Сборник " " - Александр Громов

3

– Нет и нет, – сказал Питер и укусил пирожок. – М-м, вкусно… Знаешь, тут ты настолько не прав, что я даже не хочу с тобой спорить. Ты, старик, просто не в курсе: реэмиграция – это как мода, скоро на спад пойдет. Уж ты мне поверь: обратные рейсы у меня всегда полупустые, а туда набиваются – корпус трещит. Слышал, наверное: недавно еще один кислородный мир нашли, уже пятый, так там, говорят, просто рай…

– Ты его видел? – перебил Стефан.

– Допустим, не видел, что с того? Я же рейсовый: Земля – Твердь, Твердь – Земля… Допустим, слышал от заслуживающих доверия. Уверяю тебя, рай, притом незагаженный.

– У меня и здесь рай незагаженный, – возразил Стефан. – Ты что скажешь, Марго? Правда, рай?

– Пожалуй. – Маргарет кивком показала на окно в пятнах алых бликов. Красный закатный шар пробирался сквозь лес к холму за ближним озером, и деревья вспыхивали. – Там-то рай, а вот вы мне оба надоели: который раз спорят – и который раз ни о чем.

Питер захохотал, откинувшись на стуле. Стефан улыбнулся:

– Твоя жена нас не понимает.

– Где уж ей, – сказала Маргарет. – Что вообще может понимать женщина? Только то, что мужчины еще глупее, чем хотят казаться, и воли им давать не нужно. Больше ничего. Дети малые, одно слово. То борьбу затеяли, то поспорить им удовольствие, а у кого уши вянут.

– Это у кого же? – спросил Питер.

– Ты ее слушай, – поддакнул Стефан. – Твоя жена умная женщина, скажешь, нет? Внучка-то в нее? Ну то-то. А на лопатки я тебя сегодня положил, а не ты меня. Вот возьми еще пирожок и не морщись.

– М-м! – Питер отхлебнул клюквенной, послушно заел пирожком и закатил глаза в блаженстве. – Рай не рай, а кормишь отменно. Где такую шамовку берешь?

– Копченый сиг, а вот эти с лосятиной. В общем, что охраняю, то и имею. Кстати, тут на соседнем участке требуется младший смотритель – замолвить за тебя словечко?

Питер поперхнулся.

– Опять за свое? – грозно спросила Маргарет.

– Молчу. – Стефан поднял руки, сдаваясь, и похлопал в ладоши над головой. – Жаркое!

Дух от жаркого из лосиной вырезки был умопомрачительный, а под копченную на ольховом дыму щуку и слабосоленую розовую семгу степенно поболтали о том, что семги нынче мало, зато щука в реке расплодилась в количестве ненормальном, вот она семужью молодь и выедает, и никто ее толком не ловит, поскольку заповедник, а одному смотрителю с такой прорвой вовек не управиться, хоть каждый день приглашай к себе гостей с отменным аппетитом, и вообще щука по-настоящему не рыба, а крокодил – верно, Марго? Поговорили о крокодилах, земных и твердианских, затем Питер поинтересовался, ловятся ли здесь раки, на что Стефан помотал головой, а Маргарет заявила, что раки на Севере не водятся, пора бы Питеру хоть сколько-нибудь ориентироваться в земных экосистемах, и Питер тут же спросил, водится ли здесь пиво. Пива он не получил и согласился удовлетвориться вином из морошки под новую рыбку, о породе которой даже Маргарет не смогла сказать ничего определенного, Питер же методом исключения выяснил, что это не кит, а больше ничего не выяснил. Оказалось – палья. Потом Питер сказал «уф» и отвалился от стола, а за ним сказал «уф» Стефан и тоже отвалился. Маргарет потеряла из виду утекшую из-за стола Джей – «ну я этой девчонке!» – не докричавшись, стали втроем искать в предвкушении воспитательного момента (Стефан шутя предложил разбить дом на квадраты) и нашли в сенях за игрой в реконструктор.

– Положи игрушку сейчас же! Будешь еще прятаться? Будешь?

– Не-а.

– Сколько раз тебе говорить, чтобы не играла в эту дрянь? Будешь послушной девочкой?

– Не-а… Ладно, буду.

– Ну тогда еще морошки возьми. Или пирожок.

– Не-а. Пузо болит – слюнев объелась. Ба, а мы сегодня в лес пойдем?

– Джеймайма Энджела Пунн! – строго сказала Маргарет. – Сейчас ты умоешься, почистишь зубы и ляжешь спать. Понятно? Ночь на дворе.

– Не хочу спать! Не хочу! Ночью солнца не бывает! Деда, скажи ей! Дядя Стефан! Я не хочу спать!

– Накажу, – пообещала Маргарет.

– А мне лень наказываться. Ну хоть немножечко погуляем, ба! Ну хоть до озера…

– Завтра погуляем, – сказал Стефан. – Обязательно. Я вам такие места покажу – ахнете! Только уговор: по дороге не разбегаться, а где скажу, там вообще от меня ни на шаг. Есть тут один участочек – мины еще с маннергеймовских времен под самым мхом. Насквозь ржавые, а на прошлой неделе один лось подорвался. Такая вот археология. Я одну выковырял, ее в руки брать можно – не рассыпается. Хорошо лежала.

– Лось, говоришь? – Питер с сомнением посмотрел на остатки жаркого. Джеймайма пискнула от удовольствия.

– Лось, – сказал Стефан. – Что я вам, браконьер?

– Мне сейчас тошно станет, – морщась, заявила Маргарет. – Фу! Падальщик. Уж от кого, от кого, а от тебя никак не ожидала.

– Свежатина! – закричал, протестуя, Стефан, а Питер опять захохотал. – Нет, правда, чего ржешь? Какая тебе разница, от чего он помер, не от яда же. Я тогда руки в ноги и на взрыв побежал, думал – рыбу глушат. Мясу-то для чего пропадать? Ты мне лучше вот что скажи: тебя в твоем космофлоте хоть раз настоящим мясом кормили?

В споре выяснилось, что однажды все же кормили – тем самым твердианским крокодилом, существом флегматичным, не опасным и отчасти пригодным в пищу. Вот напитки на Тверди правда дрянь, зато какие местные девочки стол накрывали – это ж умереть можно!..

– Ну-ка, ну-ка, – сказала Маргарет. – Об этом, пожалуйста, подробнее.

– Пег, я абсолютно не…

Стефан засмеялся.

– А я тогда, честно сказать, глядя на тебя, в космофлот пошел, – признался Питер и потянулся за вином. – Пег, ты это брось… Я совершенно трезв. Да, о чем я? Ага. Я ведь надеялся, что мы с тобой в один экипаж попадем, а ты и съюлил с полдороги в кусты… Верно, Пег?

– Чего я никогда не мог понять, – заметил Стефан, – это почему у вас, англосаксов, Маргарет и Пегги – одно и то же?

– Съюлил в кусты!..

– В кусты, – согласился Стефан. – В деревья. В камни. В озера. И очень хорошо сделал, что съюлил. Я вот что думаю: хорошо, что нас тогда из Канала обратно выбросило. Я крокодилов не люблю – что мне на Тверди делать?

– Это ты так думаешь. Отец как – здоров?

– Здоров, что ему будет. Вышел в отставку аж в шестьдесят, живет в Тарту. Мы иногда созваниваемся. Крепкий старик и упрямый. Все пытаюсь подбить его на мемуары, а он: кому это нужно? Мне, говорю, нужно. Обойдешься, отвечает. Для внуков он, может, и написал бы, а для меня ему не интересно.

– Ты второй раз так и не женился? – спросил Питер.

Стефан махнул рукой и успел поймать блюдо с рыбой.

– Одного захода хватило. Какой только глупости не сотворишь по молодости.

– За холостяков! – провозгласил Питер, поднимая стакан. – До дна!

– Что-то вы быстро спелись, – сказала Маргарет. – Он что, уже нажаловался?

– Ему-то грех жаловаться, – возразил Стефан. – Отбил вот, не спросив… В жизни не прощу! Дуэль!!

– А ты где был, когда я отбивал? – парировал Питер. – У кого и отбивать-то было…

– А? – прищурилась Маргарет. – Что скажешь?

Джеймайма хихикнула.

– Э, так не пойдет! – закричал Стефан. – Что дурак был – да, согласен, он самый, а вот что слепой – извините! Все видел! Если не приставал к тебе, то только потому, что ждал, когда ты ко мне приставать начнешь!

– Нет, вы видели! – возмутилась Маргарет. Питер откинулся на спинку стула и заржал. – Каков фрукт! А знаешь, я тебя побаивалась тогда, на корабле: как же – сын капитана! в рубку вхож! А вот на него совсем не обращала внимания, надоел он мне до смерти…

– Спасибо, – поклонился Питер.

Вспомнили Ронду, Людвига и остальных, поспорив о том, кто на кого обращал тогда внимание и во что это вылилось впоследствии. Отбивая ладонями такт, спели хором «Контрабандные товары», потом Стефан спел «Грызет меня комар» и сорвал аплодисменты, а чуть погодя появился вареный лосиный язык, нарезанный ломтиками, и его съели, хотя казалось, что больше ни единой крошки впихнуть в себя не удастся, вслед за чем Маргарет сообщила, что непременно умрет на месте от разрыва кишечника, а Питер, нашедший место еще для стаканчика клюквенной, вдруг бодро заявил, что готов подумать о месте младшего смотрителя после выхода в отставку, чем привел Стефана в ликование. Было в этом что-то такое, что могут оценить лишь старые друзья – сидеть за столом, наблюдая в окно катящийся по склону холма колобок солнца, и изводить время на пустой треп, скрещивать выпады и контрвыпады, пресекать всякие воззвания к здравому смыслу, с неутомимой легкостью накручивая одну глупость на другую, и при этом чувствовать, что все трое абсолютно, немерено счастливы и нет во всей Вселенной ничего такого, что могло бы помешать этому счастью. И не может такого быть.

По небывалой тишине фона заподозрили неладное и, разумеется, опять хватились внучки. Процедура поисков и ауканья повторилась с той незначительной разницей, что Джеймайму на сей раз обнаружили не в сенях, а в стенном шкафу, и опять-таки с любимой игрушкой на коленях. Реконструктор был включен и показывал картинку, звука не было слышно за педагогическим хором, а Джеймайма, увернувшись от шлепка, показала язык и объявила, что готова лечь спать при условии, что завтра ее покатают по озеру, но только чтобы там и в помине не было водяного слона, а рыбе разрешено быть, пусть плавает.