Гибель царей - Конн Иггульден

Юлий только что доел кашу и облизывал пальцы, стараясь не оставить на них ни капли пищи, в которой так отчаянно нуждался его организм. Неожиданно прозвучал предупредительный сигнал. К месту расположения воинов Цезаря подъезжали Помпей и Красс.

Юлий вскочил на ноги и пнул Брута, который уже засыпал, свернувшись на своем одеяле. Рений открыл глаз, зарычал и, помогая себе единственной рукой, принял сидячее положение.

— Встать! Поднять людей. Центурион, построить Перворожденный манипулами для проверки. Быстро!..

Цезарь наблюдал, как ошеломленные воины с трудом поднимаются с земли, и ненавидел себя. Некоторые, успевшие уснуть, стояли, пошатываясь, безвольно опустив руки, не в состоянии понять, что происходит. Центурионы угрозами и толчками построили людей в некое подобие манипул. Никто не жаловался и не ругался: у солдат не осталось ни сил, ни воли воспротивиться тому, что с ними делают. Люди стояли там, куда их поставили, и ждали, когда им снова позволят уснуть.

Помпей с Крассом подъехали к Юлию и спешились. Оба выглядели гораздо свежее легионеров, стоявших перед ними, но была в их лицах какая-то мрачная решимость, заставившая воинов Лепида почувствовать угрозу. Солдаты начали обмениваться встревоженными взглядами. Помпей шагнул к Юлию, и тот отсалютовал.

— Перворожденный построен, — доложил он.

— Я приехал сюда по поводу других солдат, находящихся под твоим началом, Цезарь, — ответил Помпей. — Прикажи Перворожденному отдыхать, а людям Лепида построиться шеренгами.

Юлий отдал необходимые распоряжения, и они втроем наблюдали, как быстро строятся легионеры. Даже после потерь, понесенных на поле боя и во время бегства, в легионе Лепида оставалось более трех тысяч человек. Некоторые были ранены, но солдаты с наиболее тяжелыми ранами остались на дороге, потеряв силы на марше.

Помпей сел на коня, чтобы обратиться к легионерам, но перед тем, как начать, склонился к Юлию и тихо предупредил:

— Не вмешивайся, Цезарь. Решение принято.

Юлий бесстрастно взглянул на полководца и кивнул. Помпей и Красс тронули лошадей и бок о бок подъехали к передней шеренге построенного легиона.

— Центурионам выйти вперед! — гаркнул Помпей. Потом поднял голову, чтобы его голос разносился как можно дальше. — На ваш легион легло пятно позора, которое необходимо смыть. Не может быть прощения трусости. Вот какое наказание вы понесете. Центурионы отсчитают каждого десятого солдата в шеренге, и эти солдаты умрут от рук своих товарищей. Вы убьете их не мечами, а забьете до смерти кулаками и палками. Вы прольете кровь своих друзей и никогда не забудете об этом. Каждый десятый из вас сегодня умрет. Центурионы, начинайте расчет.

Юлий в ужасе смотрел, как центурионы, шагая вдоль шеренги, выкрикивали порядковый номер воинов. Люди сжимались от страха, потом облегченно вздыхали, когда офицер останавливался перед несчастным, стоявшим рядом с ними, и клал ему руку на плечо. Кто-то кричал, но лица полководцев оставались неумолимыми. Красс и Помпей наблюдали за происходящим с холодным презрением.

Потребовался почти час, чтобы отобрать из легиона почти три сотни обреченных на смерть. Людей вывели из шеренг и сбили в отдельную группу. Некоторые рыдали, но большая часть несчастных тупо смотрела под ноги. Солдаты еще не поняли, что случилось, почему именно они должны умереть.

— Запомните это!.. — крикнул Помпей. — Вы побежали под натиском рабов, от которых не бегал ни один легион за всю историю Рима. Положите мечи и исполните то, что должно.

Шеренги распались; каждого смертника окружили девять друзей и братьев. Юлий услышал, что один из них попросил прощения перед тем, как нанести первый удар. Ничего ужаснее Юлий в жизни своей не видел. Хотя у помощников центурионов были палки, простые солдаты располагали лишь кулаками, чтобы мозжить лица и ломать ребра людей, которых они знали годами. Некоторые били и всхлипывали, кривя лица, как обиженные дети, но ни один не уклонился от экзекуции.

Казнь заняла много времени. Кто-то из несчастных умер быстро — им сломали гортани, из других жизнь уходить не хотела, и они дергались на земле, вопили, а крики страданий сливались в сводящий с ума хор, заставивший содрогнуться Брута, который не мог оторвать глаз от людей с окровавленными руками, остервенело избивающих своих товарищей. Марк покачал головой, словно не верил тому, что видел, потом с отвращением отвел взгляд в сторону и заметил Рения, стоявшего неподвижно с побелевшим лицом.

— Никогда не думал, что увижу подобное еще раз, — пробормотал старый воин. — Я считал, что децимация давным-давно умерла.

— Она умерла, — холодно заметил Юлий. — Но, похоже, Помпей возродил ее.

Цирон наблюдал за избиением с ужасом, опустив плечи. Он вопросительно посмотрел на Цезаря, но тому нечего было сказать солдату.

Юлий видел, как легионеры нанесли последние удары и центурионы проверили каждое тело. Люди снова построились в шеренги, едва волоча ноги и теряя остатки сил. Перед ними в окровавленной траве лежали трупы товарищей, и многие из живых, забрызганные их кровью, стояли, низко опустив головы от горя.

— Если бы мы были в Риме, я велел бы распустить вас и запретил носить оружие, — прокричал Помпей в страшной тишине. — Но обстоятельства складываются так, что легион еще можно спасти.

Он посмотрел на Красса, и главнокомандующий шевельнулся. Юлий неожиданно помрачнел. Если Помпей предоставляет слово Крассу, значит, сейчас будет сказано нечто требующее подтверждения со стороны главнокомандующего, назначенного сенатом. Как бы полководцы ни хитрили, только он имеет соответствующие полномочия. Красс откашлялся и обратился к солдатам:

— Дабы смыть позор с воинов легиона Лепида, приказываю сформировать новый легион. Вы присоединитесь к Перворожденному и заново напишите свою историю. Ваши знамена приказываю уничтожить. Вы получите новое имя, не запятнанное позором. Командиром легиона назначаю Гая Юлия Цезаря. Все сказанное мной произнесено от имени сената.

Красс повернул коня и подъехал к Юлию, гневно смотревшему на него.

— Значит, они станут солдатами Перворожденного? — резко спросил молодой легат.

Красс покачал головой.

— Я знаю, чего тебе хочется, Юлий, но это единственный выход. Сейчас они просто чужаки, воюющие под твоим началом. Новое название расчистит будущее для них… и для тебя. В этом мы с Помпеем согласны. Подчинись приказу. Сегодня Перворожденный живет последний день.

Какое-то время Цезарь от злости не мог вымолвить ни слова, а Красс пристально смотрел на него, ожидая ответа.

Юлий понимал, чего они хотят добиться, но память его переполняли мысли о Марии. Словно угадав это, Красс наклонился и сказал тихо, чтобы не услышали другие:

— Твой дядя понял бы нас, Юлий. Будь уверен.

Цезарь сжал зубы и твердо кивнул, боясь сказать лишнее. Он слишком многим обязан этому человеку.

Красс облегченно выпрямился.

— Для нового легиона необходимо название. Помпей считает, что подойдет…

— Нет, — быстро сказал Юлий. — У меня есть для них имя.

От удивления Красс поднял брови, а Цезарь обошел его коня, встал перед покрытыми кровью людьми, которыми ему предстояло командовать, и набрал в грудь побольше воздуха, чтобы каждый солдат из этого множества услышал его:

— Я приму присягу, если вы захотите ее принести. Я помню, что вы не покинули поле боя, а сумели сплотиться, когда я попросил вас об этом, хотя Лепид и погиб. — Он посмотрел на трупы, лежавшие перед строем. — Цена за позор уплачена, и мы после сегодняшнего дня не станем о нем упоминать. Но забывать не должны.

Наступила полная, пугающая тишина; в воздухе пахло кровью.

— Вы отмечены смертью каждого десятого солдата. Я называю вас Десятым легионом, чтобы вы не забыли уплаченную цену и никогда не бежали от врага.

Краем глаза Юлий увидел, что Красс скривился, услышав название легиона, но он с самого начала знал, что сделал правильный выбор. Это имя поможет воинам пересилить страх и боль, когда у остальных не останется сил для борьбы.

— Перворожденный! Слушай последний приказ. Встаньте в строй со своими братьями. Посмотрите в их лица, услышьте их имена. И запомните: когда враг узнает, что против него стоит Десятый, он должен бояться, потому что этот легион оплатил свой долг кровью.

Пока легионеры строились, Цезарь направился к Крассу с Помпеем. Оба военачальника рассматривали его с осторожным интересом.

— Ты говорил с ними… хорошо, Юлий, — произнес Помпей.

Он слегка покачал головой, наблюдая, как солдаты Перворожденного вливаются в ряды легиона, понесшего наказание.

Помпей ожидал, что ради сохранения легиона Мария Цезарь воспротивится приказу, и приготовился принудить его к исполнению. Тот факт, что молодой командир сумел принять распоряжение, исполнить его и даже обратить в свою пользу, поразил полководца. Помпей начинал понимать, почему этому человеку удалось так успешно действовать против Митридата в Греции и еще раньше — против пиратов. Кажется, он знал, что нужно говорить, и понимал, что слова могут ранить больнее мечей.