Светила - Элеанор Каттон

Многоречивое и довольно-таки путаное обращение Алистера Лодербека по поводу служебного проступка начальника тюрьмы Шепарда не было исключением из этого правила; дочитав его до конца, Левенталь тут же сел снимать с документа копию. Копию он отдаст в набор, оригинал отнесет в полицейское управление и предъявит надзирателю, ведь Шепард, конечно же, захочет себя обелить по ряду пунктов, а до конца рабочего дня еще далеко, так что его ответ, как реакцию на сообщение Лодербека, вполне можно будет включить в тот же понедельничный номер «Таймс».

Раскладывая письменные принадлежности, Левенталь удрученно хмурился. Он понимал, что информация о Шепардовой частной инвестиции могла просочиться только через кого-то из двенадцати участников собрания в «Короне», а значит, кто-то – как ни печально – нарушил обет молчания. Насколько было известно Левенталю, с Лодербеком знакомство водил только один человек – его друг Томас Балфур. С тяжелым сердцем издатель вытащил чистый лист бумаги, свинтил крышку чернильницы и окунул в нее перо. «Том, – думал он укоризненно. – Том». Вздохнув, он покачал головой.

Левенталь уже дошел до последнего абзаца Лодербекова письма, когда зазвонил колокольчик. Он тут же встал, отложил перо на пресс-папье и прошел через цех; черты его лица уже понемногу смягчались в приветственной улыбке, но улыбка эта слегка заледенела на губах, когда издатель увидел, кто именно стоит в дверном проеме.

На вошедшем было длинное серое пальто с отделанными бархатом лацканами и отогнутыми бархатными манжетами; глянцевая, похожая на котиковый мех ткань плотного переплетения маслянисто поблескивала при каждом движении. Шейный платок завязывался под самым горлом, отвороты жилета с шалевым воротником загибались кверху, благодаря чему плечи казались шире, а шея – массивнее. В чертах лица ощущалось нечто тяжелое, как если бы их вырубили из камня – основательного, шероховатого, что шлифовке не поддается и вес имеет немалый. Рот был широкий, нос приплюснутый; выпяченные брови сходились под прямым углом. На левой щеке, от внешнего уголка глаза вниз, к челюсти, змеился тонкий серебристый шрам.

Замешательство Левенталя длилось не более секунды. В следующий же миг он поспешил навстречу вошедшему, вытирая ладони о фартук и широко улыбаясь; обтерев пальцы дочиста, он протянул гостю обе руки и воскликнул:

– Мистер Уэллс! Как приятно видеть вас снова! Добро пожаловать в Хокитику!

Фрэнсис Карвер сощурился, но на крючок не попался.

– Хочу объявление разместить, – сказал он.

Границ личного пространства хозяина посетитель переступать не стал: остался стоять у двери, держа дистанцию футов в восемь.

– Конечно-конечно, – отозвался Левенталь. – И должен признаться, я немало польщен и обрадован тем, что вы сочли возможным обратиться к услугам моей газеты вторично. Мне было бы очень жаль утратить клиента из-за собственной оплошности.

И снова Карвер промолчал. Шляпы он не снял и, похоже, делать этого не собирался.

Издатель, нимало не смущаясь демонстративной наглостью гостя, просиял улыбкой:

– Но не будем вспоминать былые дни, мистер Уэллс, поговорим о дне сегодняшнем! Скажите, прошу вас, что я могу для вас сделать?

По лицу Карвера наконец-то скользнула тень раздражения.

– Карвер, – поправил он. – Меня зовут не Уэллс.

Добившись своего, Левенталь сложил на груди руки. Большой и указательный палец его правой кисти были густо измазаны чернилами; теперь, при сцепленных в замок ладонях, это создавало любопытный эффект «полосатости», как если бы две руки принадлежали двум разным существам: одному – черному, другому – желтовато-коричневому.

– По-видимому, меня память подводит, – промолвил он, – но мне кажется, я вас отлично помню. Вы заходили где-то с год назад, разве нет? При вас было свидетельство о рождении. Вы дали объявление о потерявшемся транспортном ящике и даже какое-то вознаграждение за него предложили. С вашим именем еще некоторое недоразумение возникло. Я неправильно его напечатал – опустил ваше второе имя, и вы вернулись на следующее утро и указали мне на ошибку. Сдается мне, в вашем свидетельстве о рождении значилось «Кросби Фрэнсис Уэллс». Но может быть, я вас с кем-то путаю?

И снова Карвер не произнес ни слова.

– Мне всегда говорили, что память у меня на редкость цепкая, – добавил Левенталь, выждав минуту.

Издатель, конечно, играл с огнем, позволяя себе откровенную дерзость… но вдруг Карвер купится на подначку? Выражение лица Левенталя оставалось учтиво-безмятежным. Он ждал ответа.

Левенталь знал, что Карвер остановился в гостинице «Резиденция», откуда и отдавал распоряжения по вытягиванию остова злополучного «Доброго пути» на берег. Эти работы, безусловно, велись бы тихой сапой и со множеством ограничений, если бы Карверу надо было любой ценой скрыть находящийся на затонувшем корабле труп. Но по всем отзывам, в том числе и от грузоперевозчика Томаса Балфура, Карвер вел дело с максимальной прозрачностью. Он предоставил начальнику порта полную инвентарную опись груза, он пообщался с представителями всех хокитикских транспортных компаний и оплатил все счета и сам несколько раз плавал на лодке к разбитому судну в сопровождении корабельных плотников, старьевщиков, торгующих спасенным с корабля имуществом, и тому подобных людей.

– Меня звать не Уэллс, – наконец произнес Карвер. – Я для другого человека объявление давал. Сейчас это уже не важно.

– Прошу прощения, – любезно откликнулся Левенталь. – То есть это мистер Кросби Уэллс потерял транспортный ящик, а вы помогали ему в поисках.

Повисла пауза.

– Да.

– Ну что ж, от души надеюсь, что все закончилось хорошо! Полагаю, контейнер был ему в конце концов возвращен?

Карвер досадливо тряхнул головой.

– Это не важно, – буркнул он. – Я ж сказал.

– С моей стороны непростительно было бы не выразить вам свои соболезнования, мистер Карвер, – промолвил Левенталь.

Карвер буравил его взглядом.

– Известие о смерти мистера Уэллса глубоко меня опечалило, – продолжал Левенталь. – Я не имел удовольствия знать его лично, но по всем отзывам он был человеком весьма достойным. Ох… я надеюсь, не я первый сообщаю вам печальную новость… о том, что знакомый ваш ушел из жизни.

– Нет, – коротко отозвался Карвер.

– Вы меня успокоили. А как так вышло, что вы друг друга знали?

Тень раздражения вновь омрачила лицо гостя.

– Мы старые друзья.

– По Данидину, надо думать? Или с еще более давних пор?

С ответом Карвер не спешил, так что Левенталь продолжал:

– Что ж, вам, верно, отрадно было узнать, что умер он хорошей смертью.

Губы Карвера дернулись.

– Что такое, по-вашему, хорошая смерть? – спустя мгновение взорвался он.

– Умереть во сне… в собственном доме?.. Смею предположить, это – лучшее, на что любой из нас может надеяться. – Левенталь понял, что продвинулся на шаг-другой. И добавил: – Хотя жалко, конечно, что в последние минуты с ним рядом не было супруги.

Карвер пожал плечами. Какое бы тайное пламя ни вызвало недавний выплеск эмоций, угасло оно так же внезапно, как и вспыхнуло.

– В чужие семейные дела нос совать нечего, – проговорил он.

– Абсолютно с вами согласен, – улыбнулся Левенталь. – А вы с миссис Уэллс знакомы?

Карвер пробурчал что-то невнятное.

– Я имел удовольствие с ней встречаться, но лишь мельком, – продолжал Левенталь, нимало не обескураженный. – Кстати, собираюсь нынче вечером в «Удачу путника» – как скептик, понятное дело, но – широких взглядов! Могу ли я рассчитывать вас там встретить?

– Нет, – отрезал Карвер. – Не можете.

– По-видимому, вы еще более скептически настроены по отношению к спиритическим сеансам, чем даже я!

– У меня вообще нет никакого мнения насчет сеансов, – буркнул Карвер. – Я там либо буду, либо нет.

– Так или иначе, полагаю, миссис Уэллс очень порадовалась вашему возвращению в Хокитику, – предположил Левенталь, чьи риторические маневры постепенно утрачивали убедительность. – Да, я уверен, она была просто счастлива узнать, что вы снова здесь!

Карвер уже не скрывал своего недовольства.

– Почему это? – спросил он.

– Почему? – откликнулся Левенталь. – Да из-за всей этой неразберихи с его наследством, разумеется! Потому что судебное производство приостановилось именно что из-за Уэллсова свидетельства о рождении! Оно как сквозь землю провалилось!

Голос Левенталя прозвучал несколько громче, чем входило в его планы, и издатель на миг забеспокоился, а не переусердствовал ли он. То, что он сказал, вполне соответствовало истине, более того – было известно всем и каждому: ходатайству миссис Уэллс об аннулировании сделки по продаже Уэллсова имущества мировой суд еще не внял, поскольку не сохранилось никаких документов, подтверждающих личность покойного. Лидия Уэллс прибыла в Хокитику несколькими днями спустя после того, как останки ее покойного мужа предали земле, и потому тела не опознавала; похоже, за исключением эксгумации трупа (здесь мировой судья просил вдову покорно извинить его), не было способа доказать, что отшельник, умерший в долине Арахуры, и мистер Кросби Уэллс, чья подпись стояла на брачном свидетельстве миссис Уэллс, – это один и тот же человек. Учитывая значительные размеры наследства, мировой судья счел разумным отложить судебное разбирательство до тех пор, пока не удастся прийти к более определенному заключению, – за это решение миссис Уэллс прелюбезно его поблагодарила. И заверила, что женское терпение ее воистину несокрушимо и что она готова ждать столько, сколько нужно, пока невыплаченную задолженность перед нею (так она воспринимала наследство) наконец-то погасят.