Время скорпионов - D.O.A.

Он придвинул к входной двери комод из ИКЕА — свою самую тяжелую мебель. Смехотворная преграда, она ненадолго сдержит решительный натиск, но даст ему время, чтобы отреагировать.

Феннек, не раздеваясь, растянулся на кровати. Для проверки вытащил из оружия магазин с большой обоймой и сразу же вставил на место. Потом зажатый двумя руками пистолет лег ему на сердце. И только после этого глаза агента закрылись.

07.12.2001

Френк Резник был в Загребе. Он сидел в кафе, фасад которого был выкрашен желтой краской. Несмотря на все его старания оставаться незаметным, высокое долговязое тело, усеянная веснушками белая кожа и огненно-рыжие волосы на несколько секунд привлекали любопытство других посетителей бара — приземистых, ширококостных и темноволосых мужчин. Таких же, как те, что сновали по базару Долача между прилавками со скудным ассортиментом товара, тесно поставленными под красными зонтиками, раскрытыми, чтобы защититься от дождя. Здесь все было серое, как в Англии — стране, где он родился и вырос. На родине, от которой он отрекся, чтобы после встречи с Богом найти себе приют в Пакистане.

Перед ним возник Анте Адеми, еще более приземистый, чем обычно, и, как всегда, сотрясаемый нервным тиком. Некоторое время хорват быстро переводил тревожный взгляд от зала кафе к запруженной жалкими огородниками площади, затем присел за столик.

Англичанин пристально посмотрел на своего приятеля — тот совершенно не изменился, — улыбнулся и вспомнил, что эта мысль посещает его при каждой их встрече.

— Чего? — Адеми обратился к нему на «кухонном» английском.[223]

Все такой же недоверчивый.

— Как видишь, я выжил.

Резник, бывший солдат ее величества, во время конфликта подвизался охранником военнопленных в Боснии и был прикомандирован к коридору с камерами, где сидел Анте и несколько других мусульман, его товарищей по оружию. Солдат и пленный понравились друг другу, сблизились и подружились еще до того, как Френк окончательно отважился на решительный шаг. Он обратился, как только освободился от воинских обязанностей.

В конце концов хорват тоже улыбнулся в ответ:

— Рад тебя видеть. Ты сделать хороший путешествие?

— Да, но это еще не все. Аль-хамдулилла,[224] скоро, если…

— Быть внимательно. — Адеми снова цепким взглядом обследовал окрестности и заговорщицки склонился к приятелю. — Двое друзей из нас скоро уехать.

— Как обычно?

— Как обычай. Это хорошо. Три месяца терпеть им слишком долго. Как они приехать из чертов Албания, да? Моя их не любить.

Резник понимающе кивнул, он бы тоже чувствовал себя неспокойно, если бы должен был хранить в своем подвале химическое оружие.

— Сказать твой контакт, что они есть во Франция на свадьба рядом с тридцать первое декабря. — Анте ткнул пальцем в лежащий между ними на столе мобильник англичанина. — Этот твой новый сотовый? — Не дожидаясь ответа, он схватил аппарат, стал нажимать на кнопки, дышать на экран, затем, перевернув, вскрыл его, вытащил батарейку, вставил ее обратно и включил телефон. Это занятие продолжалось несколько долгих минут. — Красивый. Твоя доволен, нет? — Затем: — Hijrah,[225] в обратном смысле.

Френк не ответил, но мысленно зафиксировал информацию, открывающую доступ к электронной микросхеме, которую собеседник только что незаметно вложил в телефон, пока вертел его в руках.

Прежде чем с равнодушным видом распрощаться и порознь, с минутным интервалом, покинуть кафе, они еще с четверть часа поговорили о менее важных вещах.

Сидя в машине, припаркованной на одной из примыкающих к площади улочек, двое туристов изучали разложенную на приборной доске карту автомобильных дорог. Мужчина за рулем бросил взгляд на фасад бара, откуда только что вышел Френк Резник.

— They’re gone.[226]

Женщина аккуратно сложила план и взяла небольшой рюкзачок, лежащий прямо перед ней у ветрового стекла. Приоткрыв его, она убедилась, что скрытый там фотоаппарат сработал хорошо:

— Everything is OK.[227]

Автомобиль агентов МI6[228] тронулся и покинул место стоянки. Они уже несколько месяцев следили за своим соотечественником. Их служба подозревала его в организации британской ветви обширной сети торговли оружием, перетекавшим из стран Востока к мусульманским фундаменталистам, которые испытывали не слишком сильную симпатию к Великобритании и ее европейским партнерам.

Один час — время, которое отвел себе Понсо на обдумывание того, что он расскажет своему начальству. Зайдя в знакомое кафе на улице Боэти, он в одиночестве допивал кофе, когда неожиданно прямо ему под нос сунули ксерокопию вырезки из газетной статьи. Мгновенно узнав статью, полицейский обернулся, чтобы взглянуть, кто надоедает ему во время завтрака. И обнаружил хмурое лицо Ружара.

— Хаммуд, Сесийон: это двое. Сколько еще?

— Сегодня пятница, и у меня перерыв.

— А мне плевать.

— Где вы это взяли? — Понсо заметил некоторое сомнение в глазах журналиста.

— По всей вероятности, Донжон не собирался унести все свои секреты в могилу. Он послал мне это в день своей смерти. Странно, правда? Как раз перед тем, как покончить с собой.

— Кто вам сказал, что это именно от него?

— Его консьержка. Она рассказала мне, что на следующий день после кончины Донжона нашла конверт с этим документом в привратницкой, среди почты, предназначенной для отправки. Я думаю, знай она тогда, что это оставил он, не прикоснулась бы к конверту. В жизни не видал таких суеверных людей. Уверен, что после разговора со мной она опрометью бросилась в церковь.

— Между нами говоря, один конверт ничего не доказывает. Как вам удалось так быстро найти адрес покойного сотрудника Стейнера?

— Это было нелегко, но я справился.

— Какое отношение имеет к вам смерть этих несчастных?

— Значит, вы знаете, о чем говорится в статье?

— Вы только что показали ее мне.

Мужчины оценивающе посмотрели друг на друга, затем Ружар снова бросился в атаку:

— Не просто какие-то там «несчастные». По странному стечению обстоятельств, они исламисты, задержанные контрразведкой незадолго до таинственного дорожно-транспортного происшествия. Будь я сыщиком, я бы сказал что-нибудь вроде: «Хреновое время для бородачей». Итак, повторяю вопрос: я насчитал уже четверых, сколько еще?

Придав лицу самое безмятежное выражение, Понсо молчал.

— Мои более подверженные паранойе собратья сочли бы, что ваша немота является знаком наличия некой тайной агентурной сети, призванной с помощью самых эффективных методов отвести от Франции террористическую угрозу.

Полицейский усмехнулся:

— Кто вам поверит, если вы напишете что-нибудь подобное? Я уже сказал вам: все, чем вы располагаете, есть досужий вымысел страдающего депрессиями и неудовлетворенного своей работой самоубийцы.

— Почему вы так уверены, что я не располагаю более серьезными сведениями?

Изумившись внезапной самоуверенности собеседника, Понсо выпрямился.

Удовлетворенный Ружар продолжал:

— Вашего приятеля Махлуфа я тоже нашел, у его сына. Сейчас поведаю вам одну историю, услышанную от него по телефону. Дарю ее вам. По его словам, прошлым летом Хаммуд встречался с одним сирийским дельцом. Тот тип специализируется на торговле с Ираком. Ирак, сами понимаете, это наш большой друг Садам и все такое. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь, кажется, именно вы сказали мне, что раньше работали со Стейнером над какой-то историей по вербовке иранских диссидентов в пользу иракских секретных служб? Значит, эта страна ему знакома, не так ли? — Журналист ликовал. Хотя офицер госбезопасности молчал, его выдавали глаза, подтверждавшие Ружару, что он на верном пути. — Мне также стало известно, что он неплохо провел время в Ливане. Мне представляется, тут слишком много совпадений. Ладно, мне пора бежать. Не злоупотребляйте кофе, это вредно для желудка…

10.12.2001

Выходные тянулись бесконечно. За два дня не произошло ничего интересного. Изнывая от скуки, Амель заставила себя выйти из дому. Сначала она собралась заглянуть в супермаркет, однако, подавленная абсурдностью этой затеи, в конце концов направилась в сторону Венсеннского леса.

Возле озера ей встретились две женщины: одна с коляской, приблизительно ее возраста, другая постарше. Они появились на повороте тропинки, освещенные бледным зимним солнцем, улыбающиеся, объединенные общим интересом, и в нескольких метрах от Амель остановились возле скамейки.

Та, что помоложе, взяла на руки хнычущего младенца и под доброжелательным взглядом своей матери или свекрови принялась его успокаивать, повторяя: «Алиса, Алиса…»

Алиса…

Амель…

Мели…

Убаюкивающий тон молодой женщины унес Амель в прошлое, к тому благословенному времени, когда одного лишь звука материнского голоса было довольно, чтобы в один миг прогнать ее детские страхи и невзгоды. Амель ощутила комок в горле, развернулась и торопливо пошла прочь. Не успела она сделать и пятидесяти шагов, как в руке у нее оказался мобильник. Она машинально набрала номер, по которому принуждала себя не звонить уже несколько месяцев. Ждать пришлось недолго, на третий гудок на том конце ответили.