Призма тишины - Роман Викторович Титов

подобно легкому облачку, а потому, несмотря на дикое желание целоваться, я уткнул глаза в пол и быстро оделся. Эйтн тоже привела себя в порядок: сменила наряд и даже подходящую по размеру обувь отыскала. И все это в полной тишине.

– Двигатели стихли, – сказал я просто затем, чтобы что-нибудь сказать.

Эйтн не ответила. Она собрала растрепавшиеся волосы в пучок, затем, осторожно коснувшись моей щеки, повернула лицом к себе.

– Сет, посмотри на меня.

Я даже не подумал упорствовать. На самом деле, после всего, что между нами произошло, я выполнил бы любой ее каприз. Хоть голову в реактор сунул бы.

Когда Эйтн поняла, что целиком и полностью владеет моим вниманием, то нежно улыбнулась.

– Это было потрясающе. – Ничего больше не добавив, поднялась на цыпочки и запечатлела на моих припухших губах еще один долгий поцелуй.

Я хотел, чтобы этот момент длился вечно, но всему рано или поздно приходит конец. Особенно, когда вы оба понимаете, что в буквальном смысле украли время у самих себя.

В глубине корабля что-то громко звякнуло.

Мы с Эйтн отскочили друг от друга с такой поспешностью, словно нас обоих током дернуло. Секунду помолчали, глядя друг на друга широко распахнутыми глазами, одновременно пришли к одинаковому выводу и синхронно бросились назад в кают-компанию.

– Это тот, о ком я думаю? – сказала она, стремительно шагая следом за мной.

– Возможно, его беспамятство не так глубоко, как мы думали.

В каюте моего бывшего наставника Райт, все еще спутанный по рукам и ногам отрывом тряпки, катался по полу из стороны в сторону и яростно бился головой о переборки. Глаза его были широко раскрыты, но ни намека на разум заметить в них не удалось. Из-за плотного кляпа во рту ассасин не издавал ни звука, но я не сомневался, будь у него такая возможность, он бы голосил во всю мощь.

Я попробовал позвать его по имени, но толку было ноль. Ассасин продолжал извиваться и корчиться, будто переживал нестерпимую боль.

Тогда я прикрикнул:

– Райти! Это Сет! Ты меня слышишь?!

Безумная возня на полу на миг прервалась, мычание из-под кляпа стихло, а два обезумивших пятака, которыми стали глаза ассасина, переместились на меня. Я решил, что это добрый знак и, переглянувшись с Эйтн, перевел дух. На самом деле, несмотря на все пережитые нами совместные приключения, во мне не нашлось такого количества любви к бывшему соученику, чтобы всерьез забеспокоиться о его судьбе. Как-никак в течение долгого времени мы были непримиримыми врагами, а такое за пару дней не забудешь. Увы.

– Значит слышишь. Уже хорошо. А понимаешь ли?

Безумие в глазах ассасина приугасло, но как оказалось лишь затем, чтобы вспыхнуть с новой, еще большей силой. Он снова сдавленно замычал и заерзал, как будто под кожу ему вгоняли невидимые иглы.

– Что это значит? – озадаченно спросила Эйтн.

Если бы я знал! Но возможностью выяснить, конечно же, не пренебрег. Вдохнув поглубже, чтобы унять все еще колотящееся сердце, я потянулся за Тенями.

Это было несложно. С учетом всего пережитого.

Тени, понукаемые моей волей, без труда соткали невидимый мосток между нашими сознаниями, и по этому шаткому мостку я соскользнул в гущу мыслей ассасина.

Морально я приготовился к тому хаосу, что должен был ждать меня за чужим ментальным порогом. Помнится, многие сравнивали гиперпространство с объятым бурей океаном, но если сходство и было, то увиденное в голове Райта перекрывало его с лихвой. Высокие волны безумных видений накатывали одна за другой. Тщетно разбиваясь о собственные рамки, они отбегали обратно и возвращались снова, но уже с удвоенной мощью. Мое психическое «Я» не сносило лишь потому, что оно не пыталось вмешаться и навязать хоть какое-то подобие порядка разразившемуся вокруг хаосу. Перед глазами то и дело мелькали обрывки видений (то ли воспоминания, то ли кошмары), но слишком расплывчатые, чтобы можно было уловить суть или значение. Впрочем, я и не пытался в них разбираться. Только отыскать остатки Райтовского эго и попытаться вернуть его в более-менее сознательную форму. При этом я ни на мгновение не забывал, что где-то здесь мог притаиться Паяц, которого Бавкида вполне могла и не добить.

Пришлось повозиться. «Океан» мыслей Райта не желал утихать, что серьезно осложняло задачу. На всякую мою попытку достучаться до сознания ассасина ответ получался один – из глубин призрачного водоворота выплывало нечто вроде ложноножки, сотканной из полупрозрачного вещества, похожего на дым, и ловко хлестало меня по, скажем, лицу и исчезало обратно. Удар получался весьма болезненным и мешал концентрироваться, а потому все приходилось начинать сызнова. И так несколько раз подряд.

– Не желает он меня пускать и все тут! – после очередной провалившейся попытки пожаловался я вслух. Райт к этому времени вроде как успокоился. По крайней мере, больше не ерзал и не мычал.

Эйтн, все это время остававшаяся рядом, лишь ободряюще похлопала меня по плечу:

– Все получится. Я уверена.

Вид ее тонких белых пальчиков, нежно сжимавших рукав моей куртки, невольно вернул меня в миг нашего единения в душевой кабинке…

Понадобилось как следует тряхнуть головой, чтобы обрести прежнюю сосредоточенность. А заодно напомнить, что подобных горячих моментов в будущем станет куда больше, если я все-таки сумею добиться поставленной цели.

Заново оседлав Тени, я еще раз вломился в чужое сознание, но теперь уже действовал с большей уверенностью и напором.

Ментальная буря не утихла ни на единицу, но при этом уже не столь яростно реагировала на мои попытки с нею взаимодействовать. Проплывавшие перед глазами мыслеобразы оставались такими же размытыми, но больше не пытались ускользнуть, будто пугливые рыбки. Я выбрал один наугад и напряжением собственной воли притянул к себе. Он тотчас же развернулся старинным свитком, открыв вниманию события давно минувших дней.

Или нет.

Я растерянно уставился на то, что предстало моим глазам. Сразу вспомнилось путешествие в разум графского слуги с его четкими и весьма последовательными воспоминаниями. Нынешнее же не имело с теми ничего общего (и не потому, что принадлежало совершенно другому разумнику). События, извлекаемые элийром из чужой памяти, как правило, предстают подробными картинами, детально прописанными очень умелым художником. А ты, будто придирчивый инспектор, прохаживаешься по месту действия, неспособный как-то влиять на события внутри видения, однако в состоянии приметить все до мельчайшей детальки. Только здесь все пошло по иному – никаких тебе мизансцен, никакой многомерности, лишь грубый набросок того, что лишь отдаленно считалось воспоминанием, да и то в