Пограничники - Анатолий Марченко

Вот поэтому-то помполит Гусаров и старался убедить вчерашнего мирного газетчика Болотина в необходимости службы в кадрах пограничных войск.

«Смена власти» на маньчжурской стороне проходила не только под наблюдением советских пограничников. Волей обстоятельств отряд оказался вовлеченным в события в общем-то очень драматические.

В ночь на 5 декабря 1932 года телефонный тревожный звонок из штаба поднял с постелей начальника и помполита отряда.

Только что на станцию Отпор явился со стороны станции Маньчжурия китайский генерал Су Бен-вен, перешедший со своей свитой и штабом границу. Несмотря на протесты администрации Забайкальской железной дороги, приказал своим солдатам сломать замки пограничных стрелок, и под угрозой оружия железнодорожники принуждены были начать отправление эшелонов с войсками этого генерала в направлении советской территории к станции Отпор.

— Сейчас я приеду, — ответил Гусаров.

Этого следовало ожидать. Малочисленные и, главное, плохо оснащенные техникой патриотические китайские войска, объединенные в северо-восточную армию «Спасения родины», отходят под натиском японцев к границе СССР. Другого выхода у них нет. Но что нам с ними делать? Теперь эта масса людей — несколько тысяч человек, не менее, — окажется на советской территории. Их нужно интернировать, а затем принять на себя заботы о них — обеспечивать продовольствием, оказывать медицинскую помощь. Ответственность огромная.

Гусаров хоть и не комиссар, но он готов вместе с командиром эту ответственность разделить. Когда Сергей Ильич говорит об этом начальнику отряда, Деглав благодарно жмет ему руку и в своей манере тянет слова:

— Спасибо тебе, комиссар, другого я не ожидал.

Машина — «голубая антилопа» — заехала за Деглавом и Гусаровым, и они сели в кузов, чтоб договориться о деле. Ледяные удары встречного ветра выжимали из глаз слезы, не то что говорить — дышать трудно.

— Товарищ Деглав, — кричит сквозь ветер Гусаров, — я займусь офицерами и солдатами, а ты бери на себя генеральско-дипломатическую сторону дела. Идет?

— Ладно, комиссар! — улыбается начальник отряда. Приехав в отряд, он докладывает «наверх», в округ, об инциденте. Оттуда ответная телеграмма-приказ: для проведения операции на заставу станции Отпор из управления отряда выделить усиленную боегруппу под командованием помощника по политчасти товарища Гусарова.

— Чьим? Чьим? — не поняли оба.

— Товарища Гусарова, — снова прочел шифровальщик.

— Так, — досадливо морщится Деглав. — Когда-то ты просился на боевое дело, я не пустил. Теперь мне бы надо идти — посылают тебя.

— Все правильно, — отвечает Гусаров, — теперь ты берешь на себя организационную сторону дела, а я оперативную. Начальник отряда должен быть в управлении на все время операции. Ведь не исключается какая-то вражеская провокация в другом месте, кто тогда заменит тебя?

Они решают: Гусаров с двумя конными дивизионами, пулеметным взводом и артиллерийской батареей из состава мотомехмангруппы выдвигается к границе, разоружает военнослужащих китайской армии, обеспечивает их охрану и безопасность, а также усиливает охрану границы.

Деглав берет трубку телефона:

— Товарищ дежурный, объявляйте в мангруппе боевую тревогу.

Ночь за окном. Мороз. Дикий даурский ветер. Уже отпела в казарме тревожную побудку труба. Там зажигаются огни, гремят команды, раздается лязг оружия, храп коней, тарахтят окованные колеса пушек… Деглав и Гусаров курят перед дорогой.

— Ну, удачи тебе, комиссар!

— Счастливо оставаться, командир! Передай Доре, что я на операции, пусть не беспокоится.

— Все сделаю.

Гусаровский отряд выступил еще до рассвета. Шли на рысях всю дорогу. Отставших не было — сказывалась отличная тренированность всего личного состава пограничного отряда. Перед маршем Сергей Ильич сказал своим пограничникам несколько слов. Ледяной ветер обжигал лицо, относил в сторону слова. Поднимаясь на стременах, перекрикивая вой стихии, комиссар обращался к пограничникам. Говорил коротко, энергично, рубя фразы:

— Здесь в восемнадцатом красногвардейские отряды — их составили рабочие Читы, солдаты, железнодорожники, забайкальские партизаны, крестьяне — отбивали бешеные наскоки контрреволюционных атаманов Семенова, Калмыкова. Эти вот сопки видели бесстрашные атаки наших старших; товарищей, ваших отцов. Их кровь впитала эта земля… Будем достойны подвигов героев революции. Вперед!

Вот и рассвет. Станция Отпор мигает непотушенными огоньками. Там тихо, выстрелов нет, значит, все проходит мирно.

Оставив коноводам лошадей в пристанционном садике, Гусаров с группой командиров (в их числе надежный боевой друг Налетов) идет через здание вокзала на перрон. Навстречу с лавок поднимаются китайские военные, один — невысокий, пожилой — впереди.

Обе группы останавливаются, все подносят руки к головным уборам.

Генерал долго говорит и кланяется, еще дольше переводят его и тоже кланяются. А ты изволь ждать. Это называется восточной, или китайской, церемонией. Ненарушимый этикет.

— Генерал Су, — произносит Гусаров, выслушав бесконечные приветствия, — от имени своего командования предлагаю вам возвратиться на территорию вашей страны, поскольку вы самовольно переехали границу.

Выслушав переводчика, генерал жестом неподдельного ужаса выказывает свое отношение к словам собеседника.

— Нет, нет, нет! — уже не церемонно, а торопливо отвечает переводчик-китаец. — Они нас всех убьют. Мы предпочитаем сдать вам оружие…

— Это ваше окончательное решение? — спрашивает Гусаров.

— Да, да, да! — поспешно кивает генерал.

С перрона входит Налетов, обращается с рапортом:

— Товарищ помполит, к вокзалу подходит еще один поезд со стороны станции Маньчжурия.

— Примите и тоже перегоните на запасный путь.

— Генерал Су хочет сказать вам, господин советский генерал, что в этом поезде едут запертые на замки наши пленные. — Это сообщает переводчик.

Час от часу не легче!

— Кто они?

— Это японские резиденты в Маньчжурии и китайские служащие нового правительства Маньчжоу-Го. Японцы — очень важные пленные, господин советский генерал.

— Сколько еще будет эшелонов?

— Это последний, господин советский генерал.

— Хорошо. Только я не генерал, — говорит Гусаров.

Как объяснить, что в Красной Армии нет личных воинских званий ни генеральских, ни офицерских, а есть обращение по занимаемой должности. До сих пор слово «помполит» не встречало никаких затруднений — обращались свои, а тут изволь объяснять представителям другой нации, людям чужой страны, как им тебя величать. В петлицах у тебя три «шпалы», но обращение «помполит» для китайцев трудно и непонятно.