Дежавю - Татьяна Шмидко

Пока я любовалась видами, ко мне пришел старый, высушенный всеми ветрами капитан Тибо Мартенс и буркнул в густые усы:

– Не стоит тут стоять. Ветер поднимается, точно шторм будет. Вы бы, сеньора, спустились в каюту да переждали качку!

– Я не боюсь качки, не волнуйтесь! – ответила я быстро и снова отвернулась от него. Уж очень не хотелось сидеть в каюте всю дорогу. – Как только ветер усилится, я уйду. Но пока что постою здесь, хорошо? – спросила я с надеждой.

Капитан сдвинул густые седые брови и сказал:

– Если я сказал в каюту – значит в каюту. Это вам не танцульки, а опасное морское путешествие по зимнему морю. На этом судне я и папа, и мама, и король. Поняли? Так что марш в каюту, и носа не высовывать, пока я не разрешу!

Меня его тон оскорбил, но пришлось подчиниться – его власть на корабле была всеобъемлющей, а мне плыть на этой посудине еще четыре недели. Не хотелось портить с ним отношения.

– Хорошо, – сказала я и пошла в просторную надстройку на нефе – свою каюту. Я прошла мимо выбленки – веревочной лестницы, и завистливо посмотрела на проворного юного матроса, который свободно взбирался вверх, к верхушке мачты.

Другие матросы ворочали тяжелые бочки с пресной водой, прочно связывая их между собой. Трюм корабля был до отказа забит лучшим испанским вином, шелками и восточными специями, которые были дороже золота. Груз был таким ценным, что нас сопровождали два десятка рыцарей, которые жили на противоположной стороне нефа. Они были главной проблемой для меня, потому что на корабле я была единственной женщиной. Но капитан взял меня под личную охрану не бесплатно, конечно. Он выполнял роль моей «дуэньи» и должен был получить приличное вознаграждение, если я сойду на берег Антверпена целой и невредимой. Думаю, именно поэтому он так ревностно загонял меня в каюту. Значит, меня ждет заточение на время всей поездки.

Я зашла в помещение, стены которого были закрыты яркими гобеленами, которые хорошо защищали от морских сквозняков. В каюте пахло морской солью и свежими дубовыми досками, а потолок был закопчен лампами на китовом жире. Обстановка комнаты была простой – кровать с балдахином, письменный стол, белый столик для умывания и большая каменная чаша, которая могла служить камином при умелом использовании. Окно было всего одно и сейчас в нем неистово прыгал горизонт – начался шторм. Я закрыла дверь изнутри на тяжелый засов и улеглась на кровать, прибитую к полу гвоздями. Постоянная качка развлекала меня – вместо того, чтобы пытаться удержать в желудке завтрак, я представляла, что я катаюсь на санках по снежной горе – вверх – вниз, вверх – вниз. Это так успокаивало меня, словно колыбельная, что я вскоре заснула и увидела интересный сон.

Я снова гналась по узкой улице незнакомого города за Праймом, но в этот раз могла бежать за ним. Как только я догнала его, то оказалась около моего разрушенного дома в Калелье. Вокруг не было ни души. Мы вместе смотрели на сгоревший остов дома, но совершенно по-разному: я с сожалением, а Прайм с нескрываемым ужасом. Мне захотелось обнять его и утешить, сказать, что все будет хорошо, что он зря волнуется, ведь я жива! Поэтому попыталась положить руку Прайму на его длинные пальцы, которые сжимали медальон с моим портретом, но он не видел и не слышал меня.

Я в ужасе попыталась дотронуться до него, но видела только темное отчаяние, которое светилось в его глазах, раня меня, словно нож. Схватила его за плечи и попыталась обнять, но снова бесполезно – он не чувствовал моих объятий и не видел меня, не слышал моих слов, словно я была призраком. Он поднял глаза, и я увидела всю глубину его отчаяния, отчего бессильно заплакала. Вдруг в его глазах вспыхнула какая-то мысль и проблеснула надежда. Прайм резко повернулся по ветру и побежал, словно молния, в сторону Калельи. Я пыталась остановить его, но мои пальцы словили только воздух, и я громко крикнула ему вслед: «Прайм, остановись! Стой!»

Я проснулась от того, что в дверь громко стучали. За окном уже было темно и я не сразу поняла, где нахожусь.

Мысли медленно кружились в голове, возвращая меня на борт «Изабеллы». Как ни крути, а сон был вещим – однажды Прайм вернется к моему окну и увидит сгоревший остов дома. Что он подумает? А что он почувствует – даже страшно представить. Мое сердце сжалось от воспоминания. Как же жаль, что мама не оставила мне ничего – только незначительные долги, которые из-за чумы уже некому было отдавать. Мне бы тогда не пришлось уезжать в Антверпен, к дяде. Я бы осталась в Калелье и дождалась Прайма. Но этого не случилось, и мне, как козе на веревочке, приходится прибиться к ближайшему мужчине и покорно ждать решения своей участи.

Отец Андрео даже обещал попробовать продать землю с виноградником, что было маловероятно – он не приносил прибыли, да и лучших участков земли было предостаточно. Так что будет чудо, если кто-то на нее покусится и у меня появится небольшое состояние, которое поможет мне прожить какое-то время.

В дверь снова грубо постучали.

– Госпожа де Ламбрини! Госпожа де Ламбрини! Немедленно откройте дверь! – кричал капитан. – Эта чертова девка заперлась на твой засов, Мартин! Вот какого было делать его таким прочным? Мне что, теперь пушкой дверь выбивать? – кипятился капитан.

– Ну, так вы сами приказали, капитан! – ответил спокойно неизвестный мне Мартин. – Я же взял, как положено – мореный дуб и провозился с ним, как дурак, почти неделю. Сами же говорили – невинная барышня ехать будет, а эти черти уже перепились! Еще немного и начнут бузить! Как будто вы сами не знаете! – ответил Мартин.

– Да знаю, знаю! От этих рыцарей, разрази их гром, одни убытки и никакого толку! Только жрут, спят и пьют, как стадо верблюдов! – сказал капитан, стукнув кулаком по стенке моей каюты.

Я встала и, вытерев глаза рукавом, отперла засов и приоткрыла двери, увидев перед собой капитана, высокого и тощего мичмана Мартина, как я поняла, и еще кучку мужчин всех мастей и размеров – падкие до скандалов моряки пришли посмотреть на представление.

Капитан с облегчением увидел, что со мной все в порядке, и шумно выдохнул.

– Слушаю вас, – сказала я как можно более спокойным тоном.

– Ну, вы это… простите меня, барышня! Но вы кричали, и я подумал непонятно что, ну, сами понимаете… – сказал он и кивнул головой в сторону каюты рыцарей, откуда неслась разухабистая песенка.

– Спасибо за беспокойство, капитан, но вы, право, зря так волнуетесь. Я смогу постоять за себя, если что. Мне просто приснился дурной сон и все. Я в порядке, правда.

Капитан кивнул головой и сказал.