Комедия убийств. Книга 2 - Александр Колин

Колин А. Комедия убийств: Роман: В 2 кн. Кн. 2

Любые совпадения имен и событий этого произведения с реальными именами и событиями являются случайными

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. ВОЛК В ГОРОДЕ, ОРЕЛ — В НЕБЕ

Nunquam simpiiciter fortuna indulget.

LVIII

Война, как и обещал герцог, разгорелась новым пламенем, полыхнувшим за пределами Италии, на греческом берегу Адриатики, в Эпире. Теперь между Гвискардом и его главной целью лежала лишь истоптанная за века сапогами миллионов солдат Виа Эгнациа — римская военная дорога. Но прежде чем отправиться по ней, следовало овладеть крупным портом ромеев Диррахием.

Шестидесятипятилетний герцог, оставив дома Рутгера, выехал на войну с превосходным войском, взяв с собой и супругу. Герцогиню-амазонку Сигельгайту, жену повелителя Апулии, Калабрии и Сицилии, сопровождало множество прекрасных и под стать госпоже смелых и воинственных дам. Где еще могла оказаться Арлетт, как не в их числе? Мечта ее пусть и не сразу, но сбывалась, теперь она госпожа, мать бастарда герцога Роберта, четырехлетнего Урсуса, которого она, как и полагается прилежной мамаше, родила ровно через девять месяцев после памятной беседы с Гвискардом в Салерно.

Осада затягивалась, город был хорошо укреплен, ромеи успели запасти внутри стен большое количество провизии, благодаря чему, располагая даже и невеликим войском, можно было выдерживать блокаду. К тому же новый греческий базилевс, молодой, энергичный стратиг, честолюбец Алексей Комнин обещал Диррахию немедленную помощь. Он, по достоверным сведениям, собрал дружину ватрангов из земель саксов, которую не мешкая отправил на выручку осажденным.

Стоял октябрь, теплый солнечный месяц, как в Италии, так и в здешних местах, где климат как заметила Арлетт, мало отличался от того, к которому привыкла она дома в замке в Белом Утесе. Но небо хмурилось, весь день то шел дождь, то вдруг вспыхивало, выглядывая одним глазком из-за облаков, нерешительное солнце. День не обещал ничего нового, нудная, надоевшая жизнь под стенами осажденного города, внутри которого никто не помышляет о сдаче.

Гвискард, привыкший за последние годы к возне вокруг византийского трона, и не думал принимать в расчет очередного (временного, как казалось) господина города Константина. Все ромеи, даже дворяне, — рабы, не способные к войне, они платят деньги ватрангам, туркоманам, они готовы осыпать золотом любого, лишь бы иметь возможность без помех предаваться развлечениям. Хочет ли Роберт иметь таких подданных? А почему бы нет?

Воевать будут те, кому это привычно, тяжелая норманнская кавалерия сметет с лица земли сельджукских кочевников, освободит Восток, весь вплоть до священного города Йорсалы[2]. Но это потом, а пока надо разгромить наемников Алексея, англичане храбры — сумели разбить Харальда Хардраду. Однако спустя полгода в знаменитой битве при Гастингсе бароны Вильгельма, притворным бегством вынудив противника нарушить строй, раздавили англичан своими дестриерами… Вопроса о том, кому сражаться за империю (Гвискарда, конечно, а не Алексея), а кому платить дань, не встанет.

Герцог не раз дивился тому, как это византийским правителям удавалось собирать с подданных такие громадные налоги, которых хватало, чтобы выплачивать беспрестанные откупы. Еще Юстиниан Великий решил, что дешевле откупаться от язычников, вторгавшихся в земли империи, чем содержать мощные гарнизоны из наемников. Войсками всегда управляли стратеги, каждый из которых (в душу человеку не заглянешь) мог возмечтать об императорской диадеме, а посему…

То, что помогло Юстиниану более или менее спокойно восседать на золотом троне, оказывалось неприемлемым сегодня, когда со всех сторон на обнищавшую империю надвинулись враги.

Алексей не мог сидеть и ждать, когда Гвискард исполнит свое намерение, басилевс был просто обязан дать отпор захватчику. Так в середине октября тысяча восемьдесят первого года столкнулись под ромейским городом Диррахием два достойных противника: малограмотный воин, рубака, тонкий политик, состарившийся в Италии норманнский рыцарь и тридцатитрехлетний вельможа, мечтавший вернуть родине былое величие. Однако старый герцог не имел недостатка в опытных воинах, в то время как Алексей вынужден был выгребать последние оболы из без того пустой казны, влезать в долги, чтобы отрядить Диррахию обещанную помощь. Несмотря на безнадежность предприятия, басилевс собрал-таки отряд и бросил его в бой.

Дамы от ужасной скуки предавались обсуждению достоинств детей и недостатков… любовников. Ибо, хотя внимание герцога и льстило Арлетт и Гайте, их неспокойные натуры требовали пищи для горевшего в крови огня. Арлетт гасила пламя страсти с Витольдом де Байёлем, Гаита предавалась страсти с неким… Анонимом, истинное имя которого знала лишь веселая подружка Арлетт да самая верная, как все молчуны поневоле, — без языка-то не особенно разговоришься — служанка.

Еще один унылый день не предвещал ничего интересного. Впрочем, к полудню мужчины засуетились, раздались слухи о приближении армии ромеев, однако вскоре выяснилось, что войско-то — всего лишь отряд ватрангов. Никто как-то и не подумал, что Алексей не зря потратил последние средства, посылая на норманнов хотя и малочисленного, но очень злобного врага. Многие из наемников потеряли под Гастингсом друзей, братьев и даже отцов, затоптанных копытами норманнских жеребцов. Истинный виновник их бед, Вильгельм Завоеватель, довольно уютно устроился на английском престоле, вынудив новых подданных либо целовать стремя своего коня, либо искать спасения в бегстве. Ватранги басилевса ненавидели всех норманнов, откуда бы те ни происходили.

Урсус очень уж расшалился, чем отвлек мать от вышивания и беседы. Она выловила и строго наказала шалуна, отослав под присмотр девочек, старшей из которых была дочь Гаиты. Теперь дамы могли без помех поговорить о делах любовных, что они и собирались сделать, когда со всех сторон раздались звуки рыцарских рогов, вызвавших переполох в стане норманнов, ибо герцог с сыном отсутствовали. Женщины встревожились, они отложили рукоделие, а Арлетт бросила взгляд на самострел, с которым никогда не расставалась.

У Гаиты теперь был такой же арбалет, но она никогда не могла похвастаться большими успехами в поражении мишеней, мать Урсуса, напротив, находилась в превосходной форме. Впрочем, тревога показалась им напрасной, и дамы от скуки заговорили о вещах, далеких от сражений.

— Как ты можешь спать с таким медведем? — жеманно пожимая плечиками, спросила Гаита. Старшая, она обожала выуживать у младшей подробности любовных утех, особенно в той их части, когда дело касалось рыцаря Витольда, гиганта, которому Арлетт не доходила даже до плеча. — Как тебе удается остаться живой под ним? Говорят, он меняет коней через каждые пять миль скачки, даже самый могучий дестриер не способен долго нести его.

Если Гаита обожала слушать, то Арлетт, наоборот, — рассказывать.

— Мне не привыкать, — проговорила рыжеволосая чертовка. — Меня отдали за солдата Райнульфа по прозвищу Пузатый. Витольд не намного больше… — Арлетт схватила Гаиту за плечи и, прижавшись губами к уху подруги, начала рассказывать ей то, что любимица герцога так любила слушать.

— Правда? — округлив глаза, прошептала Гаита. — Как же тебе удавалось выдерживать это? Бедняжка…

Арлетт ответила длинной фразой, в конце которой Гаита отпихнула рыжеволосую болтушку от себя и сердито проговорила:

— Ты не от господина беременна, а от своего медведя!.. Не может быть, госпожа никуда не отпускает герцога от себя с тех пор, как мы здесь. Ты просто не могла, не могла забеременеть от него!.. Берегись, если он узнает…

Арлетт сложила губки бантиком и премило улыбнулась.

— Узнает? — спросила она с притворным удивлением. — Да ну? А вдруг ему донесут про Анонима? Как, думаешь, господин наш посмотрит на такое?

Гаита отпрянула от собеседницы:

— Как? Как он может… узнать?..

— Вдруг Паулита разболтает? — нежно улыбнулась Арлетт.

Гаита лишилась дара речи:

— Па-у-ли-та? Так ведь она же немая?!

— Разве Господь Бог наш Иисус Христос не сказал: «Скалы и камни возвестят…»? — сделав невинное личико, спросила Арлетт.

— Ты что, думала, я собираюсь предать тебя? — спросила Гаита с притворным удивлением. — Вовсе нет.

«Конечно, нет, подружка, — усмехнулась про себя Арлетт. — Я ведь могу назвать кое-кому имя Анонима… Боишься, что я опять рожу мальчика? Пусть наша великая госпожа боится, а не ты…»

— Думаешь, у Паулиты отрастает язык? — вполне серьезно глядя на подругу, спросила Гаита.

— Такое бывает, — неопределенно пожала плечами Арлетт. — Арнольдо говорил, что…