Пограничники - Анатолий Марченко

Тяжко приходилось защитникам Ханко и островов на Балтике.

В округе не было зафиксировано ни одного случая отхода пограничников без приказа командования.

Ленинград с первых выстрелов, раздавшихся на территории Карельского перешейка, стал тем центром, откуда направлялась вся деятельность пограничных войск округа. Даже в самой сложной обстановке округ осуществлял твердое руководство частями и подразделениями.

Все политработники управления еще задолго до начала военных действий были прикреплены к пограничным частям, за каждым числилось его направление.

И, как верно предположили начальник погранвойск округа генерал Степанов и военком войск бригадный комиссар Гусаров, самым боевым направлением стал Карельский перешеек. Именно туда отправил Сергей Ильич группу политработников, среди них Афанасия Малоивана, Якова Козачка, с ними писателя Льва Канторовича, чье творчество было связано с пограничниками, и теперь он попросился на самый ответственный участок[11].

Старший политрук Афанасий Малоиван вопреки своей фамилии был человеком огромного роста. Гусаров уважал и любил его за смелость и деловитость, за то, что всегда тот готов был отправиться на любое задание и дважды никогда не просил повторить распоряжение. За внешней невозмутимостью Малоивана таилась не флегматичность, а выработанное за годы службы в пограничных войсках умение владеть собою.

В воскресенье вечером 22 июня старший политрук Малоиван с женой Ольгой Петровной должны были уехать на юг. Две путевки в ялтинский санаторий «Ореанда» и два билета до Симферополя уже лежали в кармане. А днем собирались еще и в театр сходить. Мальчишки-сыновья оставались на месяц с тещей…

Вместо театра и поездки к теплому морю было срочное командировочное предписание на север, в погранотряд.

— Поезжай, Афанасий Никифорович, к полковнику Донскову, у него нет заместителя по политической части, — сказал Гусаров. — Счастливого тебе пути.

И через полсуток уже воевал он под городом Энсо. Десятидневная командировка растянулась весьма надолго…

Замполит оказался под стать своему командиру. Они были почти ровесниками. Семен Иванович Донсков (хотя носил такую фамилию, был лихим казаком, но но донским, а терским) в свои тридцать с небольшим успел повоевать с басмачами и с белофиннами. Теперь его пограничный отряд во взаимодействии со 142-й стрелковой дивизией принял на себя удар финского усиленного пехотного корпуса, который поддерживали танки, броневые автомобили и даже бронепоезд. Сто километров границы, прикрытой отрядом Донскова и дивизией Красной Армии, враг одолеть не мог несколько недель.

Правый фланг отряда — как раз на стыке Ленинградского и Карело-Финского пограничных округов — держала 1-я комендатура. Ею руководил опытный боевой командир старший политрук Алексей Гарькавый.

Трижды комендатура оказывалась в полном окружении и столько же раз с боями выходила из вражеского кольца. Противник превосходил пограничников в силах более чем в 10 раз и все-таки разгромить и уничтожить их не сумел. Гарькавый вывел своих людей (среди них сражались его жена и подросток-сын), не бросив ни одного раненого, к северному берегу Ладоги в районе поселка Ланденпохья. Отсюда кораблями Ладожской военной флотилии пограничники были эвакуированы к городу Кексгольму. Сергей Ильич распорядился всем рассказать о подвиге Гарькавого и его бойцов.

К Кексгольму, где шло формирование новых пограничных частей для защиты Ленинграда, приехал бригадный комиссар Гусаров.

Побитая осколками камуфлированная «эмка» военкома примчалась в Сифолово ранним утром. Ехали всю ночь сквозь полумрак северных летних ночей по уже разбитым бомбами фронтовым дорогам. Несколько раз Сергей Ильич, давая возможность отдохнуть водителю, сам садился за руль. Но вылез из машины бодрый, свежий. И первым делом спросил Донскова и Малоивана:

— Где наши герои? Где эти железные люди из 1-й комендатуры?

Их выстроили. Сергей Ильич медленно прошел вдоль недлинной шеренги. Многих не оказалось в строю — одни убыли в госпитали, другие погибли… У военкома вдруг начало впервые в жизни подергиваться веко и худое, выразительное лицо закаменело.

— Кланяюсь вам, родные люди, — сказал он хрипло, напряженно. — Ваших подвигов Родина и народ никогда не забудут. Все, кто подал в партию и комсомол во время окружения, получат сегодня кандидатские карточки, комсомольские и партийные билеты. Вы, товарищи, заслужили отдых. Но мы его вам дать не можем. Не имеем права. Враг рвется к Ленинграду, и там сейчас нужен каждый воин. Ждем от вас новых подвигов. Боевых вам удач, дорогие товарищи!

На пути к новому расположению комендатуры военком спросил Малоивана:

— Афанасий Никифорович, ты разобрался во всем, что рассказывают о Чуднове? О нем ходят легенды, и я, право, не знаю, какая доля вымысла в этом «народном творчестве».

— Все чистая правда! — веско ответил Малоиван. — Расспрашивал его самого, очевидцев. Гарькавого вы знаете — он на похвалы не щедр, но только и говорит о Чуднове. Да он сам сегодня должен возвратиться из разведбата. Поехал отбирать пятерых своих хлопцев, с которыми воевал. Они командиру батальона по душе пришлись — отдавать не хочет.

— У тебя, вижу, какая-то просьба ко мне рвется, — с улыбкой спросил бригадный комиссар. — Я не ошибся?

— Мы с полковником Донсковым ходатайствуем об утверждении Чуднова в должности военкома комендатуры вместо выбывшего старшего политрука Рязанова.

— Вот побеседую с ним, и тогда решим.

— Сомневаетесь в его подвигах?

— Другое. Старая пограничная привычка — лично общаться с людьми.

Чуднов приехал затемно. Сергей Ильич, как ни устал после нескольких полубессонных ночей, разговора с политруком не отложил.

Этот Чуднов воистину чудеса совершал: с группой красноармейцев со своей 3-й погранзаставы он уничтожил раз в пять большее количество врагов, несколько раз пробивался через их заслоны к окруженной комендатуре. И не пешим порядком, а на броневике, который, как бывший шофер, отлично водил. На этом броневике политрук носился по лесу, появляясь в самых неожиданных местах и истребляя врагов десятками.

Гусаров был душевным человеком и опытным политработником, всегда умел уничтожить дистанцию между собой и любым собеседником. Но тут и Сергей Ильич стал в тупик. Едва ли не впервые он видел политработника, не умеющего рассказывать. Чуднов отвечал однозначно, стеснялся, волновался, двух слов связать не мог.

Сначала Сергей Ильич ничего не понимал. Потом рассердился: «Вы что, косноязычны, товарищ политрук?» Наконец сказал смеясь: