Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

— Может, оно и к лучшему, — вздохнул он, отпуская меня.

— Даже не надейся, глупый альфа! — окончательно вышла из себя я, вскакивая с кровати.

— Прекрати упрямиться, глупая омега, — покачал головой он.

— И дать тебе умереть с осознанием собственного геройского благородства? — саркастично изогнув бровь, уточнила я. — Да Зверь тебе в задницу, можешь даже не рассчитывать! Я еще не знаю как, но я заставлю тебя выздороветь, а потом устрою тебе секс-родео на всю ночь за все твои юношеские годы без близости с настоящей омегой!

От последнего заявления он даже слегка изменился в лице и, кажется, забыл, что собирался мне возразить. Кивнув сама себе с мрачным удовлетворением, я вышла из комнаты и не преминула напоследок от души хлопнуть дверью. Ее грохот заглушил его последние слова, но я готова была поклясться, что расслышала среди них свое имя. Впрочем, возвращаться и уточнять было уже как-то неловко.

— Тупой упрямый альфа! — в сердцах воскликнула я, с размаху опустившись на табурет. — Еще раз заикнется про свою идею фикс расстаться с жизнью ради всеобщего блага, я ему уши оторву!

— Это… похоже на Йона, — признала Поппи, которая была на кухне, когда я туда ворвалась и от души плеснула себе мутно-коричневой жидкости из высокой бутыли, стоявшей в буфете. Что это было за колдовское варево, никто наверняка не знал, но уже от одного запаха у меня прежде слезы на глазах выступали. Теперь же я чувствовала в себе желание употребить по прямому назначению, по меньшей мере, половину того, что было там налито.

— Если Тадли не придумает, как его вытащить, я клянусь, я дойду до самого Иерарха, — продолжала бурчать я. — Или до президента. Или самого Великого Зверя за усы стащу с церковных витражей. Мне все равно кто и как его спасет, я готова подать руку хоть бандиту, хоть священнику. Но бороться при этом с его собственным упрямством это выше моих сил.

Я опрокинула в себя бокал резко пахнущего алкоголя. Он резанул по горлу изнутри, и я, хрипя, закашлялась. Спазмы отпустили не сразу, и я еще какое-то время после восстанавливала дыхание, смаргивая выступившие от перенапряжения слезинки.

— Ему повезло, что он встретил тебя, Хана, — внезапно заметила Поппи. — Он… никогда не позволял нам о нем заботиться, когда появился здесь. В первое время даже от простой ласки шарахался, как от огня. Вечно угрюмый, озлобленный и безмерно одинокий. Медвежонок первый до него достучался, но да кто бы удивлялся вообще. Парнишка даже камень растопит своей умильной мордашкой. — Она с улыбой покачала головой. — Мы даже думали, что Йон того, по парням, если ты понимаешь, о чем я. И что поэтому мы ему не нравились и он нас не хотел. Даже ставки делали, уложит ли Медвежонок его в койку или нет.

— Но он же совсем ребенок, — нахмурилась я, наливая себе еще. — А когда Йон только тут появился, был и того младше.

— Если бы мы жили в мире, где возраст кого-то останавливал, все было бы намного проще, детка, — с грустной улыбкой хмыкнула омега. — Тут у каждой второй девочки история начинается с того, что ее собственный отец или дядя по ночам к ней в койку залезал, когда та еще в начальную школу ходила и бантики на голове носила. А Медвежонок у нас рано сформировался и… ты сама знаешь, как он пахнет.

— Но ведь у них с Йоном… — с сомнением пробормотала я, в последний момент подумав, что, наверное, не хочу знать ответ на этот вопрос.

— Конечно, ничего не было, — поспешно кивнула Поппи. — Ему в принципе омеги не были интересны — ни девочки, ни мальчики. До тебя, по крайней мере. Но, я вот думаю, что в случае чего Медвежонок бы ему точно не отказал. Твой альфа очевидно вполне в его вкусе.

— Еще чего! — буркнула я. — Пусть ищет себе другого, тут все занято. И вообще, хотелка у него еще не доросла на чужих мужчин заглядываться.

— А я слышала, что с размером хотелки у него как раз все в порядке. Такая хотелка, что любой альфа позавидует, — невинно заметила омега. Мы встретились взглядами, и вдруг, сама того не желая, я начала смеяться. Сперва тихо, а потом все громче и громче, хотя во всей этой ситуации и в ее словах в частности не было ничего настолько уж смешного. Надо полагать, мутное варево из подозрительной бутылки наконец-то начало действовать.

Смех действовал очищающе. Он был лучше чем слезы, гневные крики или просто воющее внутри отчаяние, которое даже не получалось выразить в словах. Я не помню, как давно я так громко и заливисто смеялась в последний раз — до боли в сведенных скулах и прессе, до слез, до нервной икоты, после которой Поппи заботливо отпаивала меня водичкой и мягко похлопывала по спине.

А ночью Йону стало хуже.

Я спала рядом с ним и, когда он вдруг начал дергаться во сне, сразу проснулась. Если говорить более конкретно, я проснулась от того, что он локтем заехал мне под ребра, едва вовсе не столкнув с кровати. Тадли говорил о судорогах, но он не упомянул, что они могут начаться так скоро и так внезапно. И как-то забыл подсказать, что вообще делать в таких случаях, поэтому все, что я могла делать, это просто смотреть, как мой альфа мечется по кровати, дергаясь, как от удара током, и слушать его сдавленные низкие стоны, больше похожие на мычание. Это было очень похоже на какой-то дурной сон, только вот проснуться у меня никак не получалось. И все же, как и во сне, я почти себя не контролировала и не могла пошевелиться. Лишь когда его судороги стали слабее и самое страшное было позади, мое тело вновь обрело подвижность — я торопливо придвинулась ближе и с усилием затащила его тяжелую голову к себе на колени. Йон залил мои пижамные штаны слюной, но постепенно его дыхание замедлилось, а тело успокоилось. Я не сразу поняла, что вслух успокаиваю его, говоря что-то о том, что с ним все будет хорошо. Это словно был не мой голос, но он совершенно точно доносился из моего рта. И он был до того ровный, спокойный и твердый, что я вынуждена была признать — мое бессознательное справлялось с задачей куда лучше моего перепуганного разума.

— Останься со мной, Хана, — звенящим от боли голосом выдохнул он, сжимая пальцами мои колени. — Я не справлюсь с этим без тебя.

Я не думаю, что он осознавал, о чем просит, но так было даже лучше. Не позволяя себе сомневаться слишком долго, я наклонилась и крепко поцеловала его соленые от пота губы. Его боль электрическими иголками впилась в мои мышцы, пронзая их насквозь, и мне стоило определенных усилий не отшатнуться в ту же секунду. В голове вспыхнули воспоминания о сказке из детства — о соловье, что прижимался грудью к шипу розы, чтобы та к рассвету окрасилась в красный цвет. Кажется, конец у сказки был не особо счастливый, и все же я не останавливалась, пока альфа не оттолкнул меня сам, наконец поняв, что происходит.

— Глупая омега, — выдохнул он с досадой, но мучительное напряжение из его голоса пропало, а после того, как мы отстранились друг от друга, боль и в моем собственном теле стремительно пошла на убыль.

— Я принесу лекарства, — проговорила я, поднимаясь. Первую пару секунд боялась, что ноги меня не удержат, но все обошлось. — Пожалуйста, подожди совсем немного, ладно? Все будет хорошо.

— Сколько сейчас времени? — уточнил он хрипло, видимо окончательно проснувшись и придя в себя.

— Не знаю. Мало. — Я покосилась на окно, за которым до сих пор царила непроглядная темень, но зимой это вряд ли можно было считать надежным индикатором. — Постарайся еще поспать, ладно? Я попрошу… попрошу Медвежонка с тобой посидеть, хорошо?

— Пить хочется, — пробормотал альфа, снова откидываясь на подушки. — И думать так… сложно. Мне кажется, что я забываю… слишком быстро. Хана, который час?

— Я не знаю, — совсем тихо прошептала я, усилием воли смаргивая слезы и не давая себе окончательно расклеиться. Потом, напоив его, я наскоро переоделась и, убедившись, что альфа снова задремал, направилась к Ории. По пути выяснила, что время едва перевалило за пять утра, но лично мне показалось это достаточно приемлемым часом для того, чтобы нанести ранний визит доктору Тадли.