Наш Современник, 2005 № 03 - Журнал «Наш современник»

Вместе с тем преобразования не были такими решительными, как это задумывалось до начала «большого террора». Сталин так и не реализовал свой замысел провести свободные и альтернативные выборы. Это было опасно, ибо террор пробудил нешуточные революционные страсти. Они, конечно, постепенно утихали, но отпечаток, оставленный ими, был еще очень силен. Объявлять в таких условиях о начале политического противоборства означало обречь страну на второй раунд террора…

Дальнейшей демократизации препятствовало еще и то, что страна жила в ожидании войны. Руководство пыталось ее предотвратить, но не переставало к ней готовиться. Это вызвало потребность в некотором ограничении гражданских свобод. По указу от 26 июня 1940 года работникам воспрещалось расторжение трудового договора в одностороннем порядке. Резко ужесточили ответственность за нарушение трудовой дисциплины, сделав ее уголовной. Страна перешла на восьмичасовой рабочий день и семидневную рабочую неделю. Присоединение новых территорий на Западе усилило репрессивную политику в отношении несогласных с советской властью.

Необходимость скорейшей мобилизации всех ресурсов привела к тому, что партия была вынуждена вернуться к вмешательству в хозяйственные процессы. Переход к новой системе руководства требовал времени, а война была уже не за горами. Поэтому Сталин принял решение снова задействовать организационный ресурс партийных комитетов, используя его в хозяйственных целях. Уже в сентябре 1939 года (время начала Второй мировой!) в некоторых регионах возобновляется деятельность производственно-отраслевых отделов. А 29 ноября Политбюро объявило о воссоздании их на местном уровне.

К величайшему сожалению, Сталин так и не довел свои преобразования до конца. Грянула война, которая сразу расстроила все замыслы. Стало уже не до реформ. Весьма распространена точка зрения, согласно которой при всем своем трагизме война создала некоторые условия для демократизации. Народ, выигравший войну, якобы испытал рост гражданского самосознания. Отчасти это так, но при этом забывается, что в войну гибнут в первую очередь самые смелые и решительные люди, в наибольшей степени обладающие чувством достоинства. Думается, не надо лишний раз напоминать о том, каковы были масштабы наших людских потерь. Вернувшиеся к мирной жизни люди думали главным образом о том, как оправиться от потрясения, пережитого в военное лихолетье. Им, конечно же, не было особого дела до реформ. И вряд ли их можно в этом упрекнуть…

Время работало против Сталина. Он старел, его интеллект стал давать неизбежные сбои, его реакция стала менее острой. Страна боготворила вождя, но его окружение наблюдало то, что не было видно стране — процесс естественного старения человека, стоящего во главе огромной державы. Соответственно, этот человек все больше и больше терял влияние на своих ближайших соратников.

ПАТРИОТИКА

Дмитрий Черный

ИНТЕРВЬЮ С СЕРГЕЕМ УДАЛЬЦОВЫМ

Поколение, которое в «демократической» эйфории поспешно было названо «поколением next» или «pepsi», на поверку оказалось вовсе не таким политкорректным по отношению к «реформаторам». У этого поколения сознательная юность пришлась на начало девяностых, когда спешно собственность из социалистической переделывали в капиталистическую — «первоначально накапливали капитал» те, кто сегодня живет в особняках на выкупленных угодьях (где всё, от леса до реки — их частная собственность), имеет недвижимость за рубежом и там же отдыхает в любые сезоны. Казалось бы, у ровесников этих рвачей тоже не должно быть ничего общего с эпохой, откуда они родом. Но нет же: на демонстрациях и митингах левой оппозиции всё больше молодых рук несут красное знамя, принятое ими из рук отцов и дедов. Знамя почти вековой борьбы советского народа за социализм и коммунизм, знамя Октября и Победы. И словно продолжение — отблески этих знамён в повседневном уличном движении пешеходов: то тут, то там на молодых людях засияли в последние годы майки с родной аббревиатурой «СССР», с надписями «Наша родина — СССР» или серпасто-молоткастые.

Значит, не забыли? Значит, помнят! Так кто же они, эти юные советские патриоты — несущие и следующим поколениям весть о возможности другого, более справедливого устройства общества, имея в прошлом пример СССР? Спросить первого встречного, одного из тех, в майках, на улице? Или тех, кто идет в авангарде этого стихийного молодежного движения, ничего общего с обывательским понятием «ностальгия», да и со старомодной, застойной партийностью не имеющего? Пожалуй, как всегда, чтобы быть «в теме», стоит говорить с теми, кто впереди.

Аббревиатуру «АКМ», расшифровывающуюся как Авангард красной молодежи, особо представлять не стоит. За пять лет своего существования эта молодежная организация, как говорится, «сделала себе имя»: оно и на заборах по пути следования подмосковных электричек, и в СМИ встречается в последнее время всё чаще и чаще. Например, программу «Свобода слова» закрыли сразу же после того, как дважды отправной темой передач стали жандармские выходки «сторожевых псов демократии» в отношении мирных акций АКМ — в День защиты детей и 2 июля, на митинге против отмены социальных льгот.

Да, эти ребята привыкли к радикальным действиям — но, заметим, не просто ради риска или футбольно-фанатской потехи, а ради того, чтобы достучаться до современников и ровесников, которые равнодушно взирают на общую культурно-моральную деградацию и падение жизненного уровня 80 % соотечественников — да себя самих же! Но не только протестовать на митингах или акциях прямого действия умеют акаэмовцы: продолжая свой протест по поводу закона о монетизации льгот, эти ребята во главе со своим лидером Сергеем Удальцовым объявили голодовку, которая продолжалась почти неделю. Во время этой голодовки — на площади Революции, на фоне гибнущего под экскаваторами вандалов архитектурного памятника советской эпохи — гостиницы «Москва», среди толп своих ровесников, потребляющих пиво, беззастенчиво окружавших десяток голодающих членов Союза коммунистической молодежи и АКМ, я и говорил с Сергеем, начав с вопроса о его биографии.

Сергей УДАЛЬЦОВ: Да, родился я в советское время, в 1977-м. И уже с большевистской наследственностью. Мой прадед — известный профессиональный революционер Иван Дмитриевич Удальцов, член РСДРП(б) с 1905 года, это его имя носит улица, выходящая к станции метро «Проспект Вернадского». О прадеде знаю, что он стоял у истоков советской высшей школы и входил в первое руководство возрожденного советского МГУ в 20-х и 30-х, а ранее, еще до революции, не раз принимал в своем особняке на Остоженке (он ведь дворянин был) наезжавшего в Москву Владимира Ильича Ленина. Там даже мемориальная доска висит. Мои родители, тоже научные работники, воспитывали меня в лучших традициях советской интеллигенции.

Дмитрий ЧЕРНЫЙ: Cepгeй, а вот когда у тебя, благовоспитанного такого гражданина, вероятно, с возможностью дальнейшей благоустроенной жизни, стали формироваться оппозиционные и революционные воззрения?

С. У.: Ничего сверхъестественного со мной не происходило, как и с большинством представителей моего поколения, пусть даже и из интеллигентских, университетских семей. Бытие определяет сознание, как говорится. Взгляды мои формировались в период с 1991 по 1993 год — как раз тогда, когда жизненный уровень в стране и в моей семье заметно ухудшился. В 1993-м я окончательно понял, что за власть в стране воцарилась, и решил, что мне с ней не по пути. Стали облекаться в политические категории и лозунги мои впечатления от того, как «демократы», подобные Чубайсу, разваливали и грабили, становясь тут же олигархами, нашу сверхдержаву. За эти несколько лет и культурный фон, и антисоветская вакханалия в рок-музыке взбудоражили во мне (и, как оказалось, не только во мне) энергию сопротивления. Способствовало росту оппозиционного духа и музыкально-политическое движение «Русский прорыв», возглавленное рок-группой «Гражданская оборона». Оно в 94-м колесило по стране, давало концерты, пресс-конференции в Ленинграде, Москве, других городах недавнего Союза. В 94-м и 95-м я ходил на все протестные акции под красными знаменами. К 1996 году сориентировался в партийном отношении: меня привлекла «Трудовая Россия», ее стремление не к говорильне, а к практическим, уличным действиям. При этом «Трудовой Россией» не отвергались и парламентские формы борьбы с режимом.

Д. Ч.: Все наши соотечественники, видевшие тебя не раз по телевидению, отмечали, что для уличного лидера-бунтаря ты весьма интеллигентно, культурно держишься. Где ты учился, в каком вузе?

С. У.: Образование у меня юридическое, окончил юрфак Московской государственной академии водного транспорта. Сейчас же мне приходится совмещать профессиональную деятельность с революционной. Ведь нужно и семью кормить: у меня двухлетний ребенок и жена, товарищ по убеждениям и борьбе. Свои юридические знания я, конечно же, использую не только на работе, но и в повседневной оппозиционной деятельности, ведь конфликтов с властью, в которых она зачастую ведет себя вне рамок законности, у нас в АКМ случается много.