Аплодисменты - Людмила Гурченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спасение у родителей. Ни слова, которое могло бы причинить боль. При маме папа держался. Но без нее бросался ко мне, обнимал меня: «Дочурочка, моя дорогенькая, як же ж так? А можа, ты главное недоговариваешь, а? Як же так? Мы ж з Лелюю после войны у праздники проводили массовку. И нам, бувало, деньжаты зразу дають. А того „безлюднага“ фонда мы з Лелюю годами ждали. Што ж теперь, за ето казнить во так во…»
Родители отправили меня в Сочи к папиному другу-баянисту, чтобы я отошла, сменила обстановку… Мои дорогие наивные родители!… Я сидела на пляже. Вдруг в спину мне попал камешек. Потом второй. Потом сдавленный хохоток. Я быстро собрала свои манатки и убежала. В одном популярном кинематографическом журнале поместили на меня карикатуру. Значит, на фельетоне и еще на нескольких статьях в других газетах по тому же поводу эта история не кончилась. На карикатуре я была изображена в виде краба с многочисленными щупальцами, которые со всех сторон сгребают деньги. Только вместо головы краба художник вмонтировал лицо героини из веселого фильма, где она добро и искренне желает людям всего хорошего. Ну как после этого должны ко мне относиться, если я сама себя возненавидела! Сломалась, сломалась совершенно. Надломился хребет. А без него никакие подпорки, никакие костыли не помогут. Говорят, такие травмы только время излечивает.
Сейчас растет стойкое поколение. Поколение интересное. Если ругают фильм, спектакль — значит, надо его обязательно посмотреть и иметь свою точку зрения. Если любимого кумира задевают в статейках — его популярность пуще прежнего возрастает. Все наоборот. Сейчас таких едких фельетонов нет, но статьи все по тому же поводу — о голубых конвертах — появляются. Читаю недавно такую статейку, и вижу в ней фамилию молодого актера, с которым у меня завтра съемка. Расстроилась, не могла долго заснуть: вспомнилось то горькое время. Я готовилась к утренней встрече с этим милым актером, подбирала слова, чтобы он не был одинок, в стороне. Думала, скажу ему, мол, держись. Сделай вывод для себя, и увидишь, все пройдет, все забудется. А он пришел — бодренький. На лице ни тени. Вот сила воли. «Привет, родные мои художники! А что с вами? Вы нездоровы или у вас неприятности?» — спросил он у меня.
А осенью того же 1958 года мне пришлось выступать с другими киноактерами в одном из московских клубов. Прошло всего полгода. А я уже переродилась. Моя кожа стала так прозрачна, что даже косые взгляды, незаметные уколы вызывали ощущение катастрофы. То, как долго шептались, каким же номером меня выпустить на сцену, уже не предвещало ничего хорошего. Какую же я теперь представляю собой фигуру? Естественно, не королеву. Но и не пешку… пока. Шепчутся. Тогда кто я? Скорей бы, скорей бы это произошло. Что-то окончательное. После всего это была первая встреча с публикой.
Теперь я смотрю на себя со стороны: на сцену, опустив голову, медленно выходит девушка с грустным лицом. Я боялась улыбнуться. Я просто боялась «тех» улыбок, «тех» песен, боялась себя «той». Романс из фильма «Девушка с гитарой». Я спела две строчки. В зале раздался робкий одинокий свист. Потом по залу пронесся гул — с самого заднего ряда до самого первого. И все смолкло. В зале была тишина гробовая. Я сказала: «Извините». И медленно пошла за кулисы. Я понимала, что теперь всю жизнь буду обливаться холодным потом, вспоминая тот краткий миг. Страшное помнится долго. Прошлое, как бы оно ни отдалялось, живет внутри.
На этом можно поставить точку. Собственно, это и есть печальный конец короткой истории. Истории, начавшейся так беззаботно и празднично, весело и эксцентрично. Можно было бы поставить точку, если бы не жизнь, которая продолжалась. Хотелось жить! Теперь меня поражает, какая же это была сила, сила, бьющая через край! Когда это разрывает тебя, ты не задумываешься, какие силы где-то там хотят растоптать твое желание радоваться жизни. И пусть между двумя волнами моей жизни лежит долгий, бесконечный отлив. Но именно эти годы долгого отлива заслуживают внимания. Именно в запутанных и извилистых уголках головного мозга, именно с того времени откладывались самые острые впечатления, переживания и сны — вперемежку с дурацкими историями, сплетнями и анекдотами. Все это пестрое богатство долго таилось и не верилось, что придет время и оно выберется на свет. Эти годы меня закалили. В них заключены начала, которым потом суждено вылиться на экране в ролях женщин, прошедших испытания жизнью.
Зато теперь я знаю, что, пройдя сквозь самое невозможное, можно перенести все. И, все перенеся, человек может быть даже счастлив! Главное — суметь не растерять остатков доброты, человечности и душевного тепла.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЫСШИЕ КУРСЫ
ОПЯТЬ ПРЕМЬЕРА
Завтра вечером, 26 декабря 1982 года, состоится премьера, которая в моей жизни станет не просто премьерой очередного художественного фильма, а событием совершенно особым, как бы повторяющим через двадцать шесть лет, именно в конце такого же декабря, то, о котором я рассказывала выше. А ведь ни на одной из последних картин мне и в голову не забредала подобная мысль — оглянуться в прошлое…
Начиная с февраля этого года, каждый день на съемке я встречалась с человеком, с которым все эти долгие годы нас незаметно связывала тонкая ниточка. Тогда, в молодом возрасте, нас обоих настигла шумная слава. И этот шлейф сенсационного прошлого связывал с нашими именами и восторги, ну и улыбочки, и, конечно, насмешечки. Ну-ка, а теперь как? Через четверть-то века?
Эльдар Рязанов. Постарел? Нет. Погрузнел? Ого! Что, стал крупным мастером, метром? Стал. Можно почить на лаврах и срывать цветы славы? Такую мучительную неудовлетворенность собой встречала редко.
По-прежнему жизнерадостен. Доброжелателен. Предан друзьям. Жизнелюбив. Ироничен к свой персоне. Депрессию переносит тяжело, но быстро ее побеждает. Счастлив, если вокруг атмосфера острого юмора. Таким я открыла его через двадцать шесть лет. На съемках картины «Вокзал для двоих».
Было ли у нас «на заре туманной юности» взаимопонимание? Нет. Не было. Наоборот. Было неприятие. Ему категорически не нравились мои штучки-дрючки. А мне категорически — его упрощенное, «несинкопированное» видение вещей. Я млела от чувственных джазовых гармоний. Ему нравились песенки под гитару: «Вагончик тронется, перрон останется». Антиподы? Хотя работали нормально, если не считать нескольких вспышек раздражения, которые я вызвала у режиссера своей манерностью. Работали без пылкой любви, что вполне нормально в отношениях режиссера и актера. Может, потому я никогда и не страдала, что не снималась у него. И думаю, это взаимно. Поработали и разошлись. А потом сами были удивлены, что «Карнавальная ночь» имела такой ошеломительный успех. В 1959 году в небольшой роли приняла участие в его фильме «По ту сторону радуги». В 1962 году вместе с Вячеславом Тихоновым «пробовались» в фильм «Гусарская баллада». Тихонов тогда только начинал свое прекрасное восхождение, а у меня было время… Но о нем речь впереди. Думаю, та проба была далеко не лучшая в моей жизни. В 1974 году вместе с Андреем Мироновым еще раз «пробовались» в фильм «Ирония судьбы». Но я как-то не почувствовала, что режиссер ищет новую лирическую интонацию. И на пробе «давила бодряка». Тоже обидно, что не снималась. Но…