Наш Современник, 2005 № 03 - Журнал «Наш современник»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кармазинову, как наблюдателю, явно кажется, что с помощью хитроумной искусительной проповеди «бесам» удастся добиться духовного разложения общества и взять его в руки.
Кармазинов совершенно уверен, что мировое зло не встретит сопротивления:
«Я уже потому убежден в успехе этой таинственной пропаганды, что Россия есть теперь по преимуществу то место в целом мире, где всё что угодно может произойти без малейшего отпору».
Отстаивание нетленных, вневременных идеалов человека — единственно возможная творческая позиция для создателя фильма «Гибель богов». После выхода на экраны своего фильма (1969 г.) Лукино Висконти заметил:
«Молодые должны усвоить, что непротивление злу приводит к его абсолютизации»*.
Фильм Висконти — это реалистичный рассказ о семействе и семейном предприятии. Перед нами Дом, разрушаемый изнутри темными помыслами домочадцев и снаружи — силами, обретающими власть над страной, вступившей в самый трагический период своей истории. История семейства и история государства… В «Гибели богов» перед нами Германия начала 1930-х годов.
О созревании идеи фильма Висконти говорит так:
«И если бы завтра я решил, например, снять фильм о конце дома Романовых, это тоже не было бы случайным решением, потому что я очень много читал о России, о династии Романовых, об Октябрьской революции, о Ленине, о Временном правительстве, о Керенском, Распутине, о большевиках, о гибели царской семьи. Конечно, мне пришлось бы уточнить некоторые подробности, поднабраться деталей, но в целом я для этого достаточно подготовлен. Другими словами, подобные замыслы возникают не случайно, скорее, это потребность, которая зреет в нас постепенно и в один прекрасный день выплескивается наружу, требуя своей реализации».
Это, конечно, авторский кинематограф, на всех фильмах Висконти — печать художественной индивидуальности режиссера.
Сам термин «неореализм» стали применять именно после появления фильма Висконти «Наваждение» (1942 г.). Зритель нашей страны, воспитанный на гуманистических традициях русской литературы, не мог остаться равнодушным к памятникам итальянского неореализма. Сочувственное изображение жизни «бедных людей», «маленького человека», призыв к нестяжательству, простота изобразительных средств — всё это привлекало сердца к неореалистам.
Висконти ценили в Советском Союзе как «художника социальной темы», и уже в 1965 году в Москве вышла о нем монография.
В 60-е годы культурная: ситуация в Италии стала меняться. Изменилась панорама итальянского кино. Режиссер Карло Лидзани в середине 70-х писал:
«Если смотреть на неореализм с высоты сегодняшнего дня, он может не удовлетворить наблюдателя, может показаться слишком простоватым или слишком устаревшим. Однако характерный для неореализма интерес к социальной судьбе человека мог бы послужить сегодня стрелкой компаса, указывающей выход из лабиринта самоубийственных и ностальгических настроений, которые обуревают западный мир».
Как замечалось, большинство фильмов Висконти представляют собой экранизации литературных произведений.
Из русских писателей Висконти больше всего любил Достоевского и Чехова.
Советские зрители любили фильм «Рокко и его братья» (1960 г.).
В отношениях главных действующих лиц — Рокко, проститутки Нади, Симоне угадывается любовный треугольник романа «Идиот» — князь Мышкин, Настасья Филипповна, Рогожин. Повороты сюжета картины пересекаются с сюжетными линиями «Идиота».
В «Гибели богов» нас интересует линия «Бесов». Вообще же фильм пронизан литературными ассоциациями. Критики называли «Макбет» Шекспира, «Будденброков» Томаса Манна. Очевидна отсылка и к опере Вагнера «Гибель богов».
Сам Висконти так говорил о фильме:
«Вообще в моих фильмах почти всегда можно найти литературные реминисценции. Так, например, историю Мартина и Лизы, когда он совращает девочку, а потом признается в этом и в том, что был причиной ее самоубийства, я снимал под впечатлением исповеди Ставрогина в „Бесах“ Достоевского».
Параллели между Ставрогиным и Мартином очевидны. Петр Верховенский как прообраз Ашенбаха — «злого гения» немецкого семейства — замечен критикой.
Когда к Достоевскому обратились с просьбой о разрешении на инсценировку его романа, он отвечал так:
«…Эпическая форма никогда не найдет себе соответствия в драматической. <…> Для разных форм искусства существуют и соответственные им ряды поэтических мыслей…».
И добавил, показав себя необычайно проницательным искусствоведом, как бы предвидя висконтиевские киноинтерпретации:
«Другое дело, если Вы как можно более переделаете и измените роман, сохранив от него лишь один какой-нибудь эпизод, для переработки в драму, или, взяв первоначальную мысль, совершенно измените сюжет».
Итак, действие фильма происходит в Германии в начале 1930-х годов.
27 февраля 1933 года большая семья владельца металлургического концерна — старого барона Иоахима фон Эссенбека — собралась на праздничный обед. В день рождения старый барон должен огласить имя своего преемника на посту владельца концерна.
Беглый взгляд на родственное собрание.
Племянник Иоахима, Константин фон Эссенбек, с сыном Гюнтером. Константин — необузданный, грубый нацистский служака. Занимает важный пост в СА.
Юного талантливого Гюнтера вначале предполагалось вывести как единственного героя, сохраняющего «живую душу». Впоследствии Висконти отказался от этого замысла.
Гюнтер не уважает отца, его больше тянет к дяде Герберту.
Дальняя родственница Иоахима — Элизабет, ее муж — Герберт Тальман, вице-президент концерна, две их маленькие дочки. Герберт — антифашист.
Вдова погибшего на войне сына Иоахима — Софи фон Эссенбек, ее любовник Фридрих Брукман, исполнительный директор сталелитейных заводов. Сын Софи — Мартин, молодой человек 21 года от роду, законный наследник состояния.
Дальний родственник Эссенбеков — офицер СС Ашенбах. (Его играет Хельмут Гримм.)
Торжество смято неожиданным сообщением о пожаре в рейхстаге.
Преемником назначается Константин фон Эссенбек.
В интересах нацистов вообще расправиться со старым Иоахимом, и Ашенбах намекает на это Фридриху, обещая поддержку в борьбе за семейное состояние. Ночью Фридрих, заручившись одобрением Софи, убивает старика. Подозрение падает на Герберта, который в ту же ночь вынужден бежать за границу.
Родственные связи всё больше распадаются, Ашенбах умело растравляет зверя в каждом из Эссенбеков.
Константин шантажирует Мартина после самоубийства девочки Лизы, которую избалованный молодой барон совратил на квартире своей любовницы Ольги. Испуганный до беспамятства, Мартин скрывается на чердаке, где его и находит мать — Софи фон Эссенбек.
Ашенбах и Софи договариваются замять дело о совращении Лизы и убрать Константина рукой всё того же послушного Фридриха.
30 июня 1934 года, в «ночь длинных ножей», Фридрих Брукман совершает второе убийство. После безобразной пирушки в Висзее все штурмовики СА были расстреляны неожиданно нагрянувшим отрядом СС во главе с Ашенбахом. Фридрих стреляет в Константина.
Софи, забывая всё в борьбе за власть, обманом расправляется с Элизабет, женой бежавшего Герберта.
Ашенбах разжигает чувство мести за убитого отца в душе юного Гюнтера. Гуманизм, любовь к искусству — для Гюнтера это в прошлом. Он собирается вступить в нацистскую партию.
Главную ставку Ашенбах делает на Мартина, тот формально руководит концерном. Мартин готов к преступлению против матери…
Рассудок Софи не выдерживает царящей бесчеловечности.
Мартин в нацистской форме. Он устраивает новый праздник в опустевшем доме Эссенбеков, притащив сюда своих новых друзей-фашистов. Это бесовское отражение того первого семейного торжества. Софи сочетается браком с Фридрихом Брукманом.
Софи с мертвенным лицом, двигаясь как в тумане, проходит ритуал венчания. В «подарок» новобрачным Мартин приготовил ампулы с цианистым калием.
Фашистам нужен именно такой наследник Эссенбеков. Их упования на Мартина оправдались. Мартин застывает над трупами отравленных, подняв руку в нацистском приветствии.
Премьера фильма состоялась в октябре 1969 года в Риме.
Почему взят на вооружение именно этот фильм?
Почему разговор о киноинтерпретации «Бесов» в «Гибели богов» — фильме с антифашистской проблематикой — кажется нам таким актуальным в нынешней России?
Оглянемся вокруг.
Когда шельмование истины приобретает такой размах, что наиболее совестливым даже из участников «акции» становится не по себе, тут и выталкивается на сцену пугало «коричневой опасности».
Дескать, убедитесь: эти неандертальцы собираются вас, рафинированных интеллигентов, через мясорубку прокручивать. Есть желающие?