Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— На тисрока мне начхать! — заявил король Лун, переходя с королевской манеры изъясняться на ту, что принята повсеместно. — Его сила — в многочисленности войска, а рать столь могучая никогда не пересечет пустыню. Другое дело, что мне не хватит духа хладнокровно лишить человека жизни, пускай он хоть трижды негодяй и изменник! Я бы с радостью вспорол ему брюхо в битве, но битва, к несчастью, уже завершилась…

— Испытайте его снова, ваше величество, — посоветовала Люси. — Пообещайте отпустить его, если он поклянется впредь не нарушать договоров.

— Скорее снег летом выпадет, чем этот мерзавец сдержит слово! — воскликнул Эдмунд, — Впрочем… Если он вновь придет к нам с мечом, у нас появится отличная возможность лишить его головы на плечах в честном бою.

— Так тому и быть, — король Лун повернулся к слуге. — Привести пленника!

Вскоре перед ними предстал Рабадаш, закованный в кандалы. При первом же взгляде на него возникала уверенность, что он провел ночь в грязной, зловонной камере, без хлеба и воды. На самом деле его держали в просторном, светлом помещении и принесли ввечеру отличный ужин. Однако, снедаемый стыдом и яростью, он отказался даже притронуться к пище и ночь напролет колотил в дверь, бранился и угрожал своим тюремщикам самыми страшными карами. Потому-то он сейчас так и выглядел.

— Вашему королевскому высочеству нет нужды объяснять, — начал король Лун, — что, по установлениям небес и по всем законам всех держав, больших и малых, мы с полным на то правом можем приговорить вас к смертной казни. Тем не менее, учитывая ваш возраст и недостаток воспитания — ибо тому, кто вырос среди тиранов и рабов, не ведомы ни благородство, ни простая порядочность, — учитывая все это, мы склонны помиловать вас и позволить вам уйти, если вы поклянетесь, во-первых…

— Да как ты смеешь, пес смердящий?! — вскричал Рабадаш. — Не хватало мне поучений от варваров! Тьфу! Я плюю на тебя и на всех вас! Конечно, куда как легко грозить тому, кто закован в кандалы! Храбрецы нашлись! Снимите с меня ваши железки, дайте мне меч — и посмотрим еще, кто кого!

Мужчины повскакивали и схватились за клинки.

— Отец, можно я его вздую? — умоляюще воскликнул Корин.

— Ваши величества! Благородные рыцари! — воззвал король Лун, — Успокойтесь, умоляю вас! Неужто уподобимся мы этому необузданному юнцу, который сам не ведает что творит? Корин, сядь, не то я выгоню тебя из-за стола! А вы, ваше высочество, соблаговолите выслушать наши условия!

— Наследнику калорменского престола не к лицу подчиняться грязным варварам, даже будь они и вправду колдуны, — высокомерно отозвался Рабадаш, — Да никто из вас и пальцем меня не тронет! За каждое оскорбление, нанесенное мне, заплатите вы морями нарнианской и арченландской крови! Ужасна месть тисрока, грозящая вам уже сейчас, но убейте меня — и мир содрогнется от гнева отца моего, и останется от вашей Нарнии одно воспоминание! Берегитесь! Берегитесь! Молния Таша летит с небес!

— А вдруг она снова за крюк зацепится? — невинно осведомился Корин.

— Постыдись, Корин! — одернул сына король Лун. — Запомни: не пристало человеку благородному потешаться над тем, кто не может ответить.

— Бедный глупый Рабадаш, — прошептала Люси.

Внезапно все поднялись, как по команде, и замерли, почтительно склонив головы. Кор подивился этому, но тоже встал, а в следующий миг понял — почему. Среди них появился Эс-лан, и никто не видел и не слышал, как он пришел. Рабадаш разинув рот уставился на громадного льва, что неторопливо прохаживался перед ним.

— Слушай меня, принц Рабадаш, — молвил Эслан. — Судьба твоя близка, но ты еще можешь ее избегнуть. Отринь свою гордыню, ибо нечем тебе гордиться, обуздай свой гнев, ибо никто нр причинил тебе зла, и прими смиренно и с благодарностью свободу, что дарует тебе король Лун.

В ответ Рабадаш закатил глаза, оскалил зубы в издевательской усмешке и принялся шевелить ушами (всякий может этому научиться, коли захочет). В Калормене эта гримаса действовала безотказно — храбрейшие из воинов бледнели и пятились, все прочие падали ниц, а некоторые даже валились в обморок. Но одно дело — пугать тех, кто знает, что по мановению твоей руки их могут сварить заживо, и совсем другое — пытаться застращать людей свободных. Иными словами, никого гримаса принца не напугала — разве что привела в недоумение; а добросердечная королева Люси решила, что Рабадашу стало плохо.

— Демон! Демон! — завопил Рабадаш. — Изыди! Я не боюсь тебя, исчадие преисподней! Я презираю тебя! Изыди, говорю тебе я, потомок Таша неумолимого и необоримого! Да поразит тебя Таш своим перуном! Да падет на тебя дождь из скорпионов и тарантулов! Да превратятся в пыль горы вашей Нарнии! Да…

— Остерегайся, Рабадаш, — тихо проговорил Эслан. — Твоя судьба подходит все ближе. Она уже у дверей и тянется к засову.

— Да обрушатся небеса! — продолжал буйствовать принц, — Да разверзнется земля под вашими ногами! Да сгинет Нарния в огне, да затопят ее реки крови! И не успокоюсь я, пока не притащат за волосы в мой дворец это собачье отродье, эту гнусную варварку, эту…

— Час пробил, — произнес Эслан. К великому изумлению Рабадаша, все, кто смотрел на него, вдруг согнулись от хохота.

В тот самый миг, когда Эслан изрек: «Час пробил», уши Рабадаша — а принц по-прежнему шевелил ими, все еще не понимая, что никого он тут не напугает, — начали меняться. Они росли, вытягивались, обрастали на глазах серой шерстью. И пока все гадали, у кого другого они могли видеть такие уши, лицо Рабадаша тоже стало меняться. Оно удлинилось, словно слегка распухло, глаза выкатились, а нос, наоборот, как бы запал (или лицо целиком превратилось в большой нос, можно сказать и так, и покрылось шерстью). Руки принца коснулись земли, пальцы обратились в копыта. Теперь Рабадаш стоял не на двух ногах, а сразу на четырех; одежда его исчезла, сменившись густой шерстью. Хохот не смолкал, правители и вельможи ничего не могли с собой поделать: разгневанный, сыплющий проклятиями Рабадаш обернулся самым обыкновенным ослом!

Превращение завершилось, но он на какое-то мгновение сохранил способность к членораздельной, внятной речи и еще успел воскликнуть, осознав, что же такое с ним происходит:

— О, только не это! Только не в осла! В коня… пожалуйста… Иа! О! Иа! Иа!

Человеческие слова утонули в ослином реве.

— Слушай меня, принц Рабадаш, — повторил Эслан. — Ты получил по заслугам, но чем справедливее воздаяние, тем оно милосерднее. Ты останешься ослом не навечно.

Разумеется, при этих словах осел навострил уши — и вышло у него это столь забавно, что люди вновь, как ни старались удержаться, разразились хохотом.