и я вам говорю:вчера мной плакалось. Сегодня мной смеется.***

Тебе – веселому и голому —пришла повестка на правеж,не позабудь приставить голову,когда на улицу пойдешь.

Не позабудь собраться с мыслями,чтоб было все как у людей,но вазу с яблоками кислымис той самой яблони разбей.

Пускай Добро и Зло закатятсяв далекий угол под кровать,чтоб любопытной каракатицепришлось их раком собирать.

А дверь тихонько отворяется…Пора идти и старику,который на полу валяется,сказать последнее «ку-ку!».

Венок сонетов