Том 6. Война и мир - Лев Толстой

235

Когда будет нужно, вас позовут.

236

— Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?

— Да, и вино.

237

Француз или русский князь инкогнито.

238

Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.

239

Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября.*

240

Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?

241

Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб-офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?

242

Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.

243

чудесно, превосходно!

244

— Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7-го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, ато был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей-богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.

245

Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны,

246

— Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?

247

— Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…

248

Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что-то есть, эта…

249

— Я был в Париже, я провел там целые годы.

250

Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы — люди образованные — должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…

251

Император… Что император?..

252

— Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений — вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.

253

Нет, он сделает свой въезд завтра.

254

Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но сланный малый, несмотря на это. Но немец.

255

Кстати, вы, стало быть, знаете по-немецки?

256

Как по-немецки убежище?

257

Убежище? Убежище — по-немецки — Unterkunft.

258

Как вы говорите?

259

Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?

260

Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!

261

Что же это, мы грустны?

262

Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что-нибудь против меня? Может быть, касательно положения?

263

Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что-нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце.

264

А, в таком случае пью за нашу дружбу!

265

Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.

266

«Моя бедная мать».

267

Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее — это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.

268

О! женщины, женщины!

269

любовь извозчиков, другая — любовь дурней.

270

воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.

271

парижанку сердцем.

272

Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!

273

Вишь ты!

274

Платоническая любовь, облака…

275

Тут не проходят.

276

Этому что еще надо.

277

Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?

278

Этот что еще толкует? Убирайся к черту.

279

— Ребенок? Я слышал, что-то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…

280

Сюда, сюда!

281

Погодите, я сейчас сойду…

282

Эй, вы, живее, припекать начинает.

283

Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди.

284

Оставьте эту женщину!

285

Ну, ну! Не дури!

286

Поручик, у него кинжал.

287

А, оружие!

288

Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь.

289

Говоришь ли по-французски?

290

Позовите переводчика.

291

Он не похож на простолюдина.

292

О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?

293

Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня.

294

A! A! Ну, марш!

295

Чего ей нужно?

296

Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!

Комментарии

1

Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра… — См. коммент. к с. 316, Т. 5 наст. изд.

Экономическая блокада Великобритании рядом европейских государств была предпринята по решению наполеоновской Франции для защиты французской экономики от торговой конкуренции и подрыва военного потенциала Великобритании. Россия обязана была примкнуть к континентальной блокаде по условиям Тильзитского мира в 1807 г. Однако соглашение об экономическом бойкоте часто нарушалось как со стороны России, так и деловыми кругами Франции.

Толстой иронизирует над теми историками, которые не называли, по его мнению, главных причин нового военного столкновения России и Франции (см.: А. И. Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны в 1812 году, ч. I. СПб., 1839, с. 35).