Время скорпионов - D.O.A.

Франция была не последней страной, поддержавшей Саддама Хусейна в его движении к самоуничтожению. Уже давно власти делали большое различие между ощутимым желанием поддержания своих иракских привязанностей, со всеми требуемыми отклонениями от нравственности, и необходимостью выступать против них по причине чересчур многочисленных «нарушений», которые позволял себе диктатор.

Там было что скрывать. Ружар задумался, до какой степени, но, пока формулировал вопрос, понял, что знает ответ. В случае крайней необходимости власть без колебаний сделает все возможное, чтобы защитить себя любыми способами, включая, разумеется, и убийство. Не удалось ли Хаммуду вывезти из Ирака что-то, что так желательно было бы перехватить секретным службам?

Журналист опустил глаза на конверт и, уже не раздумывая, вскрыл его.

Документы. Никакого белого порошка, только бумага. Первый лист был сплошь покрыт колонками цифр. Журналист сумел идентифицировать даты, остальных обозначений не понял и отложил документ в сторону. Затем последовала газетная статья, упоминающая о дорожном происшествии в отдаленном пригороде Парижа. С двумя жертвами. Причины трагедии не указывались, как и имена покойных. Ружар отметил детали, относящиеся к дню и месту трагедии, снял трубку и набрал номер. И без лишних слов тут же передал информацию своему собеседнику:

— Пожалуйста, найди мне по этому делу все, что сможешь. Даже больше.

Затем он перешел к остальным документам. Электронная переписка: между несколькими корреспондентами, похоже всегда одними и теми же. Он просмотрел ее по диагонали, поскольку в основном письма были старыми, и решил вернуться к ним позже.

Ружар снова взял первую страницу, с цифрами и буквами. Однажды он уже видел похожие списки. Это было несколько месяцев назад, за стаканчиком вина. Один его коллега пытался объяснить кому-то из журналистов темные и непонятные приемы люксембургского финансового учреждения, по его словам якобы скрывающие крупную преступную операцию по отмыванию денег. Ружар тогда ничего не понял, но вспомнил про документы, которые им показывали. Они сильно смахивали на эти.

Журналист бросил взгляд на часы, счел, что время позволяет, и снова взялся за телефон. На пятый гудок на другом конце провода раздался голос, который он ждал услышать.

— Поль. Слушаю вас.

— Привет, это Ружар. Ты по-прежнему занимаешься герцогством?[216] Мне бы хотелось знать твое мнение об одном документе.

02.12.2001

Сидя перед едва слышно бормочущим телевизором, Понсо читал воскресную газету. Обычно к концу недели газеты сбавляли обороты и затихали, но та, что он сейчас держал в руках, предлагала ему лишь, используя модное словечко, «нагнетающие» тревогу новости. На каждой странице речь шла только о финансовых, политических и криминальных нарушениях или неопределенности будущего. А также о провалах и признаках конца чего-нибудь. Работа доставала Понсо даже дома. В конторе он ежедневно получал все новые служебные записки, некоторые из них иногда были составлены на основе полученных от него же сведений. Настоящий возврат отправителю. Новые опасности множились с такой же скоростью, с какой возникали новые задачи. Всегда и везде он жил в режиме усиленной бдительности, особенно когда оказывался в неблагополучных общественных местах и т. д. и т. п… Привычная болтовня, которой Понсо уже не придавал значения, потому что слишком часто слышал. Почти не придавал. За исключением последних нескольких дней.

Мимо него ураганом пронеслась Мари, старшая дочка:

— Ма-ама!

Она вбежала в кухню, где мать разбирала сумки с покупками. Полицейский прислушался. Потерялся свитер, и «очень важно» немедленно найти его. У дочери любовное свидание. Понсо растрогался, но все же не успел позабыть о своих опасениях, напряжение в семье достигло предела. Его кровинка в настоящий момент была убеждена, что мать намерена испортить ей день. Дело было срочное. Полицейский поднялся с дивана и присоединился к главным женщинам своей жизни:

— Дамы, успокойтесь, сегодня воскресенье. — Он повернулся к Мари. — Где ты встречаешься с Супер-Мурадом?

Шутка была доброжелательная. Вчера вечером, за ужином, они удостоились чести в течение часа выслушивать восторги по поводу этого мальчика.

— Ничего смешного.

Понсо пожал плечами и изобразил фальшиво-невинную улыбку.

— Я должна прийти к нему домой.

— Он ведь живет где-то поблизости, да? Ну и в чем проблема?

— Па-апа! Ты ничего не понимаешь! — Девочка возвела глаза к потолку. — Мы не будем сидеть с его родителями, а встретимся с друзьями в городе. Не хочу опаздывать, нам еще надо ехать по скоростной линии метро.

При упоминании о скоростной линии полицейский напрягся, но его старшая этого не видела, она снова раздраженно бросилась в свою комнату. Взглянув на жену, Понсо заметил в ее глазах тревогу. Он погладил ее по щеке — ему бы хотелось, чтобы жест получился более успокаивающим, — и рассердился на себя за невнимание к дочери и жене. Он уже собрался сказать что-то вроде: «Пойду поговорю с ней», но тут на кухонном столе зазвонил мобильный телефон. Понсо взял его и взглянул на экран. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать номер.

Амель заперлась в ванной, открыла коробочку с лекарствами и достала два блистера. Она смотрела то на свое печальное лицо в зеркале, то на мелкие надписи, указывающие даты приема пилюль. Сегодняшнюю таблетку она еще не отрывала. Нажав ногой на педаль, молодая женщина открыла крышку мусорного ведра.

Сильвен постучал в дверь:

— Все в порядке?

— Да, уже выхожу.

— Ладно. Лучше бы нам не опаздывать, ты же знаешь мою мать.

В программе дня бранч[217] с родителями мужа и объявление новости.

— Честное слово, я очень быстро.

Амель дождалась, пока муж отойдет, и снова стала пристально всматриваться в свое отражение. Крышка упала, из крана полилась вода. Амель проглотила таблетку, спрятала противозачаточное средство в сумочку и попыталась придать лицу более радостное выражение.

Понсо прибыл на свидание с опозданием. Он только что доставил дочь с ее приятелем на Елисейские Поля, где они должны были встретиться с другими ребятами. Всю дорогу молчали. Мари дулась, раздосадованная несносным отцовским вмешательством в ее сегодняшние дела. В присутствии подружки, словно воды в рот набравшей, Мурад тоже предпочел хранить молчание и избегал встречаться взглядом с этим ужасным отцом, которого дочь всегда старалась описать в черных красках, чтобы напугать свою компанию.

Понсо понимал, что поступил как дурак. Не потому, что испугался, а потому, что настоял на своем решении отвезти Мари. Что же, он так и будет мешать ей жить своей жизнью и запрещать, например, пользоваться общественным транспортом?

Полицейский вошел в «Ла Куполь»[218] и сразу заметил сидящего за столом Язида Беньямину. Тот поедал горячее и едва приподнялся в приветствии, когда подошел его гость.

— Присаживайся, друг. Съешь что-нибудь?

Пристально глядя на испачканную соусом салфетку, Понсо отрицательно покачал головой:

— Жена ждет меня к обеду.

Алжирец кивнул и молча указал подбородком на лежащий на столе конверт. Шумно жуя, он сообщил, что, помимо всего прочего, в конверте находятся фотографии.

— Немного устаревшие, но других у нас нет.

— Фотографии чего?

— Не чего, а кого. Инженера-химика, одного из наших, по имени Зубеир Уннас.

— Какое мне дело до этого типа?

Беньямина глотнул вина.

— Он перешел на сторону врага. — Он поднял руку, призывая полицейского к молчанию, и, прежде чем продолжить, отпил еще вина. — Ты просил меня найти информацию, выходящую за рамки обычной и касающуюся наших «лучших врагов», как ты выразился. Вот все, что я могу предложить тебе в настоящий момент.

Понсо долго разглядывал конверт, прежде чем распечатать его и посмотреть снимки.

— И что же такого интересного в твоем инженере?

— Лучше бы тебе порасспросить об этом своих дружков из внешней разведки. — Беньямина заметил искорку интереса в глазах собеседника и позволил себе удовлетворенную улыбку. — Они вот уже несколько недель повсюду ищут его.

— Выкладывай.

— Ходят слухи, что Уннас переквалифицировался в подрывника, которому нет равных, и ушел в подполье. Говорят также, будто у него есть основания обижаться на французские секретные службы, якобы виновные в его предательстве.

— Может, перестанешь ходить вокруг да около? — Полицейский заговорил, не глядя на алжирца.

Он опять изучал фотографии химика, сделанные, судя по надписям на обороте каждой из них, в девяносто шестом году. За это время человек должен был измениться. Его сфотографировали, когда он выходил из здания с белоснежным фасадом и усаживался в автомобиль. Перспектива предполагала использование телеобъектива. Снимки наружного наблюдения.